Ворон, каркни на счастье

Глава 24 Будь со мной

Кариолан молча сидел у костра, помешивал угли и думал о чём-то невесёлом. По щекам его ходили желваки. В котле кипело варево. Я молча села рядом, потянуло носом.

— Рагу? Ягнятина? Шафрану бы. И майоран.

— Конина, — буркнул Кар.

— Всё равно шафран бы подошёл. И розмарин. Да и майоран, в сущности…

Он оглянулся на меня.

— Чего ты хочешь?

Я обняла колени, положила на них щёку и посмотрела на мужа.

— Если о великом, то хочу, чтобы кто-то спас этот мир. Спящая дева или ещё кто-то. Чтобы никто ни с кем не воевал, и все были счастливы. А если в частности, то поесть. И добавить в похлёбку хотя бы розмарин, так будет вкуснее. Честно.

— Зачем ты пришла ко мне? — конкретизировал он.

— А к кому мне ещё идти? — удивилась я. — Ты мой муж. Я знаю, ты не очень-то того хотел, но тут ничего не поделаешь. Придётся меня любить и жалеть тебе.

Кариолан нахмурился, пытаясь понять мои слова и почувствовать: есть ли там скрытая издёвка. Издёвки не было, а насмешка — признаюсь — присутствовала, но осталась не замеченной.

— Любить и жалеть? — подозрительно переспросил муж.

— Ага. Нет, ты можешь ещё меня бить или унижать, некоторые мужья так поступают. Или игнорировать. Некоторые вообще заводят себе любовниц.

— Любовниц?

Он совершенно озадачился и растерянно захлопал глазами.

— Ну это такие женщины, которые берут на себя обязанности жены в постели, но…

Кариолан внезапно залился краской и отвернулся.

— У меня не будет любовниц, — проворчал сердито.

— Ну вот и хорошо, — похвалила я его, поднялась, заглянула в котёл и помешала длинной ложкой. — У меня тоже не будет любовников. Придётся тебе справляться самому.

Мясо, конечно, было порезано слишком крупно. Да ещё и куски очень разные по размеру. Молчание позади заставило меня снова обернуться. Кариолан смотрел на меня изумлёнными глазами, явно потерявшись.

— Любовников? — переспросил совершенно непонимающе.

— Ага. Это такие мужчины, которые…

— Я понял.

— В рагу мясо ты резал?

— Да. А причём тут…

— Позови меня в следующий раз. Я твоя жена или кто? Испокон века готовка — это занятие жён. Не знаешь, где у вас тут могут быть специи?

Ворон вскочил, подошёл и взял меня за плечи. Заглянул в лицо:

— Элис, подожди. Я не понимаю тебя.

— Специи это такие…

— Элис! — он нахмурился. — Ты сказала, цто у тебя не будет любовников…

— А надо чтоб были? — я невинно заморгала и изобразила растерянность и сожаление.

Какой же он смешной всё-таки! Это радовало. Многие боятся показаться смешными, а я, например, смешных людей люблю намного больше, чем серьёзных. Кариолан был слишком серьёзен, и это пугало. Все самые отвратительные вещи совершаются с очень деловым лицом.

— Нет.

— Ну тогда тебе придётся выполнять все обязанности мужа самому.

— Какие? — переспросил он внезапно охрипшим голосом. Простудился что ли?

— Например, когда я расстроена, меня надо обнять и пожалеть. Можешь прямо сейчас начинать. Ещё можно погладить по голове. Это очень приятно. Я люблю, когда мои волосы гладят.

И он действительно неловко обнял меня и прижал к себе, немного расплющив мой нос. Грубовато погладил по волосам. Неуклюже, словно был медведем, а не вороном. Ну ладно, для начала вполне неплохо. Я тоже обняла его за пояс, прижалась щекой, чтобы спасти нос. Закрыла глаза.

— Пожалуйста, — прошептала, чувствуя, как засвербело в носу, — никогда не злись на меня. А если разозлился, просто поговори. Объясни. Не замыкайся, не убегай. Ты больше не один, с тобой я. И я не желаю тебе зла. Я — твоя жена и всегда на твоей стороне. Будь и ты на моей и со мной. Не бросай меня вот так.

Он уткнулся носом мне в макушку и молчал. А потом неожиданно шепнул:

— Хорошо.

От сердца разлилось тепло, а по щекам побежали слёзы. Да, нас поженили почти насильно, и мы были очень чужими друг другу людьми. Я даже язык их не знала! Ни языка, ни веры, ни традиций, но… было бы желание, да? Обоих.

