Южная пустошь – 7

Глава 31

До Амилории мы добрались без приключений. Дорога прошла настолько спокойной, что у концу пути я даже начала переживать, по опыту зная, что такое затишье часто случается перед бурей и является знаком грядущих больших проблем. Но даже в Южной пустоши измененный твари как будто бы обходили нас стороной, предпочитая выть и стенать в отдалении.

— Мам, — Фиодор придержал коня, заставляя его идти рядом со мной, — ты как? Устала?

Я улыбнулась. Трогательная забота брата о моем комфорте заставляла мое сердце трепетать от умиления. Малыш, которого я когда-то вынесла из королевского дворца на своих плечах, стал взрослым, и теперь, кажется, всеми силами хотел вернуть мне то, что я в него вложила. И это вызывало во мне нежность и теплоту.

— Все хорошо, — кивнула я. — Я уже привыкла к путешествиям без каких-либо удобств.

— Понятно, — кивнул он, вздохнул и отвел глаза. Как будто бы хотел о чем-то поговорить, но никак не решался. Который раз. — Мам, завтра мы приедем домой…

Я качнула головой, соглашаясь. Завтра три недели пути подойдут к концу. Я могла бы гордиться собой, мое присутствие не задерживало наше передвижение, и со мной этот путь преодолели так же быстро, как и без меня.

— Мам, — Фиодор вздохнул, — я хоте тебе сказать, что… У нас там совсем не так, как в замке. И, вообще, это скорее походный лагерь, чем поселение…

Он явно о чем-то умолчал и свел разговор к бытовым удобствам. Но я не стала настаивать. Захочет — расскажет. Тем более, если бы это было что-то плохое, Жерен не стал бы скрывать от меня. Да, и сам Фиодор, предпочел бы рассказать правду заранее, чем ударить меня обстоятельствами, как обухом по голове.

— Ничего, — улыбнулась я, — думаю, там все же лучше, чем посреди поля умертвий, на котором мы ночевали вчера…

— Определенно, — хохотнул Фиодор.

Хотя вчера нам было совсем не до смеха. Когда-то давно дикая магия, бушевавшая на симпатичной круглой поляне, укрытой первым снегом, поднимала мертвых. Но с тех пор кости истлели и превратились в прах. Если бы не пара свежих трупов бешеных крыс, мы бы так и не поняли, что это за надоедливая пыль, которая летает над заснеженным пространством и забивается в глаза, в нос и рот, стоит только его открыть. Переезжать на новое место было поздно, и мы решили ночевать прямо там, тем более за плотную ткань шатра оживший прах не проникал.

После обеда нам стали попадаться следы близкого присутствия людей: следы от колес телеги на замерзшей земле, колеи, вырубки… И чем ближе мы были к лагерю, тем более таких мест нам попадалось. Наконец, когда я уже умирала от нетерпения, так сильно мне хотелось увидеть, сколько же народу поддержало мое стремление избавиться от Великого отца, в сиреневом сумраке груденя, последнего осеннего месяца, мы увидели отблеск горевших костров.

А потом как из-под земли откуда-то сбоку выскочил часовой. Он, несомненно, заметил нас гораздо раньше, и узнал:

— Ваше величество, — обратился он к Фиодору с радостной улыбкой, — с возвращением!

— И рад тебя видеть, Гвидо, — отозвался мой брат. — Как оно все? Спокойно?

— Ага, — радостно осклабился мужчина, лицо которого сливалось с сумраком. Впрочем, я и так поняла, что он мне не знаком. — Скукотища. Только госпожа Илайя и радует, — хохотнул он, — каждый день мужики ей вызов бросают… Знают, что победы, как своих ушей не видать, да уж больно ловко она сражается. Любо-дорого посмотреть…

— Ну, за просмотр денег не берут, — усмехнулся Фиодор, — главное, чтоб руками не трогали…

— Да, такую тронь, — расхохотался часовой, — тут же в могилку ляжешь. Баба, она, ваше величество, покладистой должна быть, послушной, а не ножичком махать, не хуже Волчары.

— Эй-эй, — вмешался Жерен, Он тоже радовался возвращению. — Ты смотри болтай, да не забалтывайся. Госпоже Илайе до меня, как до щенку до волка. Можешь не сомневаться!

Но в его голосе я слышала смех. Как будто бы эта шутка уже давно была всем известна. И только я не понимала, что к чему.

