Ворон, каркни на счастье

Глава 25 Хочешь — убей

Арман уехал за пару часов до рассвета — всю ночь мы разрабатывали стратегию. Мари оказалась прехорошенькой блондинкой, довольно взрослой, очень серьёзной и сосредоточенной. Герман, её муж, в основном молчал и лишь однажды уточнил у жены: «ты уверена?», а получив решительное «да», выдвинул встречное предложение о том, как защитить Старый город от войск кагана. Никто из нас не хотел, чтобы Охраш женился на Авроре.

Но больше всех меня поразил Бертран. По моим подсчётам эрталийскому принцу должно было быть лет… ну чуть больше тридцати. Я ещё удивилась, что его супруга значительно старше, но… Бертран оказался ровесником Майи. По крайней мере, внешне. Рыжие волосы были до предела коротко пострижены, в усах сверкало серебро. Уже после того, как первомирцы покинули шатёр моего супруга, Кара пояснила мне, что время в разных мирах течёт по-разному. Это у нас со дня убийства короля Анри прошло семь лет, а в Первомире уже лет двадцать. Причём у нас время может ускоряться или замедляться, а у них его просто нет.

Я уснула с этой мыслью и не проснулась, даже когда Кариолан попытался меня разбудить.

— Да-да, — пробормотала сонно, — ещё минуточку…

Муж вздохнул, поднял меня на руки, завернув в одеяло. Вышел со мной на руках — моя голова покоилась на его плече — и попросил кого-то собрать наш шатёр. Удивительно, что я поняла просьбу, ведь озвучена она была на чужом языке.

Кариолан посадил меня в седло поперёк, по-женски, тут запрыгнул на коня, успел перехватить сползающую меня, прижал к груди и поправил одеяло.

— Ты не заболела? — спросил встревоженно.

Я промычала отрицательно и тотчас снова вырубилась.

Проснулась только когда меня сняли с коня. Зевнула и открыла глаза. Кар снял седло с лошади и положил передо мной:

— Посиди тут, ладно? Я пока шатёр соберу.

Я кивнула. Алые полосы расчерчивали снег — солнце садилось в серо-синее марево тяжёлых туч на западе.

— Кстати, ты куда-то убирала мою одежду ворона?

— Видишь ли, — промямлила я, пытаясь говорить твёрдо, — прости, что сразу тебе не сказала…

И увидела, как вдруг похолодел его взгляд. Вот только что передо мной был Риол, а в следующий миг — Седьмой ворон кагана. Изначально я собиралась рассказать мужу правду, надеясь, что тонкой ниточки, протянувшейся между нами вчера, хватит, чтобы он мне поверил и понял: другого выхода у меня, по сути, не было. И только сейчас поняла, как это будет воспринято с его стороны: его жена спасла голого мужика, по совместительству являющегося осуждённым на суде воронов «преступником», укравшим эту самую жену…

«В этот раз он меня сам закопает», — с тоской подумала я.

Но другого выхода у меня не было. Врать я, конечно, навострилась за год «сумасшествия», но всякая ложь нуждается в предварительной подготовке. Хуже нет, чем лгать неубедительно. Уж лучше всё сказать как есть и отдаться на милость судьям. Я облизнула губы, вдохнула, выдохнула и постаралась твёрдо посмотреть в его глаза.

— Помнишь, когда Кара превратила Армана в лягушку? Ну, того мужчину, который…

Его глаза совсем заледенели.

— Р-рав! — вдруг раздалось слева.

Мы невольно обернулись и увидели Гарма, который приплясывал над чёрным свёртком ткани. Да нет же, это… это одежда ворона!

— А, — понял Кариолан с изумлением, и голос его прозвучал по-человечески, — это твой пёс украл?

Он подошёл к одежде, но Гарм тотчас схватил её и отпрыгнул.

— Р-рав!

— Отдай, — потребовал Кариолан.

— Р-р-р!

