Глава 13

Все прошло, как по нотам. Я во всеуслышание объявила, что юный Гирем выкрал из моей комнаты личные письма, не забыв добавить, что во всем виновата проклятая кровь Бокреев, которые существуют на свете только для того, чтобы вредить мне.

Анни потом сказала, что я немного переигрывала, однако нам поверили. Мехмед по просьбе обиженной сестры повелел Адрею выметаться и крепости, дав ему несколько свечей на сборы.

Когда закатное солнце коснулось горизонта, вся семья Адрея выехала за ворота крепости в сопровождении отряда сулак-баши Браха. Я потребовала у Мехмеда отправил своих людей, которые проследили бы за тем, чтобы Адрей непременно покинул территорию его владений.

И хотя я просила Анни и Катрилу молчать о том, что их дети тоже прячутся среди тюков с одеждой и походным скарбом, мне показалось, что сулак-баши в курсе кого именно он должен сопровождать и для чего. Но я ничего не сказала о своих догадках дочерям. Ведь они впервые расставались со своими детьми, и я знала, как это сложно отпустить их. А сулак-баши не из тех, кто предаст ради выгоды.

Я немного беспокоилась о том, удался ли мой обман, вдруг Ягурда или маги раскусили мою хитрость. Но ровно до те пор, пока в мои покои прямо посреди ночи без стука не ворвался Гирем.

— Елка! — закричал он шепотом, — Хурра пропала! Я обшарил весь замок! Ее нигде нет!

— Тише, — шикнула я, поднимая голову с подушки. Я все равно не спала, только делала вид, что сплю. — Не кричи!

— Ты знаешь, где она? — тут же сориентировался он, бесцеремонно плюхаясь на кровать.

— Все дети покинули крепость с Адреем, — не стала скрывать я, делая вид, что не заметила его вторжения в личное пространство, — здесь слишком опасно.

— Твою ж мать, Елька! — выругался Гирем. — ты сошла с ума!

— У меня не было выбора.

— Их мог вывезти я, Ель! Как ты могла доверить нашу дочь Адрею Бокрею⁈

— Ты? — рассмеялась я, сделав вид, что не услышала вторую часть его фразы. Я села на постели, чтобы посмореть ему в глаза. — Не смеши Гирем. Я уверена Ягурда следит за тобой, как коршун за цыпленком. Она прекрасно знает о том, кто ты для моей Хурры и для меня.

— Откуда, твою мать, она про это знает⁈ Девчонка всю жизнь прожила за стенами!

Я тяжело вздохнула… Если бы я знала, что Олире доверять нельзя. Но она была теплым огоньком в сером и мрачном замке Великого отца, рядом с которым я расслаблялась и теряла бдительность.

— Я сама ей рассказала очень многое, — призналась, — А что-то она подсмотрела сама в моей голове. Это же так просто, задать нужный вопрос, и прочитать в моих мыслях то, что я не стала произносить вслух. Олира очень сильный маг, и Ягурда вовсю использует способности девочки для своих целей. Да, Гирем, я не идеальна, и тоже теряю голову и поддаюсь на провокации!

Отвернулась. Признавать свою неправоту и так сложно, а уж перед ним тем более. Потому что такое признание сразу поднимает вопрос его ошибок, которые я не простила. Не простила именно ему, хотя прощала подобные себе и другим.

И я уже почти ждала, что Гирем, как обычно, ткнет в меня этим фактом. Но он только придвинулся ко мне и обнял, преодолевая мое нежелание оказаться в его объятиях. Я боялась, что он попытается перейти грань, и тогда в моей памяти останется еще один его проступок, который я никогда не смогу простить.

— Эх, Елька-Елька, — вместо этого тяжело вздохнул он. — Какая же ты у меня наивная дурочка…

— Я не наивная дурочка, — пробубнила… В его руках оказалось неожиданно тепло и легко. Хотя я сделала вид, что сопротивляюсь, чтобы он не подумал, что я готова к большему. Я не готова. Просто я устала. От одиночества. От необходимости быть сильной. От постоянного стремления вперед. Я просто хотела побыть слабой рядом с тем, кому могу доверять.

— Дурочка, — тряхнул он головой. А потом, без всякого перехода тихо спросил, — тоскуешь по нему?

А я сразу поняла, про кого он говорит, и, сама того, не желая, кивнула. Слова Гирема отозвались болью в моем сердце. Но в то же время я как будто бы разделила эту боль с ним. Как будто бы Гирем каким-то образом забрал часть моей безнадежной тоски по Агору.