— Дак, я и не сомневаюсь, — часовой откровенно ржал.

— Тетька Елька, — шепот Сирги за моей спиной прояснил ситуацию, — дядька Жерен отказался биться с госпожой Илайей. Сказал, мол, пока она меня не победила, я могу утверждать, что сильнее. А вот если победи-ит… Так что лучше я в стороне постою, да посмотрю, как другие олухи свое мужское достоинство в битве с бабой теряют…

— Спасибо, Сирга, — фыркнула я. А ведь Жерен прав. Пока битвы не было, ты легко можешь утверждать, что победа будет за тобой…

Какая-то смутная мысль появилась в глубине моего сознания. И тут же пропала, напуганная вырвавшимся у меня смешком. Но я насторожилась. Интуиция тут же опомнилась, обозначив упорхнувшую догадку очень важной. Я нахмурилась, стараясь вспомнить, о чем подумала. И только поэтому не увидела того, что было перед моими глазами.

Как же я корила себя за это после! Хотя понимала, что изменить уже ничего было нельзя. Но я хотя бы была бы готова к тому, что произойдет… Но в тот момент я думала совсем о другом.

Стоило нам проехать мимо часового и въехать в темный перелесок, как откуда-то из-под земли повалили люди. Жерен говорил, что из палаток, в которых воины, решившие биться с магами Великого отца, провели все лето и раннюю осень, людей переселили в наспех вырытые землянки. Но я думала, это будут, как в мире Елены Анатольевны, наполовину закопанные в землю избы… Но нет. Землянки в Южной пустоши были обычными ямами, стены которых укрепили плетеными из ежевичной лозы циновками и обмазали глиной.

На первый взгляд конструкция казалась хлипкой и ненадежной, но Илайя, которая и придумала такой способ устройства жилья, а так же самолично выбирала место для каждой такой норы, утверждала, что землянки прослужат не один год. И в их будет тепло и сухо.

По руководством Илайи построили и особые подземные печи, которые должны был огревать землянку в самые жуткие морозы, но в то же время давали так мало дыма, что подземные жилища можно было не заметить, даже проехав мимо.

Как происходит на самом деле Сирга, который нашептывал мне все эти сведения, не знал. Они уехали раньше, чем можно было бы говорить о каких-то результатах.

Чем ближе мы подбирались к центру, где горели костры, которые мы увидели, тем больше становилось вокруг народа. Они радостно кричали, приветствуя Фиодора, махали руками… Король, любимый и почитаемый народом не на словах, а на деле вернулся на свои земли. Не совсем на свои, конечно, но тем не менее. И люди были не только из Грилории. Ярко выделялись раскосыми, словно прищуренными глазами, истинные княжичи и княжны Славии, и воинственные амазонки, увешанные оружие с ног до головы. Но и все остальные, если приглядеться к одеждам, прибыли сюда из разных мест. Среди встречающих можно было увидеть и пестрые яркие платья славцев, и лаконичные, строгие костюмы республиканцев, и немногочисленные темно-серые рясы магов, и белые одежды рабов из Королевства Кларин, густо разбавленные элементами одежды всех народов нашего мира… и я заметила даже несколько аддийских воинов и абрегорианских солдат.

Я широко улыбнулась им и помахала рукой, чувствуя, как глазам стало горячо. Все было не зря. Мне удалось объединить почти весь мир в борьбе против всеобщего врага — Великого отца и его магов. Осталось только победить…

Рядом с кострами на небольшой круглой площадке перед тяжелыми зимними шатрами, покрытыми шкурами животных, нас уже ждали. Там стояли те, кто привели сюда своих людей: Вайдила, за спиной которой широкой улыбкой сиял Аррам; юный жрец Го Ла Хоф, державший за руку невысокую и тонкую девушку с характерным для истинных княжичей разрезом глаз; хмурый и серьезный герцог Форент, рядом с которым подпрыгивала от нетерпения милая старушка — «глупышка Ирла»; рыжий купец Ин Го Лин, он же Митка, с сияющей от радости Дошкой… Еще один рыжий мужчина, как две капли воды похожий на Митку, в глазах которого застыло тревожное выражение, и женщина, обычная, слегка полноватая и одетая в простое платье горожанки. Она единственная из всех смотрела в землю и не поднимала глаз.

