Южная пустошь – 7

Глава 5

Утром я проснулась в своей постели. Потянулась, чувствуя блаженную легкость во всем теле. Улыбнулась, глядя на бегущий по стене яркий солнечный зайчик, скачущий по стене. Дети… Это они разбудили меня, направив луч полуденного солнца в открытое окно.

Давно не чувствовала себя так хорошо. Резво вскочила на ноги, и выглянула в окно, распахнув створки во всю ширь. Рассмеялась… Под окном, выходящим на тенистый внутренний дворик, прямо посреди большой полукруглой клумбы-лужайки стояли Хурра с сестрой и братьями.

— Мама! — подпрыгнула она на месте, пряча за спину зеркало, которым они пускали солнечных зайчиков, — ты проснулась!

— А Гирем сказал, что ты будешь спать до самого вечера, — сдал с потрохами ночного короля Делив, перехватив зеркало и передав его дальше, Оливу или Виктории…

Я фыркнула себе под нос, вот ведь хитрюги, знают, что малышам простят любую шалость. И поди теперь докажи, что в окно светила не маленькая Викуша, а почти взрослая Хурра.

— Он напоил тебя отваром, чтобы ты успокоилась и отдохнула, — кивнула Виктория.

— И сказал нам, чтобы мы тебя не беспокоили, — подхватил Олив. И поинтересовался, — а ты отдохнула?

— Да, мам, — подхватила Хурра, только сейчас сообразившая, что у Гирема вероятно были причины поить меня успокоительным отваром. Взглянула на меня виновато, с потрохами выдавая свое участие в «утренней» побудке, — ты же отдохнула, да? Уже почти полдень…

В этой фразе вся моя дочь: импульсивная, порывистая, непокорная. Она всегда сначала делает, и только потом думает. Вся в свою покровительницу: Древнюю Богиню Аддию…

И в отца.

Как он, вообще, до такого додумался? Взял и напоил меня сонным отваром, чтобы успокоить и заставить забыть обо всех проблемах и переживаниях. И, хотя, сейчас я вынуждена была это признать, его способ сработал, я давно не чувствовала себя так хорошо, как этим очень поздним утром, но все же ему не следовало делать это втихаря.

— Отдохнула, — кивнула я Хурре. — А где сейчас Гирем?

На лицо дочери набежала тень.

— Он уехал, — обиженно поджав губы, заявила она. — С этой…

— С госпожой Олирой, — пояснил Делив, чутко уловив по выражению лица, что я не поняла, к ого имеет в виду Хурра. — Они поехали осматривать окрестности. Я слышал, как она сказала, что хочет увидеть, как сильно все изменилось вокруг… Ба-а, но она же магичка. Разве она была здесь когда-нибудь? Мама говорила, что все маги жили только в Монтийской Епархии…

«Ба-а…»

По сердце плеснуло нежностью… Мои дети… Мои любимые и такие родные дети. Что мне какие-то бывшие Верховные, мечтающие поработить Богов, и Великие отцы, желающие захватить весь мир, когда у меня есть те, ради кого я готова отдать всю себя и даже больше? Когда вокруг меня так много таких же, как я, матерей и отцов, как Гирем, которые готовы сделать то же самое?

Я улыбнулась. Кажется, я поняла, о чем он спрашивал меня вчера, когда задавал вопрос: почему я решила, что Ягурду должна остановить я? Ну, или Боги?

Теперь я знала на него ответ… Не я… Не я должна остановить бывшую Верховную, а мы… Все мы, те, для кого счастье своих детей важнее своего собственного страха.

— Хурра! Вас же просили не будить маму! — строгий голос Катрилы заставил мальчишек вздрогнуть и втянуть головы в плечи. Викуша растерянно захлопала глазками, сейчас, как никогда в жизни она была похожа на обычную четырехлетнюю девочку. Но Хурру таким тоном напугать не удалось.

— Это не мы, — не моргнув глазом соврала она, — мама сама проснулась. Да, мам?

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами полными детской, незамутненной уверенности, что все так и было. А солнечный зайчик, светивший мне прямо в глаза, и зеркало, которым его направили, оказались здесь совершенно случайно.

Я рассмеялась. Катрила вышла из дома и подошла по хрусткой галечной дорожке к клумбе. Взглянула на меня и, продолжая хмуриться, сказала:

— Прости, мы просили их не будить тебя и дать отдохнуть.

— Ничего, — махнула я рукой, — я сама проснулась.