Я вытерла слёзы и отстранилась, улыбаясь:

— Ты научишь меня своему языку?

— Ты плацешь? — испугался он. — Поцему?

— Я вообще плакса. Смешливая плакса. Я плачу потому, что я была одна, а теперь нас двое. Это слёзы радости, Риол. Я рада, что мы вдвоём.

Не хочу называть его ни Кр, ни Кар. Хочу, чтобы у него было только «моё» имя. Такое, каким его никто раньше не звал.

— Слёзы радости?

— Ну, я женщина. У нас такое бывает. Не у всех, есть очень строгие и мужественные женщины. А у меня вот так. Я плачу от горя и от радости тоже — плачу.

Он помолчал, обдумывая, потом кивнул, приняв ответ.

— Цэрдэш. Это означает плакса. Цэ это вода. Цэр — озеро. Дэш — утонуть. Дыш — утонувший человек, мокрое тело, утопленник. Озеро, в котором можно утонуть — плакса. Никогда не называй так мужцину, если не хоцешь, цтобы я его убил.

— Не поняла. Почему?

— Потому цто назвать женщину плаксой это шутка. Ласковая. Назвать так мужцину — оскорбление. Если мужцина оскорбил мужцину — они дерутся. Если оскорбление серьёзное — до смерти. Если женщина оскорбила мужцину, за неё отвецает её мужцина. Если ты оскорбишь кого-то, он вызовет на поединок меня, и я его убью. Если ты скажешь мужцине, цто он — цэрдэш, то ему придётся вызвать меня на смертельный бой.

Ну и порядочки у них…

— А если мужчина оскорбит женщину? Так можно?

— Тогда за неё выйдет мстить её мужцина, — терпеливо пояснил Кариолан.

Он снова сел на попону, постеленную на землю, скрестил ноги в лодыжках, положил руки на колени. У него был вид такого заправского учителя, что я невольно рассмеялась.

— А если свою женщину оскорбит?

— Зацем? — не понял Седьмой ворон.

— Просто так, потому что у него настроение плохое. Или… захотелось.

В зелёных глазах заплескалось недоумение:

— Оскорбляя свою женщину, мужцина оскорбляет себя. Зацем ему оскорблять себя?

— А если женщина оскорбит своего мужчину?

Боюсь, я совсем сломала Кариолана. Он застыл, пытаясь понять мой вопрос. Хмурился, морщился. Для верности зажмурился, но потом виновато взглянул на меня и несчастным голосом переспросил:

— Поясни.

Я честно и подробно попыталась объяснить. Теперь не только голос, всё лицо Кариолана стало по-детски несчастным:

— Но зацем? Это же её мужцина?

И я поняла, что для ворона мой вопрос прозвучал, как если бы я спросила, что будет, если лошадь съест своего всадника. Вздохнула. Ну ладно. Потом как-нибудь.

Мы варили обед, Кариолан учил меня языку, и я не стала ничего говорить про ситуацию с Эйдэном и предстоящий поединок: время ещё есть, и, надеюсь, у нас будет возможность обсудить всё это. Не сейчас. Не тогда, когда между нами установилось очень хрупкое доверие.

После обеда — или завтрака? — орда снялась и понеслась вперёд. Я сидела на крупе коня и прижималась к мужу, крепко обхватив его за узкую талию. А вот Кара ехала отдельно. Мчала на лихом гнедом скакуне. Перед тем, как искать Кариолана, я нашла фею, и мы отправили ещё одно послание Авроре, хотя сначала моя союзница и была против:

— А смысл? Ну узнает принцесска, что по её руку здесь целый поход собрался. И что? Ей даже убежать некуда. А сил герцога не хватит, чтобы противостоять орде. Да и вообще… так себе из неё принцесса. Прошлая была лучше…

Я попыталась расспросить, что значит «прошлая», но Кара столь хитро уворачивалась, что пришлось отложить момент истины на потом.

Сейчас она летела на пегом коне, похожая на женщину-кентавра более, чем на всадницу. Ветер трепал воздушную светлую вуаль. Я даже не пыталась догадаться, откуда Кара взяла женское седло. Понятно же, что наколдовала. И я вдруг подумала, что фея намного больше меня подходит Эйдэну. Она яркая, красивая и, если они друг друга полюбят, то составят прекрасную пару. А потом вообще решила не думать ни о чём, кроме грэхского языка. Грэх-ад-Даэр так называли каганат его обитатели.

