Южная пустошь – 7

Глава 36

После визита призрачного мага сон сбежал. В голову, как в котелке, который поставили на сильный огонь, бурлили мысли, плескаясь раскаленными каплями, прожигавшими меня болью. Я перекладывала в кладовой сознания все известные мне факты с полки на полку. И события прошлого и настоящего, складывались в трехмерные картины, имевшие второе, а местами и третье дно.

«На Изнанке передвигаться легко», — говорила Хурра.

И это правда. Мои дети с легкостью встречались друг с другом, будучи на разных концах нашего мира.

Могло ли быть так, что Великая Мать, пришла в наш мир точно так же, как Хурра «ходила» смотреть Хрустальную пустыню?

Скорее всего так и есть. Только мои дети «ходят» по нашему миру, а Они по разным мирам. Смотрят, изучают… Им неведомы чувства, их мысли беспристрастны… Ведь недаром любовь к мужчине стала для Великой Матери потрясением, а Тот, кто вселился в Михася, впервые познал страх и ненависть к нам, к людям… К тем, кто оказались такими же, как Они, но другими.

Даже наши души способны любить и ненавидеть. Не зря говорят, что истинная любовь не проходит, и те, кто по-настоящему любили друг друга в этой жизни, обязательно встретятся в следующей.

А еще наши души способны жаждать власти. Даже не имея физического тела… На миг представила, что было бы, если бы Ягурда поняла, какая власть могла бы быть в ее руках, если бы она не стремилась вернуться из Изнанки любой ценой. Стало дурно. Где закончились бы ее амбиции? Ограничилась бы она одним миром, или захотела бы большего?

Если бы Гирем не убил ее… Там, на Изнанке…

Твою же мать! Я вскочила и громко,. Вслух выругалась… Потому что…

— Мам⁈ — Голос Фиодора раздался снаружи. — Ты уже проснулась?

Мой брат осторожно отодвинул циновку, служащую дверью и заглянул внутрь. Солнце уже встало, за его спиной было совсем светло. Это я, за раздумьями не заметила, как погасла свеча отмеряющая время и наступил рассвет.

— Мам! Мам!

Фиодор влетел в наше крохотное подземное жилище, отчего внутри стало еще теснее, выдернул меня из постели и, подхватив на руки, радостно хохоча, закружил вокруг себя… Не слишком сильно, но пару раз я ударилась ногами об стену.

— Пусти! — рассмеялась я, невольно заражаясь его счастьем. — Убьешь сейчас!

И он наконец-то, отпустил меня, но радость, плескавшаяся в его глазах, не позволила ему спокойно сесть, он подпрыгнул на месте, как мальчишка и заорал:

— Она меня любит! Мам! Ты была права! Пока меня не было, Илайя поняла, что я ей нужен! Мам!

— Илайя? — переспросила я, абсолютно уверенная в том, что ослышалась.

Но помертвевшее лицо брата было красноречивее всех слов…

Вся радость исчезла, и теперь он смотрел на меня испуганно…

— Мам, ты только не волнуйся, — король Грилории засуетился, силой усаживая меня на топчан. — Все не так страшно, как тебе кажется…

— Это та Илайя, о которой я думаю⁈ — мой голос звенел. Я хотела зарычать, как дикий зверь, и завыть, как бешеная собака. Но вместо этого послушно опустилась на край постели. И не сводя глаз с встревоженных глаз Фиодора, повторила вопрос, — это та Илайя, о которой я думаю?

— Мам… — начал Фиодор, но я его перебила, не в силах справиться с эмоциями, душившими меня.

— Ты с ума сошел⁈ — тихо, почти шепотом произнесла я. — Фиодор⁈ Тебе мало было Живеллы⁈

— Она не Живелла, мам, — Фиодор присел на корточки и, схватив мои руки, проникновенно заглянул в глаза. — Она совсем другая. Она никогда не плачет… Она сильная, образованная, умная… И она принцесса… Помнишь. Ты говорила, что Живелла мне не ровня? С Илайей я понял, о чем ты говорила, понимаешь? Илайя не просто ровня. Она равная.

— Принцесса говоришь? — горло перехватило. От злости на Илайю потеряла голос и могла только шипеть. Хохотнула. — А эта дрянь сказала тебе какая она принцесса⁈

— Ну, конечно! — уверенно тряхнул головой мой сын. — Конечно, она мне все рассказала. И про то, что долгое время была с Великим отцом… И она не дрянь, мам… Не говори так о моей невесте.

— Невесте⁈ — ярость поднялась пеной и выплеснулась, делая мой голос еще более сдавленным.