Гарм припал на передние лапы, оттопырив зад и виляя хвостиком. Он явно хотел поиграть с вороном в старую добрую игру «отними у меня». Он вообще обожал такие игры. Гарм, конечно, не Кариолан. Ворон попытался выхватить свою церемониальную одежду, но пёсик успел первым: он отбежал шагов на десять, выплюнул свёрток, положил на него лапку и улыбнулся, высунув розовый язык.

— Скажи ему отдать, — попросил Кариолан, растерянно посмотрев на меня.

Седьмой ворон, как это часто свойственно юным, был очень гордым человеком, и, видимо, участвовать в игре «отними у меня» ему казалось постыдным.

— Гарм, фу, — сказала я. — Отдай.

— Р-рав! — не согласился пёсель.

Я бросилась отнимать, а Гарм убегал, отпрыгивал, проносился совсем рядом, снова выплёвывал игрушку и ехидно ухмылялся во всю пасть.

— Великий воин, Седьмой ворон кагана, Кариолан не в силах справиться с собацкой? — послышалось насмешливое позади Кара.

У меня сердце куда-то упало. Мы с мужем разом обернулись.

Эйдэн, скрестив руки на груди, насмешливо наблюдал за нами. Выглядел он неважно, каким-то усталым и злым.

— Иди своей дорогой, — процедил Кариолан.

— Малыш, если я и в этот раз соберу тебе шатёр, то я туда лягу сам, — рассмеялся Эйдэн. — С твоей женой ты тоже не в силах справица, как и с её собацкой?

— Р-р-р!

Седьмой ворон вспыхнул, сжал эфес сабли.

— Не твоё дело.

— Отцего ж? Завтра мы будем под стенами Старого города. День-два, и наш каган заберёт принцессу в свой ойка́н. А затем мы отправимся биться с Великим Ницто, в которое твой отец не верил, пока Ницто его не сожрало. Если ты не посеешь семя на свою пашню, то это придётся делать мне, как поруцителю на свадьбе. А я, знаешь ли, не люблю пухлых дев.

— Эйдэн, — воскликнула я, — пожалуйста…

Третий поднял широкие брови и насмешливо улыбнулся. Он нарывается на ссору, но зачем? Разве в прошлый раз он не уклонялся от неё?

— Не смей говорить о моей жене! — зарычал Кариолан.

— Отцего ж? — ледяным тоном поинтересовался Эйдэн. — Своей-то у меня нет. Если бы у твоего отца в голове был не воздух, а разум, он не обвинил бы меня перед каганом. Если бы меня не бросили в яму, мою жену не принесли бы в жертву. Я рад, что Ницто не подавилось Седьмым вороном. Но смерть мужцины меньше, цем смерть двух женщин. Разве не так?

— Ты хоцешь мести? Я готов. Но не задевай мою жену.

— Нет! — крикнула я. — Какая месть? Впереди бой с Великим Ничто, не время…

Но Кариолан оглянулся и одним взглядом попросил меня не вмешиваться. Я сообразила, что позорю мужа, и закусила губу. Ох, какая муха укусила Эйдэна⁈

— Мальцик готов помахать железкой? Мальцику будет больно.

— Только трус говорит тогда, когда время говорить оружию, — резко ответил Кариолан.

Его сабля лязгнула, выходя из ножен. Эйдэн тоже вынул свою и замер, поигрывая клинком. Вокруг нас начал собираться народ. Я закрыла лицо ладонями, не в силах смотреть на происходящее. Они сошли с ума! Что Эйдэн творит? И… кто может это остановить?

— Ух ты! — прошептал за мной нежный девичий голосок. — Я чуть не пропустила самое интересное!

Я оглянулась. Позади стояла Мари и в восторге смотрела на застывших друг напротив друга воронов. Кариолан ринулся вперёд, и я уже больше не отводила глаз от бойни.

«Что он делает? Что он делает⁈» — мысленно вопила я, до боли стискивая пальцы.