— Грэх-ад-Даэр — «полосатая земля», — послушно повторила я, пытаясь осознать странную логику языка.

Даэр — земля. Грэх — полоса, а «ад» это нечто непереводимое, превращающее слово «полоска» в «полосатость». Причём в случае юбки «грэх-ад-терир» сказать нельзя, потому что в этом случае «ад» не делает слово «полоска» прилагательным, и вообще не может относиться к одежде или чему-то не слишком величественному. Причём у слова «земля» имеется ещё тридцать восемь синонимов, и это — разная земля. Нельзя, например, суглинок называть «грэх».

Ух, и кто придумал этот язык⁈ Зачем такие сложности-то?

А с другой стороны, у них всё просто с цветами. Никаких тебе «бирюзовый», «лазоревый», «малахитовый». Просто синий, красный, зелёный. И названий драгоценных камней нет. «Синий камень», «светло-синий камень». И всё.

— А как вы, например, отличите изумруд от малахита? Или хризолита?

Я потыкала в украшения ножен его сабли.

— А зацем? — удивился ворон.

— Ну вот ты говоришь ювелиру: укрась ножны зелёным камнем. Он приделывает хризолит, а ты хотел изумруд. Как ты объяснишь ему, чего хочешь?

Кариолан пожал плечами:

— Какая разница? Поцему я должен хотеть изумруд? Не всё ли равно?

— Гм. Положим. А про глаза? Ну вот как вы скажете красивой девушке «у тебя глаза, словно изумруды»? Неужели просто: «у тебя глаза зелёные»?

Муж хмыкнул и развеселился:

— А зацем? Какая разница: синие, зелёные, цорные?

— Да, может быть, это и неважно. Но у нас, если у девушки зелёные глаза, то говорят: как изумруд.

Кариолан недоверчиво посмотрел на меня и снисходительно пояснил:

— У нас мужцины не лгут. Глаза у девушки не могут быть как камень, даже если это мёртвая девушка. Если я скажу тебе, цто у тебя глаза, как синий камень, то ты обидишься, разве нет?

Сейчас, вспоминая этот диалог у костра, я пыталась разложить всё по полочкам. Оказалось, что не так сложно выучить новые слова, как понять саму логику языка. Кариолан был со мной очень терпелив, пытался понять и ответить максимально понятно, и я вдруг подумала, что, наверное, смогу его полюбить. Не потому, что он как-то особенно хорош, а потому, что он очень старается стать для меня «хорошим».

Мы остановились только вечером. Кочевники собрали четыре шатра: кагану, нам с Карой и тому самому всаднику с внешностью родопсийца. Герману. После ужина Эйдэн нахально утопал в свой, мне даже показалось — демонстративно. Каган не выглядел довольным и вскоре тоже удалился. Герман, сидевший за костром воронов, перебирал струны инструмента, похожего на лютню, но струн в нём было меньше. Я потянула мужа за рукав:

— Пойдём?

— Ты иди, — извиняющимся тоном ответил он, — я сегодня дежурю.

И мы с пёсиком пошли в шатёр. Войдя, я замерла у порога: неподалёку лежала аккуратно собранная одежда ворона, с тем самым плащом, клювом закрывающим лицо. А если…

— Гарм, — зашептала я, — не хватит ли маркизу спать?

По центру горел костёр, уже догорая. Я подошла, вынула из кармана запасливо сбережённого лягуха и положила неподалёку от углей. Кариолан дежурит. Никто из других мужчин ко мне не войдёт. А, значит…

Гарм лёг у выхода, чётко насторожив ушки. Умничка. Я тоже повернулась лицом к выходу, спиной к костру. И почти не вздрогнула, когда спустя четверть часа услышала:

— Госпожа Элис? — произнесённое заспанным голосом.

— Добрый вечер, Арман. Слева от вас — мужская одежда, наденьте её, пожалуйста.

Шуршание.

— Парадное облачение ворона? Вы уверены?

— Да, уверена.

Шуршание. Лягуху понадобилось пара минут, чтобы разобраться и скрыть наготу.

— Можете оборачиваться, — довольно быстро отозвался он.

Я встала и подошла к нему. Арман натягивал мягкие сапоги кочевника. Ему очень шли и чёрная рубаха-куртка, и чёрные штаны, одежда подчёркивала мужественную фигуру.