— Ну, почти невесте, — Фиодор осторожно улыбнулся. — Эту ночь мы провели вместе. И я хочу сделать ей предложение. Надеюсь она согласиться…

— Нет! — Я вскочила. Кристально-чистая ненависть к Илайе, резала меня по живому, как клинок. — Ты не понимаешь, Фиодор! Эта тварь хочет убить тебя и стать королевой! — заорала я, разрывая связки.

— Мама, она не тварь. — Фоидор смотрел на меня набычившись. Он снова готов был защищать ту, что его обманывала, обманывает и будет обманывать всегда. — Не смей говорить о ней в таком тоне.

Я расхохоталась. Снова! Твою же мать! Все повторяется опять! Только теперь не Живелла — дочь Великого отца, а Илайя-Лирия — дочь Грегорика.

— Это мне решать, в каком тоне говорить о той, которая мечтает убить тебя и надеть на свою голову корону Грилории! — резко осадила я брата. Не только он король, но и я королева. И тоже умею замораживать голосом. — А ты ведешь себя, как дурак, облегчая ей задачу!

— Ей не надо убивать меня, чтобы надеть корону. — Брат встал, возвысившись надо мной на целую голову. И смотрел так, словно хотел прихлопнуть, как надоедливого комара, монотонно жужжащего одно и то же над ухом. — Ей достаточно принять мое предложение, и я сам надену ей корону, мама! Я же говорил! Я все знаю! Она мне все рассказала!

Ну, да, конечно! Я фыркнула. Рассказала она, как же!

— Я не позволю тебе жениться на Илайе, — отчеканила я. — Один раз ты уже сделал по своему, и сам видишь к чему привел тебя твой выбор. Но в этот раз, сын, я не позволю тебе сломать жизнь себе и потерять Грилорию навсегда!

— Мама, — голос брата звучал холодно, — да, тогда я ошибся. Но в этот раз все по-другому. Илайя от меня ничего не скрывает, и я верю ей, как самому себе. Я женюсь на ней. Если она, конечно, примет мое предложение.

— «Если, она конечно примет мое предложение»? — передразнила я его. Наши взгляды скрестились, как клинки. Мне даже показалось, что я услышала звон метала и увидела искры, разлетевшиеся от удара. — Эта сучка никогда не станет королевой! Клянусь…

Я хотела принести клятву Древним Богам, чтобы подтвердить серьезность своих намерений, но Фиодор мне не позволил. И перебил меня, еле сдерживая ярость, которая тем не менее прорвалась и в его взгляд, и в его голос:

— Я запрещаю тебе говорить о ней в таком тоне! — от его рыка зазвенело в ушах. А давление королевского дара, с силой толкнуло сверху вниз, вынуждая склонить голову. — Илайя будущая королева Грилории. И это мой выбор! Выбор короля, которого ты сама назвала сюзереном своей страны и себя. И если ты позволишь себе еще одно оскорбительное высказывание в ее адрес…

Он не договорил. То ли понял, что перегнул палку, то ли просто не смог придумать такого наказания, которое заставило бы меня отступить.

— Ах, вот как ты заговорил? — Я вскинула подбородок вверх… — Что же, ваше величество, в таком случае, позвольте сообщить вам, что Илайя на самом деле никакая не Илайя. Настоящее имя вашей невесты — Лирия. И она дочь вашего двоюродного брата Грегорика, который убил вашего отца и отобрал у вас корону. Я положила половину жизни, чтобы исправить несправедливость. Но сейчас вижу, что не стоило этого делать. Ведь вы, ваше величество, своими руками готовы снова отдать ее дочери своего врага.

Я развернулась. Не могла больше находиться в одной землянке с братом. Меня душили рыдания. А я не хотела, чтобы он видел мои слезы. Только не сейчас, когда между нами пролегла такая пропасть. Когда мы оба наговорили друг другу то, что лучше было бы не говорить.

— Я это знаю… Я же говорил, она мне все рассказала, — глухо произнес Фиодор. Тем не менее не делая ни единого шага, чтобы сократить провал, стремительно разделяющий нас.

— И тем не менее, вы по-прежнему намерены назвать ее королевой?

Он кивнул.

— Это даже укрепило мои намерения. Нам пора положить конец вражде внутри семьи. И наша с Илайей свадьба будет лучшим решением этой проблемы.

Он сказал так, как будто бы не понял, что прямо сейчас сделал еще один шаг в сторону от меня. Она, значит, семья… А я?

Я не стала ничего говорить. Боль была такой сильной, что я сама бы кинулась под нож Ягурды, если бы знала, что мне когда-нибудь придется испытать такую боль.

Молча оделась. Фиодор пытался что-то сказать. Но я делала вид, что его не существует. Даже не смотрела в его сторону, потому что иначе сердце жгло, и я едва не теряла сознание.

