«Трое из семи полетели за солнцем, — думала я, распахнув глаза. — Четверо остались солнца ждать… За солнцем. А солнце движется на запад, значит, трое полетели на запад. С востока. Эйдэн, Тэрлак и Кариолан, кто же ещё?»
Небо зарозовело невестой, чьих губ коснулся жених. И хлопья снега, мягко, бесшумно падающие на землю из кипени облаков, ложились на пожухшую траву.
— Будьте вы прокляты, черномазые ублюдки! — завопила Кара, сдунула прядь медных волос и стрельнула глазками в сторону Кара.
Мой муж отвернулся.
Мы стояли посреди степи, связанные по рукам и ногам, и дожидались вынесения приговора. Аэрг — первый ворон — нараспев произносил что-то на каркающе-свистящем языке своего народа. Я посмотрела в серые глаза Эйдэна. Его лицо было бесстрастно, а глаза напоминали стальные клинки.
Это было смешно: мы единственные знали, как спасти мир, но те, кто должен был нам помочь, нас казнят.
Я закрыла глаза. Попыталась понять: что мы сделали не так? Почему всё пошло не так?
Может, не стоило Арману красть для нас с Карой коней из королевской конюшни? Ну, после того как злая фея заставила металл замка́ превратиться в пряник, а потом сама же с удовольствием его съела, пока мы выбирались из темницы. Попутно наложила заклятье онемения и беспамятства на ошалевшего стражника. Правда, тут же исцелила ему укус на носу и другие последствия близкого знакомства с зубами Гарма.
А я ведь предлагала Арману остаться в замке! Зачем он вдруг решил сопровождать нас? Я покосилась на маркиза.
Всё же, какое у него мужественное лицо! И гордая посадка головы, и… Ни за что не скажешь, что не аристократ. Стои́т, распрямив плечи, словно статуя. Бесстрашный. Интересно, его тоже закопают или что-то другое сделают? Ведь в вороньем языке убить женщину и убить мужчину — разные слова.
Но хуже всего было то, что мы решили написать Авроре письмо, которое передаст Арман и которое объяснит принцессе, почему мы вдруг исчезли, и для этой цели остановились в небольшом перелеске за городом, уже после того, как Кара магией открыла городские ворота. Писала я — у меня был самый ровный почерк. А диктовали все.
— … прошу простить мне это своеволие, — диктуя, Арман ходил взад-вперёд и размахивал рукой, словно отрубая канаты от борта корабля, — но мой долг и…
— … жизнелюбие, — подсказывала Кара, лёжа на его плаще, брошенном прямо на траву, и попивая из мехов вино. Откуда она его украла — я даже не успела заметить.
Маркиз раздражённо оглянулся на неё:
— Помолчите, сделайте одолжение. Мой долг перед тремя королевствами и милосердие ко всем обитателям этого мира. Пёс бездны…
— … козёл и дебил…
— … не мифологическое животное, о чём вам своей рыцарской честью готов засвидетельствовать маркиз де Карабас…
— П-фе. Рыцарская честь. Чем она, прости, отличается от мельниковской?
— … видевший монстра своими глазами. Насчёт же узниц клянусь, что гадалка была освобождена не моей рукой, а рыжеволосая девица оказалась феей…
— Лучшей, между прочим, во всех трёх королевствах. И о-о-очень симпатичной.
— … и смогла освободить себя собственным волшебством…
— … и обаянием. И вообще избавила вас всех от проблем с Родопсией, потому что принц Марион…
— Карабос! — рявкнул Арман. — Пожалуйста, сударыня, замолчите! И без вас всё плохо ложится.
Фея подмигнула ему:
— Если плохо ложится, так, может, стоит перелечь хорошо, красавчик?
Между нами горел магический золотистый свет, достаточный для того, чтобы видеть её большие чёрные глаза и усмешку, не совсем приличную. Карабос переодела сама себя в верховой костюм, просто наколдовав его, при этом меховая курточка была распахнута, а корсаж имел довольно низкое декольте. Сейчас, когда её волосы были собраны и закрыты шляпкой с вуалью, а костюм из зелёного бархата и атласа выглядел дорого, фея не казалась бездомной танцовщицей-простолюдинкой. Передо мной была — знатная дама, легкомысленно решившая отправиться в приключение. Немного пьяная дама. Поначалу Кара мне показалась довольно неприятным созданием, но сейчас в глубине блестящих глаз, в тонких складках в уголках губ я видела печаль. Я очень хорошо такие вещи чувствую. И вот это всё — вальяжное, развязное поведение, вызов, пошлость, всё это совершенно точно было наносным, внешним. «Она другая совсем. И это вижу только я. Разочарованная, потерянная и уставшая от жизни». И мне стало за неё страшно. И странно, что Арман при всей своей доброте не видит вот этой обречённости.
