Ворон, каркни на счастье

Глава 13 Поцелуй истинной любви

Что значит: «то же, что с дочерью Эйдэна?». Что значит «умирают одна за другой»? Я стиснула руки и замерла, пытаясь понять.

«У меня есть доц. Я называю её цэрдэш, плакса»…

Есть. Она же есть? Он же говорил не «была», а «есть»?

— Так вот поцему! — вскричал Кариолан. — Эйдэн мне мстит. Он хоцет, чтобы мои сыновья были такими же безумными, как моя жена. Мой отец сказал: Эйдэн — трус. Эйдэн повернул войско вспять, а должен был сражатьца до конца. Отец сказал, каган услышал и казнил женщин Третьего ворона. Мой отец. Теперь, когда он погиб, я остался за него и…

Что-то грохнуло, стена вздрогнула.

— Зэрдэш, — прохрипел голос, в котором я с трудом узнала голос обычно спокойного или насмешливого Эйдэна. — Не смей, мальцик.

— Йд, перестань, — велел Тэрлак.

«Казнил женщин Третьего ворона»? Женщин? Я попятилась.

— Отпусти его, Йд. А ты Кр замолци. Нас семь братьев, и это цисло хранит степь. Не говори того, за цто потом брат должен убить брата.

— Не оцень-то хранит, — проворчал Кариолан.

— Иди к жене. Если женщина тебя боится, не ложись с ней. Побудь. Поиграй, как с ребёнком. Будь с ней ласков, Кр.

— Ноц, — возразил Эйдэн, разом успокоившийся. — Она спит. Завтра.

— Времени мало, Йд.

— Времени — вецность. Тьма придёт и будет Вечное ницто. Ты младший из сыновей своего отца, Кариолан, потому скажу тебе: семь хранит не степь. Семеро не могут противостоять тьме. Только дева из пророцества. Семь хранят её, она спасает мир. Без неё все погибнут. А без семи погибнет она. Если нас станет шестеро или пятеро, магия не подействует. Поэтому завтра иди к жене и сделай так, цтобы твой род не перестал быть.

— Дурацкое пророцество, — проворчал Кариолан. — Бабьи выдумки…

Я попятилась и вдруг увидела красные глаза в темноте, которые смотрели на меня, не мигая, откуда-то от пола. Чуть не завизжав от радости, зажала рот рукой, а потом подхватила Гарма и чмокнула в мокрый нос. И поторопилась спуститься на первый этаж и выйти из дома.

Если я сбегу, каган жестоко разделается с воронами и их семьями. И Кариолан просто… ну просто мальчик, испуганный и растерянный. Не такой уж мерзкий и страшный, каким мне казался.

Но если я не сбегу, если Арман не разбудит Спящую Красавицу, то Ничто сожрёт весь мир.

Я ведь правильно всё поняла?

А если я сбегу, маркиз поцелует принцессу из пророчества, она остановит тьму, то мы просто задержимся, и у меня будет уважительная причина, и я потом смогу всё объяснить…

Вот только: зачем Эйдэн мне лгал? Почему он говорил о дочери, как о живой, если её убили по приказу кагана?

Я присела, вытащила лягуха из-под крыльца, засунула в карман.

А если ничего не получится, и во́роны меня схватят? Интересно, зимой они тоже закапывают в землю по шею? Или везут на юг, где потеплее и земля не смёрзлась в лёд, и закапывают уже там?

— Эй, ты чего мёрзнешь?

Я оглянулась: от конюшен ко мне шёл принц Марион. Его меховой плащ в лунном свете искрился, глаза блестели, и было видно, что бывший принц улыбается.

— Ваше вы…

— Рион. Просто Рион. Никого из «ваших вы» тут нет.

За ним прыгала Герда и ловила пастью редкие снежинки.

— Вы что-нибудь слышали…

— Ты. Если можно. Я ведь просто трактирщик, Элис, ты забыла?

Он подошёл и привалился спиной к стене, запрокинул голову, уставился на небо.

— Ты что-нибудь слышал о великом ничто?

— Апокалипсис, Рагнарёк, мы все умрём? Что-то слышал.

— Эйдэн, третий ворон, говорит, что оно началось на востоке.

Марион обернулся ко мне.

— Да? Неприятненько.

— А про деву из пророчества слышал?

— Магия и пророчества не по моей части, — хмыкнул бывший принц. — Это к Чертополоху.

— Мы должны её расколдовать, — убеждённо заявила я. — Ты знаешь в какой стороне находится Старый город? Слышал же про Спящую Красавицу?

Тот кивнул. Гарм лизнул меня в щёку.