— Вам нужно бежать, — без предисловия начала я. — Клюв закроет ваше лицо. Не думаю, что кто-то из всадников потребует у вас его открыть. Вороны, по сути, цари семи племён, происходящие от какой-то мифической личности. С ними не спорят, им не возражают. Выше них только каган, с ним они связаны клятвой верности. Считается, что семь воронов берегут мир от зла. В общем, полубоги. У орды множество табунов. «Ист аха» — это значит «оседлай мне скакуна». Просто прикажете это табунщику. А дальше вас никто не посмеет ни о чём спрашивать или останавливать. Сегодня дежурит Кариолан, мой муж. Главное для вас — не натолкнуться на него.

— Спасибо, Элис, но… Как вы объясните супругу отсутствие его одежды?

— Как-нибудь.

— Благодарю, но я не могу рисковать вашей честью и жизнью, — с этими словами Арман принялся развязывать пояс.

Я схватила его за руку:

— Если завтра меня позовут в шатёр кагана, и там, в тепле, вы внезапно превратитесь в голого мужчину — клянусь! — будет намного хуже. Вы должны ехать в Старый город. Каган решил жениться на Авроре, и вам нужно её спасти.

— По дороге я превращусь в лягушку…

— Вы превращаетесь на рассвете, а, значит, можете заранее стреножить коня, привязать его к дереву… Всё равно, чтобы ни случилось, это лучше, чем вам остаться здесь!

Он колебался:

— Но мой побег бросит тень…

Гарм глухо зарычал, посмотрел на мужчину светящимися в темноте красными глазами. Я вздохнула. Понадобилось ещё несколько минут, чтобы убедить мужчину в очевидном. И тут вдруг Гарм вскочил и коротко, заговорщицки тяфкнул. И почти сразу полог открылся, внутрь вошла Кара, а за ней какой-то светловолосый мужч… светловолосая девушка в мужской одежде. Я испуганно оглянулась на Армана. Тот уже сидел у костра, скрестив ноги. Его лицо скрывал капюшон в форме клюва.

— Доброй ночи тебе, Кариолан, Седьмой ворон, — нараспев произнесла Кара, — и тебе доброй ночи, Элис, жена ворона. Простите за поздний визит, но… Можно войти? Мы ненадолго.

Я открыла было рот, чтобы разрешить, и тут же осознала: раз уж «муж» в шатре, то разрешает он… Обернулась. Арман сделал небрежный приглашающий жест рукой. Да моя ж ты умница! Всё верно понял.

— Разреши познакомить тебя со своей старой подругой: Майя, супруга Бертрана, бывшего некогда принцем Эрталии. В те времена, Майя была её королевой. Той самой, «злой». Но это долгая и запутанная история. Бертран, к слову, тоже здесь. И ещё двое, которых я не знаю. Четверо. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Королева? Так её же вроде убили на свадьбе Белоснежки…

Кара хмыкнула, прошла к костру и села. Майя опустилась рядом с ней и посмотрела на меня.

— Мы переиграли сказку. С помощью Румпельштильцхена, которого вы знаете под именем Фаэрта. Ничего, что мы об этом говорим при вашем муже?

«Муж» покачал головой.

— Ничего, — выдавила я. — В каком смысле «сказку»?

И тут мне рассказали нечто, что повергло меня в шок. Оказывается, нашим миром правят сказки, и если ты попал в сюжет одной из них, то должен дойти до самого конца, чтобы ни случилось. Например, Золушка всегда выйдет замуж за принца, а Белоснежка уснёт, отравившись яблоком.

— А я? Я тоже участвую в какой-то сказке?

— Может, и нет, — вздохнула Майя.

— Понятно. Но тогда Спящая красавица должна выйти замуж за того, кто её расколдовал?

— Наверное. Иногда сказка отходит от канона, незначительно, но…

— Их четверо, — пояснила Кара многозначительно. — Двое — первомирцы, а двое — наши, побывавшие в первомире…

И тут до меня дошло:

— Значит, вы «ангелы», которых я должна найти⁈ «Две женщины, стриженные, словно мужчины, и двое мужчин, один лысый, другой… странный». Вы знаете, что значит «рентген головного мозга»?

— Мы-то знаем, — удивилась Майя, — а вот вы откуда это слышали? Вы же не из Первомира?

Я вздохнула, обернулась к Арману:

— Всё, можешь не прятаться. Тут все свои.