— Надо торопиться, — вмешалась я, как могла мягко. — А то скоро солнце поднимется.
— Если некоторые не будут мешать, — проворчал Арман, до крайности раздражённый.
Видимо, тридцать лет назад между ними было что-то нехорошее.
— Бе-бе-бе, какие мы буки, — рассмеялась Кара и прищурилась. — То есть, принцесса тебе отказала, и ты сейчас готов броситься на простую девушку? Ну давай, мсти мне за твою…
— Не смей!
— … Шиповничек. Или Аврору? Кто там тебя отверг на этот раз, лягушонок?
Арман сдвинул брови, стиснул зубы и засверкал глазами.
— А давайте не… — начала было я, но тут Кара вскочила и шагнула к маркизу.
— А, может, тебе нравится бегать за теми, кто тебя отвергает? — мурлыкнула и провела пальцем по его щеке. — М? Так ты скажи, я тоже отвергну. Будешь пресмыкаться у моих ног?
— Кара! Не…
Маркиз схватил фею за руку, жёстко отвёл от своего лица. Челюсть его выступила вперёд, взгляд пронзил нахалку.
— Может, я и пресмыкался перед принцессой, — процедил он сквозь зубы, — но не тебе, потаскуха, об этом говорить.
— Арман! — вскричала я, всплеснув руками.
Ну вот что он… И тут золотистый свет погас.
— Ну и отправляйтесь вдвоём. Я вам не помощница. Место потаскухи в борделе, не так ли? — хрипло рассмеялась Кара в темноте.
— Р-рав! — выдал Гарм, мирно спавший до сих пор.
И я почти не удивилась, когда сильная рука схватила меня за плечи, а горла коснулся холодный метал.
— Не сопротивляйся. Не надо, — шепнул Эйдэн мне на ухо. — Не поможет.
Я удивилась не этому. Удивилась, когда мы выехали, и я обнаружила, что воронов — семеро.
Конечно, Арман сопротивлялся до последнего. И, конечно, его вырубили ударом в голову. Поэтому сейчас по его лицу со лба героически текла кровь.
Не понятно ещё было, почему не подействовала магия Кары: фея швырялась зелёными молниями и алыми шарами, но недолго. И это никак не помогло: вспышки просто рассыпались красивым фейерверком. Совсем как тогда, на помолвке Белоснежки и Дезирэ, когда погиб король Андриан. А ещё непонятнее для меня было, почему Гарм даже не тявкнул, беспрекословно дав себя не только схватить, но и сунуть в мешок.
И вот, спустя несколько часов скачки, мы стоим, связанные, перед судом семи воронов.
— Элис, отданная богами в собственность и любовь твоего мужа — Кариолана, Седьмого ворона, ты, нарушив клятвы и верность, оставила богами данного мужа твоего и бежала с другим мужциной. Ты презрела цесть и достоинство…
— Так, а если другой симпатичнее? — внезапно вмешалась Кара. — Что делать прикажете? Нет, ну вы посмотрите на него, — она кивнула в сторону Армана, — настоящий мужчина! А подбородок! А разворот плеч! А руки — м-м-м! — и то, что находится ниже, ну, вы понимаете о чём я? тоже очень даже ничего.
Все семь воронов, уставившиеся было на обнаглевшую женщину, невольно перевели взгляд на Армана.
— И на него, — продолжила бесстыдница, мигнув в сторону Кариолана. — Он же мальчик совсем! Щупленький, пасмурный, как осенний день. Вы серьёзно считаете, что такая горячая девка, как Элис, должна смириться с вашим выбором?
— Замолци, — сквозь зубы велел Первый ворон.
— Вот ещё! Сам сначала научись выговаривать букву «чэ», а то как маленький. И, если уж на то пошло и вам вот прям невтерпёж закопать неверную жену…
— Я не неверная…
— … в земельку, то так и быть. Мешать не стану. Но меня то за что? Я-то каким боком…
Первый ворон вздохнул, и Тэрлак подошёл и завязал Каре рот. Она отчаянно замычала, портя торжество момента.
— Наши обычаи святы и неизменны, — продолжил Аэрг, словно ничего не произошло. — Женщина, ты выбрала свою уцасть добровольно…
— А вдруг я её похитил? — внезапно поинтересовался Арман.
И снова семь взглядов скрестились на нём.
— Ты её похитил? — переспросил Тэрлак.
— Да.
Мне показалось, или Кариолан выдохнул облегчённо? Вороны зашептались на своём.
— И её воли в побеге не было? — снова уточнил Аэрг.
Это был человек невысокого роста, щупленький, словно подросток, но низкий, почти предельно низкий голос, рокочущий из-под капюшона, не мог бы принадлежать мальчику или юноше.
— Я скрутил её, забросил на коня и увёз. Она брыкалась, как могла, — вдохновенно соврал Арман.