— О ней много всяких слухов ходит, — медленно и неохотно проговорил Марион. — Кто говорит, что принцесса спит сто лет, кто — что не минуло и тридцати, с тех пор, как она погрузилась в сон. Кто-то называет её Авророй, кто-то — Шиповничком. Рассказывают, что её заколдовала злая ведьма, но есть и те, кто утверждает, будто — злой колдун. А я скажу, что тридцать лет назад Монфория была под властью кочевых племён, и откуда бы там взялась принцесса?

Мы помолчали. Я чувствовала, как меня знобит. То ли снова возвращается жар, то ли от переживаний.

— Отец считал, что её должен разбудить ты…

Марион хмыкнул, тряхнул головой.

— У меня уже есть моя спящая красавица. Мы назвали её Ниной. Странное имя, но красиво. Возвращайся в комнату, тебе…

— Нет, — я повернулась к нему. — Дрэз…

— Аня.

— Аня говорила, что у вас есть лошадь и… Мне надо прямо сейчас, когда все спят, ехать в Старый город. Если я поеду утром, они меня точно догонят. Я не очень хорошо умею управляться с лошадью, а вороны — всадники.

Принц весело хмыкнул:

— Не догонят. Сейчас позову Аню…

Мы спорили яростно, но недолго, и всё же Дрез уступила. Гарм волновался, прыгал вокруг, хватал зубами мой подол и тащил к конюшне. Пёсик явно был склонен к побегу. Дризелла предложила, что бы Марион поехал со мной, но я отказалась: у меня был Арман. Вдвоём ехать на лошади и так не очень удобно, честно скажу, а уж втроём… Принц был согласен со мной: боялся оставить жену наедине с рассерженными гостями. И Дрэз пришлось нам уступить. Пока Дрэз бегала, собирала мне еду и одежду, Марион сходил за конём. Это был статный вороной красавец, с широкими ноздрями на изящной голове, с маленькими ушками, тонкими ногами, крутой шеей и пышными гривой и хвостом. Он всхрапнул и чуть попятился при виде прыгающего от нетерпения Гарма. Жеребец уже был осёдлан. Дрэз прикрутила к седлу торбу, Марион помог мне забраться, а затем стал пристёгивать меня ремешками.

— Зачем? — удивилась я. — Не настолько я плохо…

Но тут…

Из боков коня выросли огромные чёрные крылья, конь взмахнул ими и чуть заржал. Дрэз подала мне Гарма, возбуждённого до крайности и рычащего.

— Откуда у вас крылатый конь?

— Подарок дядюшки, — рассмеялся Марион. — Не бойся, он довольно послушен. Зато никто тебя не догонит и следов не найдёт. Когда он перестанет быть тебе необходим, просто отпусти — Арабель найдёт дорогу домой.

И конь поскакал.

— Ты видишь его крылья? — крикнула Дрэз, но её слова унесло порывом ветра.

Гарм заскулил, перебирая лапками. Я вытащила и кармана Лягуха, спрятала его в ладонях, согревая. Конь скачет по воздуху. Лягушка превращается в мужчину. В замке спит Спящая красавица, а с востока идёт Великое Ничто. Я сплю? Пёсик оглянулся на меня и жалобно тяфкнул.

— Что с тобой, Гарм? — тихо прошептала я. — Тебя обижали?

Туча сошла с месяца, и я на несколько секунд увидела сверкающий металл залитых лунным светом шпилей впереди. А потом передо мною оказалась голая мужская спина. Я чуть вскрикнула. Арман оглянулся:

— Не могли бы вы… если вас не затруднит, пересесть на круп?

Чувствуя, как обмираю от страха — внизу пробегала бездна — я кое-как выполнила его просьбу, маркиз пересел в седло, я схватилась за его грудь, прижалась щекой к горячей спине, стараясь не думать о том, что на нём совсем ничего нет. А потом сообразила, что зима ведь, и набросила на плечи мужчины края своего тёплого плаща.

Из-за широкой спины мне не было видно, как приближается за́мок, а потому когда копыта коня цокнули о камень, я вздрогнула и вцепилась в Армана крепче.

— Элис, отпустите меня, пожалуйста, — прошептал он. — Я слезу и подам вам руку.

Я разжала пальцы. Маркиз спрыгнул, подал мне руку. Я коснулась его пальцев и отдёрнула кисть. Отвернулась, чувствуя в щеках жар.

— Там в сумке есть мужская одежда…

— Извините, — пробормотал он.

Я упорно разглядывала стену, пока он одевался.

Арабель приземлился прямо на широкий каменный балкон, огибающий парадный зал, судя по высоким окнам. Камень был затянут плетями пожухлого шиповника. Гарм спрыгнул с седла и громко залаял. Конь попятился.

— Я готов, прошу вашу руку, — предложение Армана прозвучало очень вовремя.

