Ворон, каркни на счастье

Глава 32 Свидетели

Марион оглянулся. Воины смотрели на него с затаённой надеждой. Никто не хотел умирать. Может ли он обречь на смерть столько жизней?

Эйдэн ждал. Невозмутимый и бесстрастный, как скала.

Что будет, если Марион уйдёт? Если он прикажет войскам отступать? Каган ворвётся в город. В чужой город, за стенами которого спрятались те, кто предал родопсийцев, обрёк на верную смерть. А ещё там — Гильом. И Белоснежка. И Аврора, которую Марион, впрочем, не знал. Три жизни и жизни предателей стоят ли жизней тысяч проверенных воинов?

«Я должен их сохранить», — подумал принц.

И тут же ему стало стыдно. А если бы он не знал, что Аня забрала малышей? Если бы сейчас за стенами мирно спали Эртик и Нина? Если бы Синди, послушно стоявшая за плечом Кретьена де Труа, не подмигнула Ане и не показала на небо, намекая, что помнит о крылатой лошади? Тогда, когда свита принца, те, кто остались в живых после мятежа, покидали башню? Ради спасения своих детей Марион был бы готов поставить на кон войско?

Принц посмотрел на крепость, и вдруг увидел между зубцами детские головки, очевидно, с любопытством таращившиеся на них. Ну, не детские, конечно. Детей бы на стены не пустили. Подростки. Принеси-подай-подбрось-дрова…

Когда армия кагана вторгнется в Старый город, вряд ли варвары станут щадить вот этих ребят. Чёрт с ним, с Кретьеном. И с Ариндвальдом. И со всеми вот этими сволочами. Но женщины, старики, дети, ушедшие из домов-мазанок в надежде найти за толщей стен спасение… А там, на севере, за цепью гор, Эрталия и Родопсия.

Марион сглотнул. Повернул лицо к Эйдэну, выпрямился.

— Мы вас не пропустим.

— Значит, умрёте, — равнодушно согласился Эйдэн.

Развернул коня и поскакал к своим.

— Ну что? — рассмеялся Марион, оборачиваясь к своим. — Покажем дикарям, как правильно умирать?

Он махнул рукой. Затрубили горны. Знаменосцы перехватили знамёна покрепче, так, чтобы ткань красиво развевалась по ветру. Воины крестились, шептали молитвы, но страх практически исчез из глаз. На её место пришла мрачная решимость.

— Кто хочет умереть обоссанным дряхлым стариком, не узнающим алчных внуков, ослепшим и потерявшим разум — из строя выдь! — рявкнул Марион. — Возвращайтесь под юбку жён и любовниц. Кто хочет славы и бессмертия — за мной!

Он хлестнул шпагой воздух, ударил шенкелями в бока скакуна, выхватил пистолеты и помчал вперёд, на врага, не оглядываясь. И секунду спустя услышал боевой клич:

— Аой!

Душу затопила радостная ярость битвы. Тот, другой Марион, безжалостный до жестокости, ухмыляющийся в лицо смерти, проснулся и открыл глаза.

Аня шагнула в зеркало.

Вокруг играл, сверкал и переливался зеркальный коридор.

— И куда дальше? — спросила девушка обернувшись.

Однако позади тоже было отражение. Аня выругалась и пошла вперёд. К традиционным русским ругательствам в её лексиконе прибавились родопсийские, подхваченные у мужа. Чаще всего Марион чертыхался, но иногда мог, например, пожелать кишкам врасти в хребет, или быть сожранным мышами, или что-то ещё поинтереснее. Он никогда не ругался при жене, но не всегда знал, что она его слышит.

Вокруг кривлялись и смеялись сплошные Ани: вот Аня, которой шесть, виснет на папе: «Не хочу в музыкалку! Зачем нам вообще мама? Давай убежим, и ты женишься на мне?». Фу, вот же… А она уже и забыла этот позорный эпизод из своего детства. Папа тогда смог мягко заверить дочку, что однажды она найдёт себе мужа намного лучше, а маму бросать нельзя.

А вот Аня обещает подруге помочь сделать домашку, но убегает кататься на велике и… а вот рисует шпаргалку на ноге…

— Я была безмозглым ребёнком, — хмыкнула девушка саркастично.

Она шла легко и быстро. Смотреть детские и подростковые глупости, которые показывали зеркала, было забавно.

И вдруг споткнулась.

Горящие в листве и в воздухе волшебные фонарики. Жёлтое, словно солнце, платье. Белые волосы мужчины, половина лица которого изуродована.