— Мне жаль, Ель, что тебе пришлось столкнуться с этим чувством. — Я вопросительно взглянула на него. Он, вообще, про что? Про любовь? Так это далеко не первая любовь в моей жизни. Он тихо рассмеялся, — с чувством, что ты больше никогда не будешь вместе с тем, кого любишь, глупая…

Я вздохнула. И как Гирему всегда удается это странное волшебство: так точно угадывать мои мысли и чувства? У него нет никакой магии, я в этом уверена. Он всего лишь носит в себе наследие Богини Аддии — кровь, которая отдала силу нашей дочери Хурре.

— Знаешь, — мой язык был быстрее разума, — я так часто вспоминаю свою жизнь в Нижнем городе… И мне кажется, это было самое счастливое время.

— И я, — кивнул он. — Только мне не кажется, я уверен, что это было самое счастливое время в моей жизни. Тогда со мной рядом была женщина, которую я любил и люблю до сих пор. — Я дернулась от его признания, опасаясь, что за признанием последует еще одна попытка повернуть время вспять. Но Гирем снова удивил меня, — не бойся, Ель. Я знаю, что пока сердце пылает любовь к одному человеку, все остальные чувства становятся противны, как разбавленное жадным трактирщиком пиво: только и можно, что утолить жажду, кривясь от отвращения.

Не прошло и двух десятков лет… Мысленно хмыкнула я. Поудобнее устраиваясь в дружеских объятиях Гирема. Мне всегда было уютно рядом с ним. И беды казались не такими большими, и проблемы не такими серьезными. И, вообще:

— Мне жаль, что у нас в итоге ничего не получилось.

— И мне, — отозвался Гирем. — Но я рад, что ты встретила мужчину, которого полюбила. Олира сказала, что Агор достоин твоей любви… Знаешь, эта старая карга, которая прячется внутри девочки, уважает тебя и считает единственной равной, среди целого мира трусливых глупцов. — Он фыркнул, — Агор, кстати, в ее представлении идет сразу после тебя.

— Ты узнавал у Олиры про Агора? — удивилась я.

— Нет, — ехидно усмехнулся Гирем, — мне так понравилось вести беседу с высокомерной старой каргой, которая смотрит на меня как на жирного, откормленного трактирного таракана: со страхом, что он залезет к ней в тарелку, и нежеланием портить аппетит, размазав его кишки по столу.

— Ну, ты и… — я рассмеялась… У меня под ухом билось его сердце, ровно и спокойно. Мне было тепло и впервые за много дней спокойно, несмотря ни на что. Я знала, что со всем справлюсь. Ведь Гирем был абсолютно уверен в этом и делился своей уверенностью со мной.

— Ага, — хохотнул он. И внезапно посерьезнел, возвращаясь к тому, с чего начал, — хорошо, что ты отправила детей, хотя я бы выбрал им другого сопровождающего. Но если старая карга узнает… Я боюсь она прикажет посадить Анни и Катрилу за решетку…

— Мы продумали этот момент. Завтра утром мы объявим, что дети подхватили почесуху. Но между собой неосторожно обмолвимся, как бы вы не принесли из Южной пустоши Красную Пагубу…

— Хитро, — хмыкнул Гирем. — должно сработать.

— Уверена, — кивнул я, — сработает. Рабыни «случайно» услышат наш разговор и донесут куда нужно. И никто не станет возмущаться, что дети останутся под присмотром матерей, а Анни и Катрила перестанут появляться на людях, чтобы не разносить заразу…

Около тридцати лет назад, на границе с Южной пустошью случился сильный мор. Болезнь пришла оттуда, с заброшенных земель. Сначала она маскировалась под обычную почесуху, которой болеют все дети. Ее и лечат-то не всегда, сама проходит. Главное не чесать круглые, сухие, шершавые пятна, которые появляются по всему телу и жутко зудят. Если чесаться, то почесуха тоже проходит, просто длится немного дольше.

От почесухи не спрятаться. Если кто-то заболел, значит все дети в округе покроются сухими, ярко красными пятнами, которые просто невыносимо чешутся. Даже я, живя в королевском замке не избежала этой болезни. Я тогда была совсем маленькой и ничего не помню, но моя няня рассказывала, что на меня, как и на всех детей, надевали отцовскую рубаху и обязывали рукавами, притягивая руки к телу и не давая чесаться.