Он помог мне спуститься. Я пошатнулась: видимо, сказались пережитые потрясения. Маркиз обнял меня за плечи, придерживая.

— Скоро рассветёт, — прошептал он.

Я оглянулась на восток, но там было темно.

— Откуда вы знаете?

— Лягушки всегда чувствуют такие вещи.

— Но вы же не…

Меня перебил Гарм, схватил за подол и, рыча, потянул прямо в окно. А затем отпустил, перемахнул подоконник и громко залаял уже изнутри. Мы с маркизом прошли через дверь, разглядывая высокий, просторный зал, очень тёмный: серебряные потоки лунного света вычерчивали его трапециями.

Гарм уверенно бросился в какой-то коридор, и мы с Арманом последовал за ним, не зная, куда идти. Надо признаться, в костюме Мариона маркиз выглядел очень симпатично. Светловолосым вообще идёт тёмная одежда. Он шёл рядом такой большой и сильный, что я невольно взяла его за руку — мне было жутко. В замке стояла какая-то тягучая, густая тишина, она глотала эхо наших шагов, словно голодная жаба мотыльков. Маркиз сжал мою руку.

— Когда я была маленькой, — заговорила я, чтобы хоть что-то сказать, разбить это зловещее молчание, — я всегда хотела оказаться в сказке. Играла и в Золушку, и в Белоснежку, и Красную Шапочку. И вот я попала.

— И как вам?

Он повернул ко мне лицо и улыбнулся. Это была хорошая, тёплая улыбка.

— Честно? Не очень. Во всех этих историях хорошо, когда ты — главный герой. А если ты помощник главного героя, то легко можешь погибнуть.

— И как вы думаете, вы главный герой этой сказки?

Ну надо же! Даже в темноте видно, что его глаза улыбаются!

— Я? Нет, главный герой — вы. Как думаете, Спящую Красавицу охраняет какой-нибудь дракон? Потому что если охраняет, так ведь надо было оружие взять…

Из какого-то тёмного проёма выскочил Гарм и залаял. Видимо, пёсик чуял живого человека. Мы свернули туда и оказались на тёмной узкой лестнице. На подоконниках рос всё тот же шиповник, безжалостно пустивший корни в сгнившее дерево. Гарм помчался впереди.

— Я уже был в этом замке, — задумчиво заметил Арман. — Но никогда — здесь. Странно думать, что это было тридцать лет назад. Мои земли давно отдали другим людям. Меня это не страшит — я ведь сын простого мельника. Уж на жизнь себе как-нибудь да заработаю. Но… так дико думать, что все, кого я знал, либо старики, либо умерли…

Бедняга! Я сжала его сочувственно пальцы.

Гарм ждал нас наверху. Он переступал лапками от нетерпения и поскуливал.

— Ваш пёс…

— Наверное, ему надоело ехать в седле. И наверняка он чувствует в этом склепе живого человека.

Мы вошли на чердак. Гарм бросился к двери какой-то комнаты и заскрёбся в неё передними лапами. Я протянула ладонь к дверной ручке, но Арман отстранил меня и решительно распахнул дверь.

Это была восьмигранная комната с мозаичным полом. Мозаика изображала заснеженный луг, усыпанный лазурными цветами. Комнату озарял золотисто-розовый свет, льющийся из хрустального купола. Рассвет. На высоком ложе в платье, точно сотканном из звёздного света среди маленький голубых цветочков лежала прекрасная девушка, очень юная. Её светлые волосы ниспадали по ступенькам и окружали ложе серебристым сиянием.

Я остановилась у двери, потрясённая. Честно признаться, я была готова к тому, что замок окажется пустым. Арман тоже замер.

Так вот она — спасительница мира, предречённая, та, что победит Великое ничто! Я прислонилась к стене, переводя дыхание. Гарм запрыгнул на постель и сел в ногах спящей. Ну всё, мы практически сделали то, что должны были сделать. Мы достигли цели, и всё получилось и…

— Ну чего же вы! Целуйте скорее вашу Шиповничек.

Арман обернулся. Он был бледен. Я впервые увидела, что глаза у него голубые-голубые.

— Это не она, — прошептал маркиз, пятясь.

— Как это не она? Спит? Спит. Красавица? Красавица. Давайте, быстрее! Вы в любую минуту можете превратиться в лягушку, и тогда всё пропало!

Я подошла, взяла его за руку и потянула к постели.

— Но я её помню! Это другая девушка!

— Она же заколдована. Всё. Не спорьте. Целуйте и спасайте мир!

Арман растерялся, наклонился и поцеловал нежные губы. Я облегчённо выдохнула. Почему мужчины вечно тупят в самый неподходящий момент?

Но Спящая красавица не просыпалась.