— Давайте просто поженимся? Без всякого этого трёпа…

Услышав собственный голос, Аня споткнулась, упала и внезапно почувствовала, что её щёки вспыхнули. Самоуверенная, самовлюблённая девчонка, «леди в шляпе» — смеялся отец. «Чужую беду — руками разведу» — вздыхала мать. Аня всегда пёрла напролом, всегда казалась себе умнее окружающих, а сейчас…

— Я не смогу отсюда выйти, — прошептала она в ужасе. — Я останусь здесь навсегда…

Девушка спала на его груди, сладко посапывая, а Арман боялся пошевелиться, хотя всё тело и затекло. Она была такая милая и уютная, словно котёнок. С грохотом раскрылись двери, до ушей донёсся какой-то неясный шум, словно тащат сопротивляющегося поросёнка.

«Кажется, за нами пришли. А несут… может плаху?». Да нет, не похоже.

— Это за нами? — пискнула девушка, тотчас проснувшись, вскочила и прижала руки к груди.

— Нет, что ты…

— Да что б тебя, ведьма!

Звук затрещины. Отблески факелов, пляшущие на стенах. Грохот железной решётки: кого-то впихнули в соседнюю камеру. Скрежет закрываемого замка. Стражники, переговариваясь, вышли, не проверив, что творится с другими пленниками.

— Кто здесь? — испуганно пискнула рыженькая и подошла к решётке.

Арман поднялся, с трудом сдержав стон: как же всё-таки затекли ноги!

— Кто ты? И почему тебя схватили?

— Замок открыт, ты можешь выйти и посмотреть, — напомнил маркиз.

Подошёл, открыл дверь и вышел. Девочка осторожно выглянула за ним. В соседней клетке стояла худенькая темноволосая девушка с чёрными в темноте глазами. Незнакомая Арману девушка.

— Дрэз? — ахнула сокамерница маркиза.

Та уставилась на неё.

— Синдерелла? Ты-то что тут…

— Я думала, ты улетела на летающем коне, — захлюпала носом рыжик, явно расстровившись. — Но как же так? А как же Эртик и Нина? Почему ты не улетела? Как они тебя смогли перехватить?

Девушка за решёткой вздохнула:

— Чего уж теперь… Синди, открой мне решётку. Вместе мы сможем выбраться отсюда и всех спасём.

Почему-то Арману не очень понравилась эта самоуверенность.

— Там, снаружи, стража. Стоит нам выйти из дверей, и все сбегутся, — раздражённо возразил он.

Дрэз нахмурилась:

— Кое-кто просто струсил. Проще сидеть и ждать, когда за тобой придут, да, лягушонок?

— Иногда стоит и подождать, чем сломя голову бросаться в болото, — процедил Арман.

— Малыш, — рассмеялась Аня, — если сидеть в болоте, оно тебя засосёт. А так хотя бы надежда есть. Синди, ты со мной?

Синди открыла клетку. Обернулась к Арману:

— Она права, — шепнула виновато: — они всё равно нас убьют…

«Откуда эта Дрэз знает, что я превращаюсь в лягушку?» — осознал Арман.

Он замер, и в ту секунду понял, что…

Схватил Синди за плечи и отшвырнул в сторону. Зелёный луч ударил в его грудь.

Синди завизжала, вскочила и швырнула корзинку в голову преображающейся, полыхающей зелёным пламенем Сессиль фон Бувэ… А затем бросилась к тому месту где уже не было Армана.

— Нет!

— Идиот, — прошипела Сессиль. — Думал, что спас? Ну, умри второй. Мне без разницы!

В ней уже ничто не напоминала прежнюю темноволосую девушку. Ведьма вскинула руки…

— Сдохни! — прозвучало за ней.

В горло ведьмы вцепился жирный фиолетовый паук, вонзил жвалы в нежную кожу. Сессиль захрипела, попыталась сорвать его, упала на колени. Синди, вскрикнув от ужаса, подняла большую зелёную лягушку, прижала к груди и с испугом уставилась на тонкую фигурку светловолосой, коротко стриженной (волосы едва достигали плеч) девушки в мужском костюме, замершей у двери.

— Ты как? — спросила незнакомка.

— Кто ты? — пролепетала Синди, дрожа. — Тоже фея?

Блондинка раздражённо закатила глаза. Махнула рукой и тотчас порыжела.

— В кого ты у меня такая глупая?

— Мама? — прошептала Синди и шагнула к ней на подкашивающихся ногах.