Поэтому, когда все жители приграничной деревни покрылись красными пятнами, никто ничего не заподозрил. Посмеялись только, что почесуха и на взрослых перекинулась. Но через несколько дней умер первый ребенок. Через пару часов второй… Деревня опустела меньше, чем за седьмицу. А «почесуха» появилась у соседей.

До королевского замка сведения о море, который обозвали Красной Пагубой, дошли, когда полностью вымерли шесть приграничных деревень. Пока выяснили, что передается она при прикосновении к вещам, которыми пользовался заболевший человек, — еще пять.

Тогда король Грилории принял решение защитить страну от мора любой ценой. Он велел оградить территорию на которой гуляла Красная Пагуба забором, отступив довольно большое расстояние от пораженных болезнью деревень. И никого не выпускать… А если люди, пытаясь сбежать, начнут подходить ближе полета стрелы…

Это было жестоко, но остановило болезнь. А к почесухе с тех пор стали относиться гораздо внимательнее, помня, что за легким недомоганием может скрываться смертельно-опасная зараза.

— Анни и Катрила тоже хотят покинуть крепость, — заметил Гирем. — Чуть позже. Но ты, наверное, знаешь.

— Знаю, — кивнула я. — Они стали совсем взрослыми, и я должна позволить им самим решать свои проблемы. Но…

— Они давно взрослые, Ель, — усмехнулся он, перебивая меня, — только ты не видишь этого, все стараешься решить за них и спрятать от всех несчастий под своей юбкой. И не только их.

— Никого я не прячу под юбкой, — возмутилась я. И добавила, не осознавая, что противоречу сама себе. — Ну, ладно детей, но кого еще?

— Всех, — улыбнулся Гирем. И сильнее притянул меня к себе, заставляя прижаться сильнее. Положил подбородок на макушку. — И меня в том числе. Ты ведь даже не посоветовалась со мной, когда решила увезти мою дочь отсюда. И, уверен, дочерей ты тоже поставила перед фактом, и они вынуждены были согласиться с тобой. Но я уже привык… Такой уж у тебя, характер… Королевский…

И он опять был прав. Да, я говорила с Анни и Катрилой, но если бы они отказались, я нашла бы способ убедить их. Или заставить.

— Как же меня бесит, что ты всегда прав, — пробормотала я. Сон, сбежавший от тревожных дум, потихоньку подкрался обратно. Веки стали тяжелыми и тянулись вниз… И я снова, не разумом, а сердцем, попросила, — не уходи… Побудь со мной пока я не усну. А то я опять буду мучиться от бессонницы…

— Не уйду, — вздохнул он, поудобнее устраиваясь на моей постели. — Спи, Елька… Спи…

Я почти провалились в мягкую и теплую темноту, которая рядом с ним всегда была уютной и безопасной, когда он рассмеялся:

— Как я мечтал провести с тобой хотя бы еще одну ночь, Ель. Но не думал, что ты будешь просто спать в моих объятиях… — он замолчал. — Спи Елина, королева Южной пустоши и моего сердца…

Он молчал долго. Слегка покачивал меня, как будто бы я была ребенком на его руках. А потом я услышала тихий шепот:

— Я никогда не скажу тебе это. Я поклялся молчать. Но сейчас ты спишь, а мне так трудно, Елька, хранить эту тайну.

Он тяжело вздохнул, снова немного помолчал, а потом продолжил:

— Я никогда не забуду, нашу самую первую встречу. Вернее, — в его голосе послышался смешок, — вряд ли это можно назвать встречей. Я бы сказал, это было явление… Ты явилась передо мной и затмила собой весь мир. Я тогда только получил титул барона и впервые получил право попасть в королевский замок не под покровом ночи, а среди бела дня. Ты стояла у трона. Такая прекрасная и такая недоступная. Я не был идиотом, Ель, и прекрасно понимал: ты не для меня. Ты никогда не будешь моей. Ты прекрасна, как самая яркая звезда на небе, и так же недоступна для меня.

Еще один тяжелый вдох. И снова тихий, еле слышный шепот:

— А потом случился заговор. Я даже был рад, что ты станешь женой Адрея. Ведь я свой человек для Бокреев. А значит смогу видеть тебя гораздо чаще. Мне хватило бы… Я так думал тогда… А потом Адрей сообщил мне, что ты погибла в пещерах упав в пропасть. Я хотел его убить. Отомстить ему за то, что не уберег тебя, ведь это была его забота. Я знал, Туз никогда не простит мне смерть сына. Не потому что он его любил, а потому что в нем текла кровь Древнего Бога Гирлора. Пусть и сильно разбавленная. Но я не боялся. Зачем мне жизнь в мире, где нет тебя?