Сабли со свистом резали воздух, глухо звенели друг от друга. Пару раз Эйдэн чуть не разрубил Кариолана напополам, ещё трижды — едва не срезал ему голову. Все атаки младшего Третий отбивал с лёгкостью или уходил из-под удара. Кариолан скользил ужом, а вернее гадюкой, нанося колющие удары, Эйдэн — танцевал. Его сабля рубила и резала. Я не могла оторвать от неё глаз, заворожённая смертельным танцем.

— Как красиво, — хрипло прошептала Мари над моим ухом.

Красиво? О нет! Это было ужасно. Я сотню раз умерла за те минуты, которые длился поединок. Противники сошлись в коротких схватках раз шесть, а на седьмой — я не поняла, как это произошло — Риол упал. Что-то красное поползло по снегу.

Эйдэн, присевший на полусогнутых коленях, пружинисто выпрямился, опустил клинок вниз, вытер полой плаща и прямо посмотрел на меня. Я как раз перевела взгляд с красного пятна на ворона.

— Ты… это… это же…

Третий усмехнулся, как-то криво и зло, со стуком вложил саблю в ножны. Отвернулся и пошёл прочь. Меня словно швырнуло к мужу, я упала рядом, осторожно перевернула его побелевшим лицом вверх. Из разрезанной куртки текла кровь.

О Боже…

— Риол, — прошептала я, трясущимися руками пытаясь развязать пояс куртки, — нет, пожалуйста, нет…

Гарм завыл. Рядом со мной сел кто-то тёмный, отстранил меня.

— Не мешай.

Быстро развязал куртку, кинжалом разрезал рубаху, обнажая рану. Затем приподнял раненного за плечи.

— Май, сядь так, чтобы он мог к тебе привалиться. Да, так. Герман, зови шакалов Кара. Или воронов. Элис, ты меня слышишь? Да?

Я посмотрела на него. Заморгала глазами, пытаясь сфокусировать внимание.

— Нужна кипячёная вода. Мы отнесём его в шатёр Эйдэна. Сделаешь?

— Да, — прошептала я, вскочила и бросилась в шатёр Кары.

Схватила котелок, выбежала наружу, быстро-быстро моргая, чтобы прогнать ненужные слёзы. Воду мне дали прямо из котла одного из костров. Она была горячей. Когда я вернулась в шатёр, Бертран уже устроил пострадавшего так, чтобы тот сидел. Принц удерживал Кариолана за плечи, а не очень знакомый мне хромой и горбатый ворон изучал рану. Затем прижал её чистым платком. Обернулся.

— Вода? Хорошо.

Встал, подошёл, закрепил котелок над огнём, бросил туда каких-то трав.

— Мешай, — велел мне и подскакивающей походкой вернулся к раненому.

Они с Бертраном принялись раздевать Риола. Затем Ыртаг — я вспомнила как звали Четвёртого ворона — намочил кусок чистой ткани и принялся промывать рану. Затем снова перетянул её.

— Это опасно? — спросила я.

Ыртаг покосился в мою сторону и безэмоционально ответил:

— Да. Тепло и покой. И контроль. Нужно наблюдать и ждать. Я останусь в шатре. Нужно слушать кровь и дыхание.

И, помолчав, хмуро заметил:

— Зацем Эйдэн это сделал — непонятно.

— Мстил за отца, — предположил Бертран жизнерадостно. — Чего тут непонятного?

— Я не о том, — досадливо мотнул головой Ыртаг. — Поцему не убил? Рука стала не тверда? Рана опасна, но умрёт или неизвестно. Не похоже на Эйдэна.

— Ну так нельзя ж убивать бездетного ворона, иначе его род пресечётся. Май… спасибо, солнышко. Ты не могла бы подождать меня снаружи?

Майя нахмурилась:

— Кот, ты переживаешь за мою психику? После того как раны мальчика уже перевязаны?

— Не пресецётся, — возразил Ыртаг. — У Кариолана есть жена. В слуцае смерти Седьмого ворона один из воронов войдёт…

Меня замутило, и я вышла наружу.