Сессиль наконец справилась с пауком: от жара её магии тот превратился в пепел. Мадам фон Бувэ подняла руки и с потолка посыпались камни.

— Карабос! Ты ли это? — засмеялась она. — Никак решила спасти бездарную дочурку? Или, раз пропихнуть её в Золушки не удалось, решила сама помереть, сделав девчонку феей? Так я помогу!

Встряхнула пальцами, и кусок потолка рухнул на Кару, но та отшвырнула его в стенку потоком золотистого света.

— Уходи, — прорычала, чёрные глаза вспыхнули. — Стража спит. Беги, Элла! Идиотка несчастная!

— Расколдуй его, пожалуйста, — прошептала Синди и жалобно протянула матери лягуха.

Кара сдула рыжие волосы. Золушку подхватило порывом ветра и вынесло вон. Двери за ней захлопнулись и окаменели.

— Ненавижу фей! — прошипела фея Карабос и швырнула огненную волну в Сессиль.

Гильом перевёл дыхание, посмотрел на Дезирэ. Подошёл к опрокинутому шахматному столику, поставил его. Подобрал полено, зачем-то завернул в одеяльца.

— Ну, здравствуй, братик. Не хочешь разделить камеру с Сессиль?

— Не хочу, — ухмыльнулся младший принц. — Ты тоже не хочешь, чтобы я ушёл. И в честь заново обретённого родства я отказываюсь от нашей помолвки с прекрасной Белоснежкой. Ради тебя, брат.

Вечно торчащий хохолок на затылке придавал облику принца что-то мальчишеское. Дезирэ не выглядел солидно, смотрел с вызовом и от того казался младше, чем есть. Осень вдруг поняла, что Эй растерян и, может, впервые в жизни не знает, что делать дальше. Её захотелось коснуться его щеки, покрытой короткой, жесткой щетиной, его глаз, окружённых тенями.

«Он устал. Он очень-очень устал», — подумала она. Дезирэ ухмыльнулся, сунул большие пальцы за ремень, выставил ногу, наклонил голову и посмотрел на безмолвную Белоснежку.

— Прости, малыш. Мне чё-то в последнее время больше по душе блондинки. Без обид.

Королева не ответила. Она наблюдала за Гильомом, расставляющем шахматные фигурки. Стражники толпились у дверей и тоже не понимали, что делать дальше. Младший принц резко выдохнул, обернулся к Осени, пафосно преклонил колено:

— Ты выйдешь за меня? Тьфу ты! Совсем одичал. Ваше высочество, прошу вашей руки…

— Нет.

— Нет⁈

Он запнулся, нахмурился:

— Зайчоныш, ты офигела? Я только что всех спас! Между прочим, ради тебя. Я у твоих ног тут, как пёсик виляю хвостиком, того и гляди язык высуну. А ты: «нет». Осень, ты хотела сказать: «да»?

— Нет.

Дезирэ озадачено посмотрел на девушку. Белоснежка подошла к алтарю, взяла мужа под руку и заметила негромко:

— И правильно, дорогая. Дезирэ — последний, за кого стоит выходить замуж. Кстати, Ваше высочество, не могли бы велеть вашим людям — ведь теперь люди герцога Монфории ваши — открыть двери крепости? Там, снаружи, наш брат сражается с всадниками. Мне кажется, нам всем стоит очнуться: враг у ворот.

Младший принц даже не оглянулся на неё и, кажется, вовсе не услышал невестку. Он не сводил пытливого, насмешливого, но немного растерянного взгляда с лица Осени.

— Встань, — та потянула его за руку. Дезирэ молча послушался. — Я тебя люблю. Ты это знаешь. Но мой ответ всё тот же: нет.

Гильом оглянулся на них.

— В таком случае, брат мой, вы арестованы по подозрению в убийстве Его величества короля Андриана. Будьте любезны сложить оружие.

— Осень, — тихо проговорил Эй, — я не понял.

— Ваше величество, — принцесса посмотрела на королевскую чету, — напомню, что Вы — мой гость. И Вы, Ваше величество, тоже. И принц Дезирэ — тоже мой гость. Все мои гости неприкосновенны. Никаких арестов. Вы все — под моей защитой.

И увидела, как потускнело и заледенело лицо Дезирэ. Ей очень захотелось обнять его, сжать его руку, или хотя бы ткнуться лбом в его лоб, но Осень удержалась. Взглянула на стражу:

— Отпереть ворота города. Всем людям герцога занять позиции на стенах. Всех снять со всех постов — на защиту города. Это приказ. Теперь, до победы, вы — мои люди, а я — ваша принцесса.