Гирем вздохнул:

— Мне надо подготовиться. Взять у Жерена несколько уроков. Я же не убийца, Ель. Я вор. Я могу бы незаметно подсыпать яд в бокал Адрея, но я хотел убить его глядя ему в глаза. Чтобы он знал за что умирает и мучился от боли… И вдруг, когда план дела были закончены, план готов, а кинжал заточен, я вдруг увидел в толпе Нижнего города нищенку.

Он рассмеялся.

— Если бы Небо упало на меня, я не удивился бы так сильно, как в тот момент. Я поначалу даже не поверил. Я думал, то сошел с ума. И мое сердце, корчась от боли, решило найти замену… Но эта нищенка никак не могла быть тобой, значит была мне не нужна. А потом я увидел тебя в харчевне, куда пришел пообедать. Помнишь? Ты выкрала мой кошель. И кинжал, который я приготовил для Адрея. Признаюсь, я даже был рад, что все случилось именно так. И ты все решила за меня. Я отправил к тебе Жерена. Хотел, чтобы он все узнал. И он рассказал, что ты ургородская мать, которая пришла в Ясноград с сыном и дочкой. И я подумал, что ты сестра Елины. Двоюродная, или троюродная… У вас в Угороде все так перемешано.

Он замолчал на какое-то время. Словно думая, стоит ли говорить больше, чем сказал.

— Потом, когда мы уже были вместе, стали появляться некоторые странные звоночки. Слова, жесты, поведение, которого никак не могло быть у ургородской матери Еляны. Я отмахивался от них. Я н верил тому, что с самого начала знало мое сердце: ты и есть моя сказочная принцесса, которую каким-то чудом Небо послало ко мне в объятия. И я отдал тебе браслет Древней Богини Аддии. Мама говорила, что он защитит мою избранницу от смерти. Я, помнится, спрашивал у нее тогда, как я узнаю ту, что достойна владеть наследием Древней Богини. Она смеялась и отвечала, что когда придет время, я сам все узнаю. И она была права, Ель. Я понял это с первого взгляда. Просто я никак не мог соединить в своей голове мою тебя и сказочную принцессу, которая никогда мне не достанется.

Он еще помолчал, прислушиваясь к моему дыхание. А когда заговорил, его шепот был полон боли:

— Когда к тебе пришел барон Пирр, и ты приняла предложение Туза, я понял, что ты снова хочешь вернуться туда, где никогда не будешь моей. Я психовал. Бесился. Но не мог заставить себя даже попробовать отговорить от этой опасной затеи. Я знал, твое настоящее место на вершине мира, а не рядом со мной, нищим баронишкой, который даже не может передать титул наследнику. Наверное, я вел себя слишком неадекватно в то время. Я метался, не понимая, что хочу больше: чтобы ты была моей, или чтобы ты была счастлива. Я знал, что причиняю тебе боль, заставляю страдать и вызываю неприязнь к себе. Но я не мог остановиться. Я пытался. Но от этого получилось еще хуже. Я видел, как в твоих глазах пропадает любовь ко мне. Я видел, Ель. И умирал от боли. И сбежал. От тебя, от тебя, от Проклятого туза и счастливого Тузеныша, который не понимал своего счастья.

В этот раз он молчал долго… А потом тихо добавил:

— Но самое страшное, Ель, знаешь в чем? Если бы я мог вернуть время, я почти ничего не стал бы исправлять. Я по-прежнему помог бы Тузу устроить заговор, из-за которого тебе пришлось пережить столько боли. Потому что не смог бы отказаться от возможности быть с тобой те несколько самых счастливых лет в моей жизни. И я снова отдал бы тебя Тузенышу, когда ты собралась за него замуж. Потому что иначе ты возненавидела бы меня за то, что я повис на тебе, как тяжелый камень, тянущий на дно. Я снова испил бы всю ту боль, которая терзает меня все эти годы. Ревность… Тоску… Я ни от чего не стал бы отказываться, Ель… Потому что иначе я все равно потерял бы тебя.

Он вздохнул:

— Не знаю, зачем я рассказал все это тебе… Наверное, потому что моя интуиция, которая всегда вела меня по воровской дорожке, позволяя выживать в самых сложных случаях, настойчиво твердит, что скоро для нас с тобой скоро все закончится. Так или иначе… И лучше, иначе, Елька… Потому, что я не смогу жить в мире, в котором тебя нет…

Загрузка...