— Гриха⁈ — ахнула я, мгновенно вспомнив, что мне говорила Ягурда о рыжем предводителе республиканцев. — Ирха⁈ Это, правда, они⁈

— Ага, — отозвался мой верный гид, Сирга. — У Ирхи дар…Почти, как у Фиодора. Это она привела людей. Сказала, что если в этом мире кому-то и можно верить, то только тебе, тетька Елька…

Когда-то давно, когда она была совсем юной девчонкой, а я простой Елькой, живущей в Нижнем городе, мы были, если не друзьями, то хорошими приятельницами. Я выкупила у Ихри патент ее отца, Ирха работала на меня, став фактически моей правой рукой. И нас обоих все устраивало. Но в какой-то момент что-то сломалось, и Ирха, начала подворовывать, таская деньги из кассы.

Люди Гирема заметили это раньше, чем я. Ведь я доверяла Ирхе, как самой себе и даже не думала, что человек который получает от нашей дружбы все, и даже чуточку больше, может легко обменять это все на несколько украденных гринок.

Когда все вскрылось, она кричала на меня. Обвиняла в том, что я ее обманула: «украла» у нее таверну отца, хотя плата, которую она получила была гораздо больше того, что могли бы предложить ей другие.

Гриха — брат-близнец Митки и жених Ирхи тогда впервые на моей памяти повысил голос на свою любимую. Он той же ночью увез ее из Яснограда, понимая, что Ирха не успокоится и продолжит разносить по городу все те гадости, которые она кричала, когда я поймала ее на воровстве за руку. А купчиха Гальша — младшая сестра Грихи и Митки, заплатила мне виру, отдав все деньги, которые Ирха принесла в их семью в качестве приданого и которые я заплатила Ирхе за патент.

И сейчас, глядя на поникшую Ирху, которая не смела поднять на меня глаза, я понимала: она тоже до сих пор помнит все, и до сих пор чувствует себя виноватой. Как и Гриха.

— Ваши величества, с возвращением! — поклонился, задавая тон всей встречи герцог Форент, когда мы спешились.

— Ваши величества. С возвращением. — вразнобой начали повторять остальные, кланяясь мне и Фиодору.

Я, как полагалось по королевскому этикету, слегка склонила голову и уж собиралась ответить приличествующей речью, как Фиодор, махнув рукой на все рамки и приличия, шагнул к герцогу с сгреб его в объятия.

— Да, забудь ты, дядька Рот, этот дурацкий этикет. Мы ж не в королевском замке, а в лесу, к чему этот официоз!

— И я ему это каждый день твержу! — тут же вмешалась «глупышка Ирла», делая шаг ко мне и бесцеремонно обнимая. Прижалась и, еле слышно всхлипнув, прошептала с облегчением, — вернулась… девочка моя… вернулась…

И столько тихой, затаенной радости было в ее словах, что у меня самой на глазах появились слезы. Я, плюнув на церемонию, обняла старушку.

— Вернулась…

И нам больше не надо было слов. Мы и так понимали друг друга. Я чувствовала, как сильно «глупышка Ирла» переживала за меня. А он знала, как сильно я ценю нашу дружбу и как благодарна за то, что она чувствует.

Мы так и забыли про рамки положенной церемонии. И Фиодор, и я, без всякого порядка, обнимали встречающих, не обращая внимания ни на титулы, ни на прочие регалии: Аррам, Вайдила, Митка, Дошка, Селеса, оказавшаяся рядом и только что рыдавшая на плече у Жерена, князь Го Ла Хоф и его молодая жена, нечаянно подвернувшийся Жерен, герцог Форент, мои верные Тайка и Южин, какой-то незнакомый мужчина, который только что обнимался с Фиодором, дружески похлопывая друг друга по плечам, другие жители нашего поселка на краю Южной пустоши, снова князь… или просто очень похожий на него жрец…

Они что-то говорила. Радуясь нашему возвращению. Я тоже что-то говорила, радуясь тому, что вернулась и тому, что они здесь. Я чувствовала себя так, как будто бы слегка перебрала молодого вина, опьянев от эмоций: и своих, и чужих.

Когда я поняла, что в мои объятия стали попадать совершенно незнакомые люди, остановилась… И только тогда заметила, что Гриха и Ирха остались в стороне от радостной вакханалии, в которую превратилась приветственная церемония.

И я, недолго думая, шагнула к ним и первой обняла по-прежнему не решавшуюся поднять глаза Ирху:

— Ирха! — хапнув заряд всеобщей радости, я улыбалась искренне и широко, — я так рада тебя видеть!