Они прокричали «славу» и поспешили выйти. Эй, не оборачиваясь, вышел за ними. Белоснежка подошла, обняла Осень, которую считала Авророй, и с удивлением спросила:

— Он правда тебе нравится? Дезирэ?

— Он изменился, — прошептала принцесса. — Он уже не такой, каким вы его знали прежде.

Стражники на воротах внезапно услышали грохот цепи в цепной башне, а затем с изумлением обнаружили, как падает подвесной мост, и следом за ним — поднимается решётка.

— Колдовство, — прошептал один из них, рыжеватый, со сломанным носом.

И перекрестился.

А затем перекрестился ещё раз, когда из крепости через ворота промчался громадный — что твой жеребец — волк с всадником на хребте. Что это был за всадник никто не успел разглядеть, лишь мелькнул длинный хвост чёрных волос, да чёрная одежда сверкнула золотом.

— Что стоим⁈ Закрывай! — рявкнул командир.

Двое стражников бросились к вороту подъёмного механизма, но сколько ни старались — сдвинуть его не смогли. Что за чертовщина?

И тут волк завыл. Хрипло, мощно, люди зажали уши и зажмурились. Попадали на колени. Казалось — в голове взрываются пушки. Кони заржали, вздыбились, и волны врагов не сошлись. Воин, рядом с которым плескал лазурный значок принца, обернулся. Закричал что-то. Волк смолк, и тотчас горны завыли отступление. Лёгкая кавалерия хлынула за рейтаров, прикрывающих отход войска в крепость.

— Что за чертовщина? — прошептал другой, с коротко, но неровно обрезанными пшеничными волосами.

— Именем принцессы Авроры! Впустить войска короля в город, — крикнул один из личных рыцарей герцога Монфории. Он бежал из замка к воротам, на ходу поправляя кирасу.

Дозорные на воротах перестали пытать крутить заклинивший ворот и выдохнули облегчённо. А потом вспомнили, что ворота всё ж таки придётся закрывать. После того, как войско зайдёт, если успеет, перед тем, как ринутся всадники кагана.

Марион захрипел, дёрнулся в её руках, из уголков его губ побежала струйка крови, а глаза остекленели. Аня встряхнула мужа:

— Рион, нет! Нет, пожалуйста!

Прижалась, рыдая, к груди, обняла, пытаясь услышать сердце. Услышала тишину. Вскочила, упала на колени рядом, двумя ладонями ударила в грудь, делая непрямой массаж сердца. Ещё раз. Вдохнула воздух в его рот…

— Бесполезно, — прошелестело за ней. — Он умер из-за тебя. Они тоже умрут.

Аня обернулась и задохнулась от ужаса, увидев своих детей. Их голые тельца покрывали жуткие чумные наросты.

— Нет… нет… — прошептала она, пятясь.

Мёртвые младенцы шли на неё, раскачиваясь.

— Ты права, –раздался низкий голос позади. — Этого нет. Это лишь твои кошмары.

Девушка подскочила и обернулась. Принц Чертополох, такой же, как она его помнила — беловолосый, с изуродованной половиной лица, сидел на стуле посреди пустоты, откинувшись на спинку и скрестив ноги.

— Твой муж жив. Пока что. И дети — тоже. Ты запуталась в своих страхах, Аня.

— Выведи меня отсюда, — прошептала она, дрожа, и встала.

— Не могу.

— Пожалуйста.

— Не в моих силах вывести тебя из зеркального коридора. Из него каждый выходит сам. Или не выходит. Некоторые остаются здесь навсегда.

— Я не смогу, — прошептала она, глотая слёзы.

Чертополох задумался.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем, девочка, — он посмотрел на неё гетерохромными глазами — один чёрный, другой — фиолетовый, — я отведу тебя в собственные кошмары. Не уверен, что это поможет, но чужие кошмары и есть чужие. Может быть, тебе будет легче справиться с ними, как знать.

Встал, протянул руку и оказался совсем рядом. Аня вцепилась в его ладонь. Её трясло, и зубы выстукивали танец страха. И тут же она разозлилась на себя за этот детский страх.

— Ты же решил бросить Эрталию на произвол судьбы? Ты завязал и не участвуешь? Устал и мухожук?

— Кто сказал?

Фаэрт посмотрел на спутницу и усмехнулся.

