Ворон, каркни на счастье

Глава 7 Я — воровка

— Спасибо, я очень признательна… — начала было я, но Синдерелла вдруг схватила меня за руку, побледнев.

— Тише… ты слы…

— Какого дьявола⁈ — вдруг донёсся до нас мужской рёв.

Золушка бросилась из кабинета обратно. Я за ней. Мы на цыпочках подбежали к дверям, ведущим на парадную лестницу. Хозяйка дворца чуть приоткрыла их, я поднырнула под её руку. В щёлке между створками увидела… стражу. Бременскую королевскую стражу, легко узнаваемую по васильковым перевязям через плечо, придуманным хитроумной Белоснежкой. За спинами мужчин алел камзол Рамиза и, кажется, синело платье Катарины.

— Руки прочь от моей жены!

— Господин граф, — я невольно вздрогнула при звуках этого тихого голоса, — будьте любезны, держите себя в руках, и никто не пострадает. Нам не нужна графиня Катарина. Нам нужна девушка-бродяжка, которая появилась в вашем обществе этой ночью. Где она?

Герцог Ариндвальдский. Франсуа де Перильон, маркиз де Кюстин. Муж прекрасной Люсиль. Раз именно ему подчиняется королевская стража, то… Вот, значит, за какие заслуги король Гильом пожаловал проныре-маркизу титул, земли и замок принца Фаэрта. Впрочем, Франсуа был достаточно опытным дознавателем: в своё время он был правой рукой печально известного младшего сына короля Андриана. И вроде даже его наставником…

— Нищенка? — изумился граф.

— Рамиз, — а вот этот усталый голос уже принадлежал Офету, которого я не видела, — будь добр, не препятствуй следствию. Именем короля.

— С каких пор королевская стража охотится за нищими? — поддержала удивление супруга прекрасная Катарина.

— Девица обвиняется в измене. Кстати, она вам что-либо говорила про… про что-либо?

— Может, и говорила, — холодно ответил герцогу Рамиз. — Кто ж её слушал?

— Не говорила, — отрезала Катарина. — Девица была изрядно голодна и поглощала еду со скоростью бездонного мешка. А потом собралась и покинула дворец. Вы опоздали. Думаю, на полчаса, а то и на час.

— Вот как?

Герцог поднялся на площадку, и мы с Золушкой подались назад, хотя за спинами гвардейцев и в тёмной узкой щёлке нас было бы увидеть крайне трудно.

— А вот дворецкий показывает, что девица не выходила из дворца.

— Да? — холодно переспросила Катарина и зевнула. — Признаюсь: я её не провожала. Может, голодранка и до сих пор здесь. Как-то, знаете ли, не по моему положению следить за оборванцами.

— Положим. А за хозяйкой дворца вы так же не наблюдаете?

Синдерелла на ощупь нашла мою руку, стиснула и увлекла за собой. Мы на цыпочках прокрались к чёрной лестнице, всё ещё слыша медовый голосочек Катарины и её слова про то, что в этом доме вообще не принято следить друг за другом, и что каждый имеет право уединиться где хочет и с кем хочет. Ответ герцога мы уже не услышали.

Остановившись на площадке у окна перед последним пролётом, Золушка сунула мне в руку что-то маленькое и холодное.

— Ключ от конюшни. Бери любую лошадь и беги. Скачи, то есть. Учти, я заявлю о краже и… и… Прости, но я не выдержу пыток и умирать за тебя не планирую. Если в конюшне конюх, то его зовут Жан, ты скажешь, что по моему приказу, в доказательство предъявишь ключ. А я отрекусь от этих слов. Не теряй времени: его у тебя мало.

Я судорожно обняла её, шепнула «спасибо» и бросилась бежать.

Вылетала во внутренний двор, где уже светлело, промчалась насквозь через небольшой садик, с фонтаном посредине, который сейчас был закрыт деревянной коробкой, и бросилась к каменным конюшням, легко узнаваемым по высоким аркам дверей и по фризу с конями под самой крышей. Вдруг что-то впилось в мои руки, и меня отшвырнуло назад. Затылок пронзила резкая боль, и серо-синее небо полыхнуло жёлтым.

— Не так быстро, зайцик.

О нет!

Надо мной склонилось ухмыляющееся сероглазое лицо с лиловыми фингалами под глазами.

— Будешь вставать или понравилось валяца?

— Валяться. Через «ться», — поправила я Эйдэна. — Пожалуй, полежу. Вид отсюда красивый. А вы только по титулу ворон или оборотень? Может, вы умеете летать? Я бы полетала.

— Как знать, — хмыкнул он и неожиданно лёг рядом.