— Мам, мы можем поговорить? — в голосе Катрилы я услышала тревожные нотки. И забеспокоилась. — Я хотела бы попросить тебя кое о чем…

Делив с Оливом, вероятно, знали о возможной просьбе, потому что тревожное ожидание тут же появилось в их глазах, устремленных на меня. Как будто бы они переживали о том, что кажет мне их мать.

— Конечно, — ободряюще улыбнулась я. — Поднимайся. И скажи, чтоб принесли завтрак. Я ужасно голодна.

Катрила кивнула и снова скрылась из виду, вернувшись в дом. Мальчишки метнулись за ней, оставив девочек.

— Уже скоро обед, мам, — расхохоталась Хурра. И тут же, насупив брови, пожаловалась на сестру, — Анни заставляет нас спать после обеда. Говорит, что слишком жарко, чтобы гулять. Но, мам, мы совсем-совсем не устали. И на улице совсем не жарко. Сулак-баша Брах говорит, что лето нынче очень холодное… Можно мы не будем спать?

— Что за сулак-баша Брах? — встревожилась я, сразу же вспомнив про местные порядки… Если этот «сулак-баша» хоть пальцем тонул моих свободных девочек, то я сама лично сверну ему шею и скажу, что так и было.

— Это капитан нашей стражи, — затараторила Хурра, торопясь рассказать и чуть-чуть похвалиться, — вот такой дядька. Он меня учит разным боевым приемчикам. Говорит, раз уж я хочу оставаться свободной, то должна уметь отстоять свою свободу, — гордо закончила она и тут же сообразила, что сказала лишнего, — только ты, мам, Анни ничего не говори. А то она ругаться будет.

Моя малышка тяжело вздохнула, и проворчала:

— Только и слышно от нее: туда не ходи, сюда не ходи, это нельзя, то нельзя, ты принцесса, а не дворовый мальчишка… Не сестра, а тюремный надзиратель… Мам, скажи ей, пусть она от меня отстанет!

Я с трудом удержала на лице серьезное выражение. Губы норовили разъехаться в стороны, а смех рвался из груди с такой силой, что захотелось зажать себе рот, чтобы не рассмеяться.

— Хурра, — сдвинула я брови, — но ведь Анни права. Ты принцесса и будущая королева. И должна вести себя соответственно.

— А вот папа говорит, — прищурилась Хурра, — что король может делать все, что хочет. А иначе зачем, вообще, быть королем?

— Мам?… — за моей спиной раздался стук в дверь и голос Катрилы.

— Входи, — не поворачиваясь крикнула я и кивнула Хурре, — мы с тобой поговорим об том позже. Но, Хурра, пожалуйста, слушай, что говорит сестра. Договорились?

— Ну, мам! — возмущенно воскликнула она, не ожидая такой подставы.

Но я все же смогла взглянуть на нее серьезно, прежде чем отвернуться от окна и посмотреть на Катрилу.

— Хурра совсем отбилась от рук, — улыбнулась она, не замечая, что улыбка не затронула ее глаза. — Хочешь я помогу тебе переодеться?

Я до сих пор щеголяла в длинной ночной рубашке. Новой, чистой, но не моей. Где уж достал ее Гирем не знаю. И как смог вытряхнуть меня из платья не прибегая к помощи горничной — тоже. Но одно я знала точно, этой ночью между нами ничего не было.

— Нет, не нужно, — отказалась я от помощи. Моя походная одежда была отлично приспособлена для самостоятельного облачения. А с Катрилой я могла поговорить и в рубашке. Кивнула на вычурную резную скамью, которую использовали вместо диванов, — садись, давай поговорим…

Катрила вздохнула. Мне показалось, что она старательно оттягивала начало разговора. Как будто бы чего-то боялась.

— Катрила, — я взяла руку моей старшей дочери и сжала в своих ладонях, — не бойся, милая. Говори. Ты столько для меня сделала, и я не откажу тебе в любой просьбе…

— Нет, мам, — всхлипнула она и прикусила губу, чтобы не расплакаться, — это ты для меня сделала столько, что я за всю жизнь… И сейчас я опять… — она судорожно вздохнула. Рыдания рвались из ее груди, мешая говорить.

— Тише, милая, — я обняла, дочь, которая все же не сдержала слезы и заплакала. Подвела ее к скамейке и усадила, а сама примостилась рядом, — рассказывай, что случилось? Тебя кто-то обидел? — я вдруг испугалась, что Катрила не смогла отказать какому-нибудь «сулак-баше»… Абрегорианское воспитание не позволяло девочкам никакой свободы. — Не бойся, скажи мне, и я сама лично закопаю этого козла.