— Давайте ещё раз попробуем, — предложила я с энтузиазмом, но в груди шевельнулся нехороший червячок.

Маркиз снова послушался меня, наклонился, погладил девушку по щеке, прошептал:

— Шиповничек, вставай.

И снова коснулся губ.

Никакой реакции. Что мы делаем не так⁈

— Вы вообще умеете женщин целовать? — сердито спросила я. — Давайте ещё раз!

— Элис, это глупо. Очевидно же, что это не помогает. Я не тот, кто ей суждён и…

— Вы просто сдались! — закричала я сердито. — Просто сдались! Как все мужики! Вы все такие павлины напыщенные, а как только от вас нужна помощь — вас и нет. Целуйте!

— Не буду, — заупрямился он.

Я стиснула кулаки.

— Ну и ладно. Ну и пускай. Подумаешь, я всем рискнула, подумаешь, меня закопают по шею в землю, когда найдут! Не это страшно. Не то. А то, что всё это было бесполезно!

— Вы кричите, — заметил он.

— Вовсе нет! Я спокойна. Я…

Арман вдруг обнял меня, погладил ласково, как ребёнка.

— Давайте мы просто уедем? В Эрталию. Вас никогда не найдут и…

— Тогда казнят их, — расплакалась я. — Если они меня не найдут, их убьют.

Я уткнулась в его плечо и заплакала. Всё пропало. Всё не так, всё… Гарм вдруг спрыгнул на пол, подошёл ко мне, схватил зубами за штанину и потащил к Спящей красавице. Я попыталась выдернуть, но Гарм зарычал. А потом выпустил, встал на задние лапки, упершись передними в мою ногу и заскулил.

— Ты серьёзно? — спросила я. — Ты думаешь, что я… Но я же не принц? И уж про истинную-то любовь…

Но он так вилял хвостиком, что я сдалась. В конце концов, почему бы не попытаться?

Я подошла, всмотрелась в лицо с тонкими изящными чертами. Девушка едва заметно, очень медленно дышала. Села рядом. Погладила её по щеке. Она была очень прохладной.

— Аврора, Шиповничек, я не знаю, как тебя зовут. Пожалуйста, проснись. Я ничего не смыслю в древних пророчествах. Или не древних. Но мир рушится, и нам нужна твоя помощь. Никто кроме тебя не может преодолеть великое ничто. Проснись, пожалуйста.

Наклонилась и поцеловала её в лоб.

Никакой реакции.

Нет, а с другой стороны, на что я рассчитывала? Как там сказал Эйдэн? Человек, добрый сердцем? Разве это я? Разве я добрая сердцем? Сбежала же, не пожалев воронов. Разве добрые так поступают.

Гарм снова заскулил.

— Прости, — шепнула я ему и растрепала шёрстку, — я не смогла. Наверное, её время ещё не пришло. А, может, нет вот этого самого доброго сердца или истинной любви.

И встала:

— Арман, скачем обратно. Вы спустите меня на землю, не доезжая до трактира. Я попробую сделать вид, что никуда не убегала — авось поверят. Могла же я пойти по грибы-ягоды и заблудиться?

— Зима.

— Ну и что? — я пожала плечами. — Они считают меня сумасшедшей. Главное, чтобы никто не догадался, что мы вместе, иначе вас убьют.

— А если не поверят в то, что вы заблудились?

Я пожала плечами. Боже, как же я устала! Закрыла глаза.

— Значит, не поверят. У нас всё равно нет выхода. Идёмте. Гарм, ко мне!

Но вместо того, чтобы послушаться, пёсик пополз к спящей девушке, поскуливая. Забрался ей на грудь, облизал лицо: глаза, нос, губы, подбородок, а потом задрал морду и завыл. Я почувствовала, что сердце моё разрывается от жалости. Ну надо же, какой Гарм нежный! Впервые видит девушку, а уже так жалеет. Или это меня? Может ли Гарм понимать, что меня ждёт?

Но солнечные лучи становились всё увереннее и увереннее, нам нужно было спешить. Наверняка Эйдэн уже обнаружил моё отсутствие. Чем раньше я вернусь, тем убедительнее будет выглядеть мысль, что я просто гуляла. И надо ещё сделать вид, что ко мне вернулся разум. Надо поговорить с Кариоланом. В конце концов, он не так уж и плох: не изнасиловал же меня этой ночью.

Я подошла, подхватила пёсика на руки.

— Идём, — велела решительно.

— Может, ещё попытаться? — неуверенно предложил Арман.

— Не имеет смысла. Если она не проснулась с первого раза, то и не проснётся.

И решительно направилась к дверям. Главное — не оглядываться. Не скулить, не просить, не надеяться на невозможное…

— Кто вы такие? Я вас не знаю, — прозвучал позади тонкий испуганный голосок.