Мы помолчали. Первой не выдержала я.

— И какие кары меня ждут?

— За побег?

— И за него тоже.

А ещё за разбитый нос и прокушенную икру.

— Я пока не придумал, — честно признался ворон.

— Вам, кстати, идёт. Серый очень красиво с фиолетовым сочетается.

Эйдэн рассмеялся и сел.

— Вставай давай. Замёрзнешь.

Он поднялся и подал мне руку. Я крепко стиснула его ладонь и встала. Голова всё ещё кружилась из-за удара. Ворон снял с моих плеч петлю аркана.

— Вы очень чисто разговариваете на родопсийском, — заметила я ему. — Но путаете «ц» с «ч», почему?

— В моём родном языке нет звука «цэ». Кардраш! Как вы это произносите?

— Просто: «че».

Он попытался:

— Ты цто-то успела сказать этим людям о том, поцему сбежала?

— Я их не знаю.

— А твоя подруга Ноэми говорит, цто знаешь.

Чёртова Ноэми!

— Синдерелла — сестра моей подруги, но если уж старшая сестра, с которой мы дружили, меня предала, то зачем мне открываться младшей?

Позади раздались крики и звон металла. Стража. Ворон перевёл взгляд с моего лица на приближающихся служителей короля и принялся сматывать верёвку.

— У тебя минута, цтобы решить, цто делать. Будешь ли ты взывать к страже, пытаца облицить нас и требовать освобождения. Или вернёшься к прежней роли.

— А если второе?

— То не попадёшь в пытоцную. Обещаю.

Заманчиво.

— Госпожа Элиза фон Бувэ, именем короля вы арестованы.

Я закрыла глаза, пытаясь перебороть приступ отчаяния. Офет. Он видел меня разумной и… наверняка рассказал об этом герцогу Ариндвальскому. А, значит, маменька уже знает и… Имеет ли смысл строить из себя безумицу?

— Стража, взять девицу под арест…

— Мэ, — я обернулась и растянула губы в дебильной улыбке, чуть высунув язык и выпучив глаза в восторге.

— Не пытайтесь сделать вид…

К нам шло человек пятнадцать: десять стражников, Офет, герцог Ариндвальский и Синдерелла с гостями. А, шестнадцать.

— … на этот раз, вы не сможете нас обмануть, — холодно завершил Франсуа.

— Мэ.

— Элиза, вы — дочь моего друга, в ваших интересах перестать изображать из себя умалишённую. Господин Офет всё рассказал нам…

— Рассказал что? — удивилась Синдерелла. — Видимо, ваш свидетель настолько желал несчастной дурочке смерти, что сам уверовал в её разумность. Но моё свидетельство и моих гостей — против его. Мы и пустили-то дурёшку только ради её безумия. И, признаться, я удивлена увидеть в этой несчастной давнюю подругу моей сестры.

Я замычала и подошла к Золушке, а та ласково и с состраданием погладила меня по голове.

— Разберёмся, — сквозь зубы процедил герцог.

— Полно, Ваша светлость. Жизни короля и в самом деле угрожает человек, лишённый разума? Это самое забавное, что я слышала за последнее время!

И Синдерелла звонко рассмеялась. А потом мило взяла Франсуа под руку.

— Господин граф, госпожа графиня, вы также подтверждаете…

— А разве это не очевидно? — хмыкнула Катарина. — Я не знаю, что у вас там за игры, господа, я верна моему королю и послушна его приказам, и если безумие ныне — государственное преступление, то на всё воля Его величества. Кто я такая, чтобы об этом судить?

Лицо Офета пошло пятнами.

— Вы обвиняете меня во лжи? — процедил он.

— Как можно? — Катарина пожала плечами. — Я не слышала ваших слов, поэтому не могу обвинять.

— Мэ-э, — я подошла к мрачному Офету и схватила его за клинышек бороды. Потянула на себя. Тот ударил меня по руке.

Больно!

— Как вы можете! — возмутилась Катарина.

— Она не знает, что она творит, — вздохнула Синдерела, обнимая меня со спины. — Боже, боже… такой был светлый ум!

Я тихонько сунула в её руку ключ и разревелась, пуская слюни и вытирая сопли.

— Офет! — рявкнул Рамиз. — Не подобает дворянину поднимать руку на женщину. Тем более, умалишённую женщину.

— Да она такая же умалишённая, как ты!

— Ну, знаешь ли…

Граф стянул с руки перчатку и бросил её товарищу в лицо.

— За что? — растерялся муж Ноэми.

— Ты назвал меня безумцем!