Благо вещей у меня мало… Подхватила деревянный ящик для писем, сунула сменное белье в переметную сумку… Она так и валялась не до конца разобранная под узким топчаном… В последний раз окинула взглядом землянку, проверяя,что ничего не забыла, и шагнула к выходу.

— Мам, — Фиодор поймал меня за руку, — ну, хватит… Куда ты пойдешь? Здесь кругом лес…

Я подняла взгляд на того, кого мое сердце считало сыном. Слова рвались наружу. Горькая обида требовала выхода. Но я боялась, что если начну говорить, то уже не смогу остановиться. А если скажу… То мы больше никогда не сможем простить друг друга.

Резко выдернула руку и отвернувшись, чтобы скрыть слезы, предательски выступившие на глазах, подхватила расшитый аддийскими узорами тулупчик, молча вышла из землянки.

— Мама! — закричал мне в спину тот, кто был моим сыном, но стал королем.

Ледяной зимний воздух приправленный утренним морозцем ожег легкие. Но кипевшая внутри злость не дала мне замерзнуть. Я ничего не чувствовала. Внутри все было холоднее, чем снаружи.

Вот и все… Вот и закончилась еще одна глава моей жизни.

Почти закончилась.

Только в этот раз я сама переверну страницу.

Хотя предпочла бы умереть, чем достичь такого финала.

Я брела по мирно спящему лагерю. Только дежурные, да стряпухи, разводившие огонь по огромными котлами, чтобы накормить людей завтраком, удивленно смотрела мне вслед, не понимая, почему я иду в таком виде… раздетая, с тулупом и вещами. И куда…

Впрочем, я и сама не знала куда. Просто шла, ничего не видя перед собой.

Как я оказалась возле этой землянки? Не знаю… Как я догадалась, что мне нужно именно сюда? Тем более… Но, бросив вещи у входа и делая шаг вниз по лестнице, я уже знала, кого встречу внутри.

Илайя, услышав шорох отодвигаемой циновки вскочила с кровати…

— А, — мотнула она головой, — это ты… Вижу, он рассказал тебе все… Пришла вылить на меня ведро гадостей? — невесело усмехнулась она. Снова упала на топчан и уставилась в земляной потолок с легкой мечтательной улыбкой.

— Нет, — я с трудом разжала спекшиеся от внутреннего жара губы. И призналась, — я пришла убить тебя…

— По крайней мере честно, — усмехнулась Илайя и снова села, пристально глядя на меня. — Думаешь, я не знаю, как все это видишь ты?

Я ничего не ответила. Говорить с врагом в тот момент, когда ты собираешься его убить, не самый лучший способ победить. Слова ослабляют: ярость, дающая силу и твердость, уходит, оставляя вместо себя пустоту равнодушия. Я не собиралась совершать такой глупой ошибки.

— Дочь Грегорика, мечтавшая отомстить за смерть своей семьи, нашла самый легкий способ добиться желаемого… — Илайя фыркнула.

Она как будто бы совсем не боялась. Впрочем, я же понимала, что шансов у меня мало. Илайя — амазонка, привыкшая обращаться с оружием. А ее боевой опыт несравненно больше всех моих боевых побед, вызванных скорее удачным стечением обстоятельств.

— Но, знаешь, Елина, — Илайя повернулась ко мне и пристально вззглянула в глаза, — на самом деле все не так… Я знаю, ты мне не поверишь. Я сама себе не поверила бы, если бы мне сказали об этом еще пару месяцев назад. Но Фиодор, он… — На ее лице вдруг ярко полыхнула улыбка, такая светлая и искренняя, что ее лицо на короткий миг преобразилось, и я увидела ту юную принцессу, которая умерла в тот самый момент, когда юная Лирия проснулась в мерно покачивающейся повозке, увозившей ее из привычной жизни навсегда. — Он другой… Не такой, как все мы. Как я… и как ты… Мы с тобой привыкли, что жизнь постоянная борьба. Что если ты будешь слабым, то проиграешь. Либо ты убьешь, либо тебя убьют… Это как игра с нулевой суммой. Ты меня понимаешь?

Я по прежнему молчала. Не считала нужным говорить. Просто достала свой верный кинжал, и теперь примерялась, раздумывая, куда лучше ударить. Чтобы получить хотя бы иллюзию шанса достать амазонку…

— Конечно, ты меня понимаешь, — кивнула Илайя. Она делала вид, что не замечает, как я сжимаю оружие с привязанной к нему алой лентой. — Ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо во всем это мире, Елина. Я уверена… Поэтому мне и легко признаться тебе… Когда я впервые увидела его… Увидела, как люди искренне радовались ему. Как он улыбался им… Мой отец никогда не улыбался своим подданным. Он говорил, что каждый из них мечтает вонзить нож в спину. Что верить никому нельзя. Что даже член твой семьи может предать. И я привыкла. Тем более вся моя жизнь говорила о том, что мой отец был прав. Ненависть — единственное настоящее чувство. А любовь, — она усмехнулась, — любовь придумали хитрецы, имеющие свои цели. Я была в этом уверена настолько, что меня даже в Лунные сестры приняли, если ты помнишь… Хотя в то время я думала, что люблю Абрегора…

Она снова замолчала, как будто бы давая мне возможность согласиться или возразить. Но я по-прежнему молчала, собирая силы для одного единственного удара.