— Нет, мам, меня никто не обижал, — мотнула головой Катрила. И улыбнулась сквозь слезы, вероятно представив картину: королева закапывает козла. — Ты изменилась. Раньше бы ты никогда не сказала бы так… грубо…

— Может быть, — кивнула, — но, поверь, раньше я поступила бы не менее жестко… и поступлю… Если кто-то рискнет прикоснуться к моим детям.

— Спаибо, мама, — кивнула она. — Но я хотела попросить тебя о другом… Император объявил моего мужа предателем, и теперь мне и моим детям грозит смерть. И я хотела попросить у тебя помощи…

— Конечно же вы можете остаться, — я коротким рывком прижала к себе дочь и сразу отпустила. Катрила не любила объятия. С самого детства она боялась людей и избегала любых прикосновений. — Ты могла бы даже не спрашивать. Я никогда не отправила бы тебя туда, где тебе и моим внукам грозит опасность.

— Мама, — неожиданно Катрила сама прижалась ко мне, — я это знаю. И помощь мне нужна немного другая…

— Что же ты хочешь? — улыбнулась я, обнимая приемную дочь.

— Я хочу восстановить доброе имя моего мужа. Анни смогла увидеть, что его оговорили. А ведь он был хорошим человеком и не заслужил, чтобы о нем помнили, как о предателе.

Я кивнула… До сих пор меня не оставило чувство вины за то, что отправила Катрилу в Абрегорию вместо Анни, когда император потребовал предоставить ему мою приемную дочь, чтобы выдать ее замуж за сына одного из приближенных. Мне повезло, что парень искренне полюбил Катрилу, и она была с ним счастлива.

— Поэтому, я хочу сама отправиться в Абрегорию, — решительно заявила она, — и все выяснить. А тебя хотела попросить присмотреть за детьми… Пока они в безопасности, у меня развязаны руки.

— В Абрегорию? — удивилась я. — Но, Катрила, это очень опасно! Едва ты вернешься в империю, как тебя арестуют! И казнят!

— Я вернусь под чужим именем, — тряхнула головой она. — Я уже все продумала. У Гирема есть друг, который может мне помочь. А у меня есть деньги, чтобы заплатить ему за помощь…

Я невольно отодвинулась, чтобы взглянуть на Катрилу издалека. И это моя пугливая зайка, которая всегда вздрагивала даже от громкого звука, боялась собственной тени и старалась быть незаметной⁈ Может быть она просто не понимает, во что ввязывается⁈ Может быть кто-то, не будем показывать пальцем в Гирема, запудрил ей мозги, и рассказал сказки, будто бы эта очень опасная и рискованная поездка будет чем-то вроде увеселительной прогулки?

— Но, Катрила, — повторила я, — это очень опасно. Допустим, ты приедешь в Абрегорию под чужим именем в сопровождении какого-то мутного типа. Почему ты уверена, что он не сдаст тебя императорской службе?

Она вздохнула…

— Нет, этот «друг», — она явно выделила слово голосом, — не будет меня сопровождать. И он не сможет сдать меня императору, потому что не будет знать, кто я такая. Он поможет мне узнать, что произошло с моим мужем на самом деле. А в империю меня отвезет граф Шеррес, отец Анни. Я уже написала ему и заручилась его согласием. В начале осени он отправляется к императору с ежегодным докладом, и может взять меня с собой. В качестве своей грилорской невесты.

— Невесты⁈ — ахнула я.

— Да, это лучшее прикрытие из всех возможных. У меня, как у приезжей чужестранки незнакомой с традициями Абрегории, будет гораздо больше свободы. На мои проступки будут смотреть сквозь пальцы, особенно если я слегка притворюсь и буду делать вид, что очень стараюсь стать настоящей абрегорианской женщиной, но слишком глупа, чтобы понять, как должна себя вести. Я уже видела такое, когда была при дворе…

— Вот именно! Там тебя знают! Едва император увидит «невесту» графа, как поймет, что это ты…

— Не увидит, — улыбнулась Катрила. — невеста не жена, и я надену покрывало.

Я была ошеломлена… Как бы там ни было, а план Катрилы казался довольно продуманным, хотя и очень рискованным. Если вдруг что-то пойдем не так, то император сразу же казнит жену изменника.