— Цто ж. В таком слуцае будешь казнён лишь ты.
— Ну что ж поделать. Надо, значит надо.
— Если бы женщина бежала с тобой добровольно, то тебе бы просто отсекли голову, — любезно разъяснил Аэрг, — но так как ты злонамеренно её похитил, то тебе отрежут цлен и выколют глаза, отрубят руки и…
— Нет! — крикнула я. — Я поехала добровольно!
И все посмотрели на меня. Кроме «обманутого мужа», тот упорно смотрел себе под ноги.
— Никто меня никуда не увозил. Если так разобраться, то это я похитила маркиза, потому что…
— Спасибо, Элис, за твоё доброе сердце, — крикнул Арман, перебивая. — Но мужское слово чести против женского, во́роны. Что для вас важнее? Сейчас эта пострадавшая от моих рук женщина, ведомая своей добротой, пытается спасти мою жизнь, но…
Кара насмешливо замычала и закатила глаза. Гарм, спокойно сидевший рядом со мной, тяфкнул. Ехидно так. Мы ещё несколько минут перепирались друг с другом, оспаривая честь похитителя, и вдруг вперёд выступил Эйдэн, достал из кармана наше письмо и прочитал:
— «Прошу простить мне это своеволие, но мой долг перед тремя и королевствами и милосердие ко всем обитателям этого мира велят мне отправляца в путь». То есть, это всё же своя воля, не так ли?
Я закусила губу и посмотрела в его безжалостное лицо. В душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, я, конечно, была благодарна Третьему ворону за поддержку, но с другой — предпочла бы, чтобы это сделал кто-то другой. Например, беспристрастный Тэрлак.
— Ну и что? — Арман передёрнул плечами. — Она писала это под угрозой смерти и писала под мою диктовку.
— Это мы видели, — отсёк сопротивление Эйдэн. — И мы свидетели, что женщина не была связана, и к её горлу не был приставлен нож.
— Ну и гад же ты! — выдохнул Арман.
Они посверлили друг друга взглядами, а потом маркиз нашёлся:
— Я угрожал ей на словах…
— Это не так, — устало выдохнула я. — У вас есть свидетель — Кара. Спросите её. Ей незачем лгать.
— Отчего же незачем? Она будет рада уничтожить свою соперницу, — заартачился Арман.
— Свидетели мы сами. Мы всё видели и слышали своими глазами и ушами, — возразил Эйдэн.
Почему так холодно? Вроде и ветра нет.
— Вы на земле Монфории! По законам Монфории, ваш Кариолан должен вызвать меня на поедино ква…
Ну наконец-то. Главное, чтобы его никто не раздавил. Лягушка на зелёной траве раздулась от злости.
— Колдовство, — прошептал Тэрлак, подошёл, присел и взял в руки лягуха.
Эйдэн сдёрнул повязку со рта Кары:
— Твоих рук дело, ведьма?
— А нечего другую жещину защищать на моих глазах! — обиженно возмутилась фея и фыркнула. — Всё. Нет больше Арманчика. Потому что когда рядом богиня, тот, кто защищает жабу, и сам лягух.
— Расколдуй, — потребовал Первый ворон.
— Невозможно. Проклятье необратимо.
Мне захотелось обнять эту странную, противоречивую женщину. Ну надо же, как ловко она воспользовалась обычным утренним обращением Армана!
— Жабу можно раздавить, — неуверенно заметил кто-то из незнакомых воронов.
— Брат мой Аэрг, — Эйдэн посмотрел на Первого, — отвечает ли животное за грехи человека?
— Но это животное и есть человек…
Аэрг покачал капюшоном:
— Довольно с нечестивца и этого наказания.
Я перевела дыхание. А вот сейчас можно начинать бояться за себя. И принялась молиться. Оглянулась на выкопанную яму и два холмика свежей земли рядом. Интересно, а быстро ли приходит смерть?
— Изверги! Будьте вы прокляты, сотрапы! — завопила Кара, и ей снова завязали рот.
— Кариолан, — первый ворон даже не повернулся в сторону седьмого, — сними с пальца недостойной своё кольцо.
Кар подошёл ко мне, не глядя в лицо.
— Протяни руку, — велел едва слышно.
— Мои руки связаны, — напомнила я ему.
Муж вытащил нож, повернул меня спиной и разрезал верёвку.
Как же мне хотелось, чтобы Эйдэн сейчас сказал что-то вроде: «Нет, я не позволю вам». Ну или… ну или хотя бы: «я сам это сделаю». Но, разумеется, это было невозможно. Я потёрла покрасневшее запястье и протянула левую руку. Кариолан быстро глянул мне в глаза. Взял мою ладонь. Его рука слегка дрожала, и мне вдруг стало жалко ворона. Нет, ну в самом деле, чего они? Кариолан слишком юн для подобных жестоких сцен.