Ее тело слегка напряглось в моих руках, а потом мышцы резко расслабились, и Ирха всхлипнула:

— Е… В-ваше величество, — исправилась она, — простите меня. Я не должна была…

— Ирха, — я отстранилась и взглянула в полные слез раскаяния глаза, — я давно простила. И, вообще, кто старое помянет, тому глаз вон!

Эта поговорка из другого мира так гладко легла на ситуацию, что я произнесла ее, даже не задумавшись, что меня могут понять как-то не так…

— Глаз⁈ — слегка опешила Ирха. А потом вдруг разрыдалась и закивала, — ну, глаз, так глаз… Только пусть Южин потом залечит… а то больно…

— Ирха, ты что⁈ — я рассмеялась, — да, зачем мне твой глаз. Я уже все забыла! Что было, то было, плюнули и забыли, — опять дала о себе знать память прошлой жизни, но в этот раз Ирха поняла меня правильно. И Гриха тоже. — А кто помнит, тот сам себе жизнь отравляет…

— Вот и я, Ель… Ваше величество, ей то же самое говорю, уж сколько лет, — прогудел он, оттаскивая меня от жены и заключая по-медвежьи сильные объятия. У меня аж косточки затрещали, — наша Елька не из тех, кто годами зло в себе тешит. Давно забыла и простила обиду.

— Гриха, — простонала я, — пусти, окаянный! Раздавишь же! Вот медведь! Что двадцать лет назад, что сейчас…

— Это вы, величество, еще старшего нашего не видели, — хохотнул старый друг, — вот он уж ежели обнимет, то точно все кишки выдавит. Не знай в кого такой… Ежели б не рыжина фамильная, так и подумал бы, что жена любимая на стороне дитя нагуляла. И умишком Небо не обидело. И талантом купеческим. Он у нас лет с десяти лавку на себя взял: ты, говорит, батька, не торгаш, по миру нас с такими талантами пустишь, иди у матери в трактире вышибалой работай.

— Гриха, да, хватит тебе, — всплеснула руками Ирха. — нашел тоже время и место хвастать! Еще остальных вспомни!

Но я по голосу слышала, как сама Ирха страшно гордиться страшим сыном.

— И сколько их у вас? — рассмеялась я.

— Семь сыновей у меня, Елька! — радостно выпалил Гриха. И радостно загоготал, на мгновение забывшись, но я не стала его поправлять. — Семь парней, рыжих, как огонь. И три дочки, — в голосе многодетного папаши послышалась нежность, — красавицы, глаз не отвести. Маловасты еще для женихов-то, но я уже батоги приготовил, парней от окошек гонять.

— Только бы вернуться к тем окошкам-то, — вздохнула Ирха. И погрустнела. — Дар-то мне Боги дали, людями командовать. Да, только и враг-то силен, ваше величество… Видела я, как они людей били. Да, не по одному, а одним махом десяток… Боюсь я, силушки-то нашей против магов-то не хватит… И никакой Дар не поможет.

Плечи Грихи резко опустились, а руки повисли плетьми, выпуская меня из захвата. Я развернулась, взяла Ирху за руки, бессильно висевшие вдоль тела и, сжав, произнесла, стараясь вселить уверенность в женщину, которую Боги наделили Даром вести за собой целую армию.

— Мы обязательно победим, — твердо произнесла я. И в этот момент сама искренне верила, что у нас все получится. Как будто б не сомневалась, не говорила себе все те же слова, что и Ирха. — На нашей стороне Боги. Они нам обязательно помогут, и победа будет на нашей стороне… Верь мне, Ирха! Если будешь верить ты, то будут верить и те, кто идут за тобой. Побеждает не тот, кто сильнее, а тот кто верит в свою победу…

И у меня получилось. Глаза Ирхи вспыхнули верой в меня, в себя и нашу силу. Моя интуиция снова громко звякнула, но я не обратила на этот знак никакого внимания, поглощенная удивительным зрелищем. Я была права. Дар Ирхи, который заставлял людей идти за ней, прямо сейчас заставил их поверить в свою силу, в нашу мощь и скорую победу над магами и Великим отцом.

Гриха расправил плечи и подняв руки к не небу громко закричал, выплескивая хлынувшие на него эмоции. И ему вторили крики других людей, тех, которых тоже задел Дар Ирхи…