— Я не…

— Ты струсил, Офет?

Тут все принялись галдеть и разбираться кто и кого оскорбил. Катарина и Синдерелла принялись напирать на Офета. Герцог Ариндвальский сморщился:

— Взять её. Разберёмся в темнице, что там с разумом у госпожи Элизы.

— Боюсь, Ваша светлость, — неожиданно вмешался ворон и подошёл к нам, — мы слишком торопимся. Времени на темницу у моих братьев нет. Разбирайтесь как-нибудь без нас.

Он положил руки на мои плечи и мягко забрал меня из объятий Золушки. Ишь ты! Учёл моё замечание и специально подобрал слова без «чэ».

— Мэ-э, — похвалила я.

Мной овладело какое-то странное оцепенение безразличия. Я проиграла. Я так отчаянно боролась, бежала, снова и снова, и вот… Если бы я не помедлила, если бы не задумалась о предложении остаться и… Хотелось плакать, но я только глупо таращилась на всех собравшихся и улыбалась.

— Что ж, полагаю, инцидент исчерпан, — согласился герцог Ариндвальский, и тусклые глаза его блеснули.

— А разве вы не… — начал было Офет и замолчал.

Потому что эпоха принца Дезирэ, который мог вломиться в дом графини и произвести обыск, закончилась с исчезновением принца. А Франсуа — не сын короля. Для ареста графини, или её супруга, или сестры брата монарха ему нужен приказ. С печатями. С подписью короля Гильома. Потому что за подобное самоуправство новый монарх точно не погладит его по головке. Ведь одно дело арестовать простую дворянку, как я, и совсем другое — кровного аристократа.

Катарина бросила мне вслед жалостливый взгляд. Это стало последним, что я увидела во дворце Синдереллы.

Мы вышли через служебные ворота, где нас ждали пять кочевников на скакунах. Два ворона, три вельможи в беретах со страусовыми перьями. На миг мне захотелось громко-громко завопить: «Помогите! Убивают», но я стиснула зубы.

Во-первых, раннее утро: город спит. И никто не придёт ко мне на помощь. Во-вторых…

— Ты умеешь ездить верхом? — поинтересовался Эйдэн.

— Умею, — усталым шёпотом ответила я.

— А я надеялся, цто мы её потеряли, — мрачно приветствовал меня Кариолан.

Жених бросил на меня лишь взгляд мельком и сразу отвернулся. Третий ворон бросил ему что-то насмешливое на свистяще-цокающем языке, похожем на удары плетью. И все пятеро иноземцем вдруг сорвались и, пригнувшись к шеям коней, помчались прочь из города. Я подошла к графитно-серому жеребцу и положила руку на луку седла, поставила ногу в стремя, попыталась запрыгнуть. Эйдэн хмыкнул, подошёл и помог, приподняв меня за ягодицы. При этом мои юбки задрались по колено. Затем ворон запрыгнул позади, на круп.

— Тебе луцце сесть боком, — посоветовал он и положил руки мне на талию.

Я подтянула правую ногу, откинувшись мужчине на грудь. Уф, как неудобно-то! И всё же мне удалось пересесть по-женски, при этом лука пришлась мне между ног. Эйдэн отпустил меня и, взяв в руки узду, ударил в бока коня шенкелями.

— Где твой пёс? — спросил он.

— Продала за чечевичную похлёбку, — буркнула я и уткнулась в его грудь.

Это было очень неудобно — шершавая парча царапала лицо, металл, вшитый в куртку, леденил кожу. Во всём этом была лишь одна радость: Гарм оказался вне опасности. Его новая хозяйка наверняка не будет жестока с моим пёсиком. И всё же из глаз вырвались слёзы. Я зажмурилась. Фу, фу, Элис! Не будь эгоисткой! Было бы ужасно, если бы Гарм…

И тут позади раздался отчаянный лай. Я выглянула из-за плеча ворона.

Но… а…

Эйдэн придержал коня, ухмыльнулся и натянул узду. Серое облачко подлетело к нам, перестав лаять, запрыгнуло на сапог ворона, тот перехватил беглеца за шиворот и перекинул мне на колени. Я прижала малыша к себе.

— Ну здравствуй, цецевица.

— Гарм, — прошептала, и мой нос тотчас облизали. — Но ты же… фу, не… фу, Гарм!

Но мне пришлось сдаться под яростной атакой собачьей радости. Вопреки собственным мыслям я была совершенно счастлива. И даже осознание, что я стала воровкой (десять золотых ведь по-прежнему утяжеляли мой карман) не мешали мне всхлипывать от счастья.

