Лунный свет волшебно преломлялся стеклами крыши. Кариолан задумчиво разглядывал статую красивой полуобнажённой девушки. Как живая. Фигура из розового мрамора — не полная и не худенькая, с такими округлыми изгибами, что дух захватывало — выглядела соблазнительно.
Заколдованная ведьмой и преданная мужем…
— Как так можно? — прошептал Кариолан. — Как можно знать, цто твоя измена убьёт и изменить?
Ему показалось, что мраморная дева вздохнула. В душу просились стихи, но Седьмой ворон был лишён дара поэзии, к сожалению.
Статуя была совсем маленькой, высотой, наверное, с локоть, и от того казалась ещё более несчастной и хрупкой. Должно быть, колдовство уменьшило королеву Игрейну. А может, горе. После измены коварного Анри его женщина плакала, плакала и почти вся вытекла слезами.
И сейчас стояла, одинокая, среди вечно зелёных померанцев, забытая всеми, даже дочерью.
Сердце Кара сжалось.
— Я тебя украду, — пообещал он.
Это было новое слово, в грэхском языке не было его аналога. Считалось, что если ты взял то, что принадлежит другому, и этот другой отдал или прохлопал, а потом у него не хватило сил вернуть это себе, то… Чего уж там. Сам виноват.
И, если уж на то пошло, с женщинами было так же. Взять, например, ту же Элис. Это была хорошая девочка, но слишком уж пухленькая. Кару она нравилась… ну как сестра. Но целовать губы не тянуло, а уж всё остальное… Но нельзя ж было позволить Эйдэну украсть жену у Седьмого ворона? Какими бы глазами потом на Кариолана смотрели его люди? А ещё злило, что Третий вроде и не крадёт так, чтобы украсть, а вроде и крадёт. Слишком всё не понятно. И Кар выдохнул с облегчением, когда оказалось, что Элис — сестра. Сестра — это хорошо. Если кто-то украдёт твою сестру и женится на ней, станет братом.
Кариолан посмотрел на нежное мраморное личико, в свете луны казавшееся совсем живым, и снова вздохнул:
— А тебя бы я никому не позволил украсть. Умер бы, но не позволил. Даже если бы ты была моей сестрой… Но хорошо, цто ты — не моя сестра.
Он опустился перед ней на колени и не выдержал, поцеловал. Мраморные губы обожгли холодом и твёрдостью. А потом стали мягкими, раскрылись навстречу, и Седьмой ворон услышал тихий, жалобный стон.
Перед ним сидела полуобнажённая девушка и смотрела на него. От слёз её глаза сияли, точно звёзды.
— Моя утренняя звезда… — прошептал Кариолан.
Девушка испуганно уставилась на него:
— Анри…
— Мёртв. А я жив. Клянусь, я буду тебя берец. И любить. Я увезу тебя туда, где солнце садица в море травы. Я поставлю тебе белый шатёр, расшитый золотом, в моём ойкане. Это будет луцший шатёр во всей орде. У тебя будет столько разноцветных камней, сколько захоцешь. И луцшие жеребцы. И рабы. И…
Она сморгнула.
— Кто ты?
— Твой муж, — ответил он просто.
Игрейна рассмеялась, погладила его по щеке. Обняла и прижалась к нему.
— Увези меня, пожалуйста, — прошептала тихо. — Мне не надо никаких камней, и шатра, расшитого золотом — тоже. Только твоя любовь.
Он не выдержал и снова коснулся его губ. Её мягкая грудь прижалась к его груди, и кровь бросилась Кариолану в голову.