Снаружи уже опустилась ночь, и отблески огней заливали снег оранжевым туманом. В небе переливалась звёздная россыпь. Я прошла к шатру Эйдэна, и увидела Третьего ворона сидящим у костра. Мужчина точил саблю, и мне снова стало нехорошо.

— Зачем ты это сделал? — спросила я и сама услышала слёзы, зазвеневшие в голосе.

Эйдэн повернул ко мне озарённое оранжевым светом лицо. Тени чётко вычерчивали высокие скулы и впадины глаз. Пожал плечами.

— Цто тебе не нравица, Сиропцик?

— Перестань. Зачем ты решил убить Кариолана?

Я всхлипнула. Меня трясло.

— Хотел бы убить — убил бы, — безразлично отозвался Эйдэн.

— Ыртаг сказал, что рана опасна. Значит, Кариолан может умереть…

— Его право.

Губы защипало. И глаза. Я вытерла слёзы ладонями.

— Эйдэн, зачем?

— Его отец…

— … но не он! Кариолан не виноват в том, что сделал его отец! И смерть Седьмого ворона не вернёт тебе твою жену!

— Ты крицишь, — равнодушно заметил ворон.

А затем засунул саблю в ножны, легко вскочил и подошёл ко мне, взял за подбородок, повернул лицом к свету и заглянул в глаза:

— Тебе он нравица?

— Он — мой муж! — крикнула я, захлёбываясь от слёз. — Как ты мог, Эйдэн! Как ты мог! Ты мне казался другим…

— Каким?

— Хорошим. Добрым.

— Ты злишься?

Он серьёзно? Я почти задохнулась от боли, разрывающей грудь.

— Да!

Эйдэн протянул мне длинный нож. Или кинжал. Честно — не разбираюсь в этом.

— Хоцешь — убей. Сердце вот здесь. Но луцше не в сердце, его защищают рёбра. Ты неопытна, вряд ли попадёшь. Лучше по горлу — надёжнее. Вот тут.

Третий ворон говорил тихо, очень ровно и серьёзно. Глаза его поблёскивали в темноте. Я уставилась на металл в своей руке. Вздрогнула всем телом, хотела отшвырнуть в сторону, но Эйдэн сжал мой кулак. Резко развернул меня и прижал спиной к себе. Наклонился к уху.

— Это был цестный поединок, Сиропцик. Разве нет?

— Нет! — крикнула я и рванулась из его рук, но это была попытка пичуги вырваться из камня. — Нет! И ты это знаешь! Кариолан моложе и неопытнее тебя. Это не был поединок, это было убийство!

— Я передумал отдавать тебя ему в жёны. Хоцу, цтобы ты была в моём ойкане, — хрипло выдохнул он, опалив моё ухо горячим дыханием.

Я снова попыталась вырваться.

— У тебя есть Кара!

— Две женщины луцше, цем одна. Я не могу женица на вдове другого ворона, но после смерти Кариолана могу делить с тобой ложе. Пока ты не родишь сына.

— Отпусти!

Эйдэн разжал руки, я отпрыгнула, обернулась, уставилась в бесстрастное, словно у каменного идола лицо.

— Как ты… Эйдэн, что с тобой?

— Цто? — переспросил он, наклонив голову. — Я тебя хоцу, Элис. И ты будешь моей.

Я попятилась и тут обнаружила, что всё ещё сжимаю его нож в руке.

— Это неправда, — прошептала, дрожа с головы до ног.

— Я мужцина. Я хоцу женщину. Цто не так?

Он шагнул ко мне. Я выставила вперёд лезвие:

— Не подходи!

— А если подойду?

— Я тебя ударю.

Эйдэн развёл руки в стороны и шагнул ко мне.

— Давай. Я не буду тебе мешать. Но если не ударишь, то дальше я сделаю, цто хоцу.

Я дико оглянулась. Лагерь засыпал. Усталые вороны и шакалы укладывались спать. Поразительно, но никто не обращал внимания на происходящее. Закричать? Эйдэн снова шагнул ко мне. Я попятилась.