— Я тогда возненавидела Фиодора еще больше… Я еле сдержалась, чтобы не убить… — Илайя продолжила говорить, так и не дождавшись от меня никакой реакции на ее слова. — И когда, через несколько дней, он предложил сразиться на ножах, я с радостью ухватилась за такую возможность. Ты знаешь, — усмехнулась она, — я всегда побеждала в таких схватках. Мне не было равных. Но тот бой… все изменил. Я билась в полную силу, без жалости, стремясь достать до его горла и убить. По-настоящему. Но каждая моя атака заканчивалась поражением. Я не только не смогла убить его, мне не удалось даже коснуться кончиком кинжала его одежды. А только в конце, когда он скрутил меня и повалил на снег, с радостным хохотом, крича, чтобы я признала свой проигрыш, я получила шанс вонзить нож в его спину. И уже занесла руку, чтобы нанести последний удар в своей жизни. Я же понимала, меня сразу убьют те, кто сейчас стоит вокруг нас и весело смеется, гладя, как их король снова победил…

В этот раз пауза была гораздо более длинной. Илайя ушла в себя, и, казалось не замечала, что я сделал шаг в ее сторону, приблизившись к топчану почти вплотную. Еще немного, и я ее достану…

— Но в этот самый миг я совершила роковую ошибку, — на губах амазонки появилась непривычно мягкая улыбка, — Я заглянула в его глаза. Хотела, чтобы он понял, как сильно я его ненавижу.

Она мечтательно вздохнула.

— Знаешь, что я там увидела? — Илайя тихо рассмеялась. — Не знаешь?.. Я увидела там тепло. Понимаешь? Как будто бы меня с головой окунули в счастье… Я не знаю, как это описать, Елина. И я не знаю, как ему, пережив все то, что пришлось, пережить, удалось сохранить это в себе… Я никогда не встречала такого, как он. Он настоящий… понимаешь? Настоящий. Не такой холодный, как мы с тобой. И как большинство людей вокруг. В тот миг мне стало ясно, почему все вокруг искренне любят короля Грилории. Я сама полюбила его в тот самый миг… И не смогла вонзить в него нож. И не смогу никогда. Я люблю его… Люблю того, кого всю жизнь считала своим врагом…

Я усмехнулась… Не знает она… А я знаю. У моего брата получилось остаться таким, потому что…

— Потом я поняла, — помешала мне закончить мысленную фразу Илайя, — он такой благодаря тебе. Ты забрала всю его боль, его страдания, его месть, которые могли бы превратить его в такое же чудовище, каким стала ты… И какой стала я… И я поняла, что Грегорик и Антос могли бы смотреть на мир так, же, как он. Если бы я не… — она запнулась. — Ты хочешь меня убить. Я знаю… Что же… Для нас с тобой это правильно. И я понимаю твое желание. И принимаю его… Убей меня, Елина… Закончи все… Обещаю, я не буду сопротивляться…

Она застыла, запрокинул голову и подставляя мне шею.

Мне не нужно было говорить дважды. Я не медлила ни секунды и, размахнувшись, ударила изо всех сил.

Из земляки я уходила опустошенной. Моя ярость, злость и ненависть почти испарились, оставив после себя еле заметный влажный след на самом дне моей души. Медленно накинула на плечу сброшенный у входа тулуп, забросила на плечо переметную сумку с вещами, а другой рукой обхватила тяжелый деревянный ящик с письмами…

Качнулась, делая первый шаг…

Вот и все. Пора закончить эту историю…

— Ваше величество, — меня догнал Гриха и бесцеремонно схватил за плечо, — куда ж это вы?

Я пожала плечами. Не знаю… мне все равно…

— А давайте к нам с Ирхой, а? Она будет рада… Посидим, вспомним, как оно было-то… Коль плохое забыть получилось, то хорошее то негоже забывать, а?

— Верно, — прошептала я хрипло непослушными губами и растянула застывшие и непослушные губы в улыбке. — Хорошее забывать негоже…

Грихо радостно замотал головой, забрал у меня поклажу и поволок к себе, что-то тараторя про то, как впервые увидел хмурую, не по годам серьезную, и потому смешную девчонку Ельку у палатки Смотрящего в Яснограде…