— Что ты наделал, Гарм! — прошептала я, зарываясь в мокрую шерсть и вдыхая аромат псины. — Что же ты наделал, мой герой! Ты мог бы остаться в тепле и роскоши, быть сытым и…

Но не договорила. Уж кто-кто, а Гарм точно не заслужил упрёков.

Мы мчались и мчались, и дома очень быстро исчезли в прошлом, а вокруг были только снег, и камень, и деревья, и снова — снег. На выезде из города к нам присоединилось ещё порядка троих человек с шестью навьюченными конями и одной телегой. Мне не было холодно: ноги грели бока лошади, живот — Гарм, а ещё Эйдэн закутал меня в свой чёрный плащ, удивительно тёплый, словно настоящее крыло птицы. И очень скоро я задремала на плече варвара.

Проснулась, когда мы остановились на берегу речушки, злобно плещущейся в валунах ледяными волнами. Ворон спрыгнул с коня, и я едва не завалилась набок, словно куль. Но мужчина обнял мои бёдра и спустил меня вниз. Я пошатнулась, вцепилась руками в его куртку.

— Тёмный брат мой, — крикнул насмешливо Кариолан, привязывавший гнедую лошадь к корявой ободранной ёлке, скрючившейся над рекой, точно древняя старуха, — может, на невесте женишься ты?

И процедил что-то сквозь зубы на своём языке.

«А было бы неплохо», — внезапно подумала я.

Если выбирать между Кариоланом и Эйдэном, то… Третий ворон как-то посимпатичнее будет. Ну, по крайней мере, у него есть чувство юмора, и, если разобраться, варвар не причинил мне вреда… Мой спутник что-то короткое бросил в ответ и, покосившись на меня, внезапно перевёл:

— Поцему бы и нет? Я с удовольствием посижу на твоих костях, брат.

В каком смысле?

Они принялись ставить шатры, разжигать огонь. Я молча присела на поваленное дерево. Гарм спал, дёргая задней лапкой во сне.

Я буду жить в степи. Бескрайней, как… Там нет гор. Как это, когда нет гор? Наверное, там огромное небо… Я попыталась представить и не смогла. И там нет домов, а только шатры. А как они моются? А в туалет куда ходят? А готовят как? Не на печах, вот прям всё — на костре? Голова кружилась.

Впрочем, может, я не долго буду жить, может надоем мужу и тот меня пришибёт чем-нибудь тяжёленьким, а скажет, что сама? Или и объяснять ему ничего не надо будет?

— Тырдыщ цэй, — вдруг отчётливо выговорил Эйдэн, направляясь ко мне.

— Мэ, — привычно ответила я.

Не то, чтобы вот прям выразительно. Он усмехнулся.

— Добро пожаловать, госпожа.

Ворон взял меня за руку и провёл в уже поставленный шатёр. Я обернулась к нему:

— Что вы имели в виду, когда обещали посидеть на костях моего жениха?

— Каган приказал своему слуге жениться, — поколебавшись, ответил тот. — Слуга не послушался. Слугу схватили, исполосовали кнутами и бросили на землю. Сверху положили…

Эйдэн запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, а потом уверенно продолжил:

— Деревянный щит, на него поставили столы. Каган смотрит на состязание бойцов и наслаждается стонами ослушника.

Я сглотнула.

— А потом?

— Цто потом?

— Ослушника милуют?

Ворон хрипло рассмеялся:

— О да. Милуют. Его раздавленную плоть отдают псам, и это в каком-то смысле — милость.

Меня затошнило. Я зажмурилась и ткнулась лбом в его плечо.

— А если бы я сбежала? Кариолан ведь не был бы виноват, да?

Эйдэн погладил меня по голове, наклонился к моему уху и шепнул зловеще:

— Если бы ты сбежала, пышецка, Кариолан бы не мог на тебе женица, а если бы он на тебе не женился, то как бы исполнил волю кагана? А если не исполнил волю кагана, то виноват.

— Но это же глупо!

Я отстранилась и посмотрела в его насмешливые светлые глаза.

— Если он не мог исполнить волю, то в чём его вина⁈

— Цэ-цэ-цэ, сиропцик, не крицы. Дорога у нас долгая, всё расскажу.

Он отвернулся, откинул полог и вышел. А я опустилась на попону, расстеленную у ската, и обхватила колени руками. Может, предложить Кариолану бежать? Нет, в самом деле? Не хочу чтобы по моей вине… ладно, не вине, но из-за меня так ужасно пострадал пусть и не знакомый, пусть и несимпатичный мне, но живой человек.

А, кстати, где Гарм?

— Ква, — раздалось из моего кармана.