При виде Пса бездны орду охватила паника, и семеро воронов, с трудом подчинив себе лошадей, выехали вперёд, успокаивая людей своим бесстрашием. Надо было преследовать отступающих, не дать им укрыться за стенами, но между армиями лежал он — монстр из преисподней, бартарлаг. Аэрг громко крикнул команду лучникам, и всадники, успокаивая лошадей, вскинули луки. Тысячи стрел нацелились в небо. И вдруг Первый ворон замер. Чёрные глаза-угольки распахнулись.

— Замрите, — резко бросил он.

Дослал коня шенкелями вперёд, спрыгнул с седла, подошёл, неверяще уставился в лицо черноволосого мужчины в чёрной, расшитой золотом одежде. Тот стоял рядом с волком и просто, бесстрастно смотрел на орду.

— Повелитель, — прошептал Аэрг, спрыгнул с коня и преклонил колено.

Тэрлак и Ярдаш последовали его примеру. Они были достаточно стары, чтобы помнить лицо того, кто смотрел на них.

— Ты вернулся из камня, владыка? — хрипло уточнил Аэрг, откашлялся.

— Да, Первый ворон, — сипло ответил каган Рарш, — вернулся.

Посмотрел в морду волка, хекнул, прочищая горло и властно велел:

— Я вернулся из камня, чтобы сказать: наш враг не на западе. Он идёт с востока. Где ваши женщины и дети? Где ваши старики, о воины?

Все растерялись. Орда загудела, забыв и про бартарлага, который, казалось, покорился силе легендарного кагана, и про вражескую армию, утекающую в город.

— Новый каган, Охраш, велел оставить их позади, — ответил Аэрг.

Рарш нахмурился:

— Только слабый сердцем человек может оставить свою семью перед нашествием беды. Мы возвращаемся.

— Не слушайте его! — крикнул Охраш, стегая коня и выезжая вперёд. — Он околдован бартарлагом. Наше спасение — проснувшаяся дева…

— Кто ты? — спросил Рарш, в упор глядя на преемника.

Ему ответил Аэрг:

— Охраш, сын Габудула.

— Габудул не был царского рода, — чёрные глаза воскресшего кагана сверкнули гневом. — Где мой сын? Где мои братья? Почему уздой орды владеет Охраш?

— Он убил твоего сына, владыка, — пояснил Эйдэн бесстрастно, — и твоих братьев. И силой взял себе узду.

Охраш посерел и попятился. Оглянулся на орду и увидел каменные лица всадников. Никто не говорил ни слова. Взгляды их были тяжелы. Рарш закрыл глаза. Открыл.

— Меня не было слишком долго, — прошептал он. — Слишком. Закуйте изменника в кандалы и ведите за лошадью. Сейчас на возмездие нет времени. Мы едем сразиться с Великим Ницто. Я, мои вороны и бартарлаг.

— Это самозванец! — прорычал Охраш. — Мои вороны, я велю вам…

Аэрг поднял руку в перчатке:

— Это каган Рарш. Я свидетель.

— Это каган Рарш, я свидетель, — присоединился к нему Тэрлак могучим басом.

— Это каган Рарш, истинный каган. Я свидетель, — провозгласил и Пятый ворон, старейший из всех.

И Охраш с ужасом увидел, как, повинуясь старшим более молодые вороны — Кариолан, Ыртаг и Нург — выстраивают коней рядом со старшими. Эйдэн не торопясь подъехал к ним. Дети степей тотчас забыли и про Старый город, и про врагов, стройными рядами отступающих в распахнутые ворота. Лица светлели, в глазах вспыхивали улыбки. Никто не осмеливался ослушаться приказа кагана, но каждый тосковал и тревожился об оставленных позади близких. Не было никого, у кого позади не остался бы кто-то, кого оставлять совсем-совсем не хотелось.

Орда повернула вспять.

Кагану Раршу подвели лучшего скакуна. Волк побежал впереди. Шестеро воронов развернули коней. Герман, Бертран и Майя подъехали к Эйдэну.

— Извини, но на этом наши дороги расходятся, — маг-архитектор кивнул Третьему ворону. — Наш путь — в Старый город. Прощай, брат.

Третий ворон кивнул, сдерживая коня:

— Я помню. Пусть Утренняя звезда поможет вам найти тех, кого вы ищете. Прощайте.

И ударил шенкелями в бока жеребца. А перед воротами города, чуть левее, стояла, прислонившись к стене, светловолосая девушка в мужском костюме и, улыбаясь, смотрела, как Герман Павлович Иевлев, маг-архитектор и глава реставрационной фирмы, скачет к ней галопом на рыжем, точно солнце, коне.