— Далеко ты не убежишь, — заметил он. — Меня мог бы остановить каган, Аэрг или Тэрлак. Но все трое в шатре кагана обсуждают завтрашнее. Здесь нет никого, кто осмелился бы выступить против Третьего ворона. А твой муж поцти мёртв. Если ты ранишь меня, тебя не накажут: ты женщина. Но если нет, то я сделаю то, цто давно хоцу. Ты же солгала, цто беременна, верно? Вряд ли Кар сделал тебя женщиной, не то, цто матерью. А я сделаю.

Ну где же Гарм⁈ Он был бы сейчас так кстати! Я снова оглянулась.

— Если побежишь, я — догоню, — предупредил Эйдэн.

И я остановилась. Он подошёл совсем близко, так, что остриё упёрлось в его грудь. Я зажмурилась. Меня затошнило. Ударить? Но ему же будет больно. Я не могла. Я и курицам головы отрубить не могла, а тут… Эйдэн взял мою руку и отвёл от своей груди. Нож выпал из моих пальцев. Ворон коротко и хрипло выдохнул, а потом вдруг обнял меня, прижал к себе и шепнул:

— Прости, Сиропцик. Не бойся: я не трону тебя.

Меня совсем затрясло. Я буквально забилась в истерике. Эйдэн подхватил меня на руки, сел, посадил меня на колени, прижал голову к своему плечу.

— Прости, — прошептал снова. — Прости, маленькая. Я тебя напугал.

Он гладил меня по волосам и шептал снова и снова своё «прости». И в голосе его звучала боль. Я обхватила шею ворона руками и разрыдалась.

Когда меня немного отпустило, я подняла голову и вдруг увидела, что Эйдэн… плачет? Его щёки блестели от слёз. И последние остатки страха и обиды растаяли. Никогда не видела раньше, чтобы мужчина плакал. А уж Эйдэн…

— Что с тобой? — прошептала я, схватив его за плечи.

Он осторожно снял меня с коленей, посадил в седло и опустился передо мной на одно колено. Взял мою руку.

— Я, Эйдэн, Третий ворон Утренней звезды, клянусь тебе, сестра моя: моя жизнь — твоя жизнь. Ни словом, ни делом, ни мыслью я не обижу сестру мою. И не позволю обидеть тебя никому, пока я жив.

Эйдэн коснулся губами моей руки, затем резко поднялся и ушёл.

Я долго-долго смотрела ему вслед, пытаясь понять, что только что произошло. А потом вспомнила про Кариолана, вытерла остатки слёз, вскочила и побежала в шатёр. Вдруг он…

Ыртаг по-прежнему сидел рядом с Седьмым вороном и держал его за запястье. Риол спал.

— Я могу чем-то помочь? — спросила я.

Четвёртый ворон скосил на меня чёрный глаз. Отблески костра превращали лицо Ыртага в страшную маску, а тень его горбоносого профиля и вообще казалась кривляющимся демоном.

— Я скажу, когда будет надо. Спи. К утру разбужу.

Может, Эйдэн просто сошёл с ума? В конце концов, на его глазах убили жену и дочь. У любого помутится рассудок. Я устроилась рядом с мужем, закуталась в единственную шкуру — остальными укрыли раненного — свернулась клубочком и почти тотчас уснула.

И вдруг увидела себя в пещере, сверкающей сталактитами и сталагмитами. Холодный зеленоватый свет откуда-то слева проникал в неё и клубился туманом. Моих ног коснулось что-то холодное и скользкое. Я опустила взгляд и увидела слабый ручеёк, поблёскивающий между камней.

— Ш-ш-ш, — раздалось откуда-то сбоку.

Обернувшись, я закричала от ужаса. На меня смотрела длинная, свернувшаяся кольцами багровая змея. Её мёртвые жёлтые глаза казались слепыми. Тонкий ярко-алый раздвоенный язык трепетал и издавал жуткое шипение.

Я попятилась. Споткнулась о камень, упала. Тело тотчас пронзила резкая боль. Я попыталась закричать, но горло словно заморозило.

Змеиные кольца начали медленно развиваться.