Едва увидев, кто скрывается в одежде ворона, Кара расхохоталась. Нам пришлось долго успокаивать не в меру развеселившуюся фею. Потом Майя сухо изложила свою историю и призналась, что после неё в Эрталию, а вернее в Родопсию попала её дочка Аня, которую мы знаем под именем Дризелла. При этом лицо у Кары как-то странно вытянулось.

— Ты её встречала? — удивилась Майя.

— Нет. Просто имя странное. Ну и вообще, первый раз слышу, что в наши края началось прям нашествие первомирцев.

Мы проговорили несколько часов. Я вспомнила нашу последнюю встречу с Дрэз, и порадовала Майю сообщением о внуке. А мне рассказали про странную девочку Осень, внезапно оказавшуюся принцессой, взятой Фаэртом-Румпелем из Родопсии в Первомир, а затем похищенной Псом бездны. Кара поведала о Спящей Красавице номер один, которую разбудил этот самый Пёс бездны и которую так любил Арман. Маркиз погрустнел, услышав окончание той давней истории. А я сообразила, что старуха-гадалка и была принцессой, вернее королевой Шиповничек, а её рыжий спутник, выходит… Фаэртом. Застонала, схватившись за голову:

— Ладно, я всё понимаю. Перемещение во времени и… множество миров. Магия там всякая, но… Почему я помню Дрэз маленькой? Помню, как она надела Ноэми на голову торт и… И почему ваша Аня точь-в-точь Дрэз? Как так может быть?

— Мари назвала это законом сохранения нормальности мира, — пояснила Майя.

И рассказала о шарике, помещённом в масло: оно обтекает его и принимает нужную форму. То есть, все вокруг помнят прошлое этого человека.

— Неужели у всех изменяется память? — недоверчиво уточнила я. — У конюхов, плотников и… И вообще у всех-всех? Мы можем помнить то, чего не было, и не помнить то, что было…Чему же тогда верить?

Майя покачала головой:

— Нет, не память. Меняется прошлое, ткань мира. Например, когда Аня появилась в Родопсии, у неё выросло прошлое. Такое, каким оно было бы, родись Аня в Родопсии. Но сам шарик, то есть попаданец, сохраняет память о своём прошлом, и это меняет его настоящее. Может изменить.

— Иными словами, — я решительно поднялась, — Аврора может стать жестокой и властной принцессой только потому, что не помнит, что она — Осень? А если вспомнит себя настоящую, то снова станет доброй и жалостливой?

— Не знаю, — честно призналась Майя.

Я вздохнула. Но ведь и новые воспоминания никуда не денутся, а, значит, если Аврора казнит нескольких человек, например, то ей уже никогда не стать прежней доброй Осенью.

— Вы должны вернуть ей память, — заявила я. — Кто-то из вас должен бежать с Арманом. Прямо сейчас. Кто-то, кого Осень хорошо помнит. Например, Мари. Ведь в том мире, Рапунцель была сестрой Авроры… ну то есть, Осени. Пока не поздно, пока принцесса не изменилась бесповоротно. Теперь я поняла, почему пробуждение Спящей Красавицы не остановило Великое Ничто: Аврора должна вспомнить себя.

Арман, закончивший горевать о несбывшейся любви, посмотрел на меня:

— Если я уеду в костюме ворона, меня отпустят. Мало ли какое распоряжение мне дал каган? Никто не рискнёт допросить меня. Но если со мной будет девушка… Да ещё и жена мага-архитектора…

Мы задумались.

— Её можно тоже переодеть, — неуверенно начала было Майя.

— Светлые волосы. Слишком приметно, — выдохнула я.

И тут Кара хитро улыбнулась и весело посмотрела на нас.

— Майя, детка, а где то колечко, которое я тебе подарила давным-давно?

ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных

Всё то, о чём говорят герои, было рассказано читателям в прошлых книгах:

*Майя была её королевой — «В смысле, Белоснежка⁈»

*в Родопсию попала её дочка Аня — «Отдай туфлю, Золушка»

*про странную девочку Осень — «Пёс бездны, назад!»

*о Спящей Красавице номер один — «Подъём, Спящая Красавица»

*Ист аха — не совсем точный перевод. Скорее «приготовь седло». Кочевники почти никогда не называют лошадей лошадьми и не упоминают о них, чтобы не сглазить. Если нужно сказать «лошадь», говорят «покоритель степи», «та, что быстрее ветра», «звенящая по камням» и тому подобное. В данном случае, говорить о лошади необходимости нет, поэтому говорят о седле.