— А Анни? — схватилась я за последнюю соломинку, — что говорит Анни? Она видит, чем может закончится твоя поездка?

— А Анни не знает о моих планах, — улыбнулась Катрила, слегка приподняв уголки губ, — Я ей ничего не говорила. К тому же она почти совсем перестала видеть события, происходящие в Абрегории… Там слишком много магов и магии. Даже о казни моего мужа мы узнали от графа Шеррес. И он же написал, что император очень плох. Того гляди он покинет наш бренный мир, и на престол взойдет его сын.

— Так может стоит подождать? — нахмурилась я. Отношения между Анни и принцем Гордеем не заладились, но, в общем-то, те, кто был знаком с ним лично, отзывались о нем, как о приятном, умном и дальновидном молодом человеке, — когда Анни станет императрицей, то сможет посодействовать по твоему вопросу. Думаю, его высочество не откажет своей супруге.

— Нет, мам, — мотнула головой Катрила. — Наоборот, я должна поспешить. Ты же помнишь традицию Той же руки?

Я кивнула… Точно! Об этом я как-то не подумала. По Абрегорианским традициям род может вернуть себе честное имя только в том случае, если помилование подписано той же рукой, что и приговор. В любом другом случае измена империи так и останется позорным пятном на истории рода, которое придется смывать безупречной службой семи поколений.

— Все уже решено, мам, — тихо добавила Катрила… Как будто бы поняла, что я ищу аргументы, чтобы убедить дочь в безнадежности ее затеи. — Я все равно поеду в Абрегорию. Я должна, мам. Не только мужу, но и сыну. И его детям.

— Это очень опасно, — я снова вернулась с того, с чего мы начали. — Но если это твой выбор… Я поддержу тебя. И помогу всем, чем могу…

— Спасибо, мам, — вспыхнула она, загораясь уверенность от моих слов, как свеча от поднесенного факела, — я знала, что ты меня поймешь.

Я тяжело вздохнула. Понимаю. И даже пытаюсь принять. Но это очень тяжело. Я привыкла быть щитом для своих детей. А сейчас должна выпустить из-за спины дочь, которая тоже хочет защитить своих детей.

— Мне кажется, к статусу «невесты» тебе нужен грилорский титул, — еще раз вздохнула я, мысленно делая шаг в сторону, чтобы попустить Катрилу вперед. — Ты же не можешь использовать свой настоящий…

— Да, — улыбнулась она. — я уже написала Фиодору. Он подготовит документы и будет ждать меня у границ Грилории к середине лета, чтобы помочь добраться до Яснограда к графу Шерресу. Только Анни об этом не говори, — торопливо добавила она и усмехнулась, — она никак не может простить брата за Живелу…

— Ох, уж эта Живелла, — покачала я головой. — А как ты доберешься до Фиодора?

— Гирем проведет через пустоши. Он обещал. Но выходит надо через две седьмицы… Пока не зацвела Сонная амброзия.

Я кивнула… Эта измененная травка Пустоши славилась тем, что ее аромат усыплял любого, кто имел неосторожность его вдохнуть. К счастью сорванное растение сразу же теряло свою опасную способность, а скошенная плохо восстанавливалась, иначе Южная пустошь была бы непригодна для жизни. Но следить за Сонной амброзией вокруг нашего поселка приходилось регулярно, чтобы не допустить цветения.

— Мы уже готовы к поездке… И скоро отправимся в путь…

Вот и все… моя Катрила выпорхнула из гнезда.

Обняла свою дочь…

— Мам, — я снова услышала шепот слез в ее голосе, — я хотела тебя попросить… Пожалуйста… Если я не справлюсь… Забери меня из империи в Южную Грилорию. Я хочу быть там… Рядом с тобой… И накажи Деливу и Оливу никогда туда не возвращаться.

— Катрила, — выдохнула я, чувствуя, как на глазах набухают слезы, — девочка моя. Я обещаю…

Все главные слова были сказаны. Обещания даны. И теперь можно было признаться о том, что беспокоило больше всего…

— Мне страшно, мам, — всхлипнула Катрила. — Я знаю, что пойду на любой риск. Но мне так страшно…

— Я знаю, — слезы текли по щекам, хотя я очень старалась не плакать, — страх никуда не уйдет, родная. Он всегда будет с тобой, но я верю в тебя. Ты сильная, ты справишься…

— Справлюсь, — кивнула она. — Я смогу.