Муж потянул кольцо, но оно сидело на пальце плотно. Гарм заскулил.
— Ты правда уехала сама? — спросил Кар вдруг тихо.
Думаю, его слова никто не услышал, так как наши лицо были совсем близко друг к другу, и дыхание ворона чувствовалось на моей щеке.
— Да, — ответила я так же.
— Поцему?
— Потому что великое ничто. И нужно спасти мир. А для этого нужно было разбудить Спящую Красавицу. Прости. Я правда собиралась вернуться, но потом…
— Кто тебе сказал?
— О Великом ничто?
— Да.
«Эйдэн», — чуть не брякнула я, но прикусила губу. А вдруг его тоже накажут? Хочу ли я этого? О нет, конечно, нет.
— Земля слухами полнится.
— Поцему ты притворялась сошедшей с ума? Зацем меня обманывала?
Да просто сначала мачеха хотела меня убить, а потом ты решил на мне жениться. Я снова прикусила язык.
— Неважно. Не затягивай, пожалуйста. Мне очень страшно, я боюсь, что расплачусь и начну просить пощады, а это… ну… в последние минуты не хочется такого…
Кариолан вдруг обнял меня. Обхватил и прижал к себе. Судорожно вздохнул. Отпустил и отвернулся, по-прежнему держа меня за палец.
— Я, Кариолан, сын Бариорга, Седьмой ворон великого кагана, муж этой женщины. Моя воля, моя власть, моё право решать, цто делать с тем, цто принадлежит мне. Элис — моя жена перед богами, данная мне на Безликом алтаре, и ей останется. Я оставляю ей её жизнь и милую моему по праву миловать.
Я почувствовала, что ноги подкашиваются, схватилась за его плечо. Он что… он… Кариолан повторил всё это же на своём языке.
— Её бесцестье ляжет на тебя, брат, — предупредил Аэрг сухо.
— Я принимаю его, — глухо отозвался Кариолан.
Эйдэн вдруг как-то расслабился. А я и не заметила, как Третий был напряжён всё это время. Безжалостное выражение незаметное поменялось на привычное насмешливое. Во́роны зашептались.
— Твоё право, Кариолан, — согласился Первый ворон, — и твоё решение.
— Моё право и моё решение.
— А цто делать с ведьмой? — спросил кто-то. Тот же, кто предлагал раздавить Армана.
— Сжец, — бросил Аэрг.
— Кариолан, — прошептала я с отчаянием. — Спаси её…
— Я не могу. Это закон. А я не её…
Кара отчаянно замычала. Эйдэн снова сорвал повязку с её рта. Я бросилась было к фее, но муж удержал.
— Ты ницего не сможешь сделать, — зашептал на ухо, прижимая к себе.
— Но нельзя же…
— Да вы сдурели, чёрные? Вы совсем оморковились? — завопила Кара. — Да вы знаете, кто я? Да принц Марион… королева Илиана… Да я с самим Румпелем знакома! Мы…
— Заткнись, женщина, — посоветовал ей Эйдэн.
И неожиданно для меня Кара замолчала, побледнела и как-то съёжилась, став вдруг похожей на перепуганную девчонку.
— Я, Эйдэн, Третий ворон великого кагана, возьму эту женщину, Кару, в жёны. Когда доедем до алтаря.
Аэрг скинул с лица капюшон. Я увидела совсем узкие глаза, бороду, заплетённую косичкой, и коротенькие брови, по ширине превосходящие ширину глаз.
— Ты сдурел, Эйдэн, Третий ворон? — растеряв весь пафос, уточнил Первыйю
— Поцему нет? Она красивая. Рыжая. Всегда хотел рыжую.
— Разве он имеет право…? — заволновался жабодав.
Он тоже скинул клюв капюшона и оказался беловолосым и костлявым.
— Поцему нет? — Третий пожал плечами. — Мужцина, у которого нет ни одной жены, имеет право первого на любую девицу, попавшую в плен его отряда. Кара, твои отец или братья или иные мужцины твоего дома возражают?
— Нет, — Кара облизнулась, я впервые видела её настолько растерянной.
— Ну и всё. Хотя для пленницы такие вопросы и не имеют смысла. Все законы соблюдены. Перед вами моя невеста, братья. Будьте с ней вежливы и добры. Кто обидит её — обидит меня.
— А как же твои жёны? — прошептала я, понимая, что ничего не понимаю.
Эйдэн обернулся ко мне, наклонил голову набок.
— Волей кагана они мертвы. Я — вдовец, Сиропцик.
А ещё лжец. И что же из того, что ты мне говорил, правда? Чему можно верить? И вообще можно ли доверять Третьему ворону?
Гарм согласно тяфкнул, подхватил с травы лягуха и завилял хвостиком.