Южная пустошь – 7

Глава 30

Чтобы дать мужчинам отдохнуть, я решила перенести свой отъезд на пару дней. Жерен все равно не отпустил бы меня одну, пусть и в сопровождении воинов Мехмеда, а Фиодор категорически отказался оставаться в крепости, хотя именно для того, чтобы защитить его, своих дочерей и нашу крохотную армию от гнева Великого отца, я помогала Ягурде создать Цитадель.

— Мама, я не стану прятаться, когда мои люди подвергают себя опасности! — Он глядел на меня упрямо и хмуро, сдвинув брови к переносице. Когда-то давно наш отец смотрел на меня так, если меня ловили за какой-нибудь шалостью. В возрасте Хурры я тоже была непоседой и частенько устраивала демарши против строгого королевского воспитания. И если на лице папы-короля было такое же выражение, я знала, он страшно сердит, и мне не поздоровится. — Я пойду с вами. И, если Мехмед позволит, приведу свою армию сюда, под защиту Цитадели.

Спорить я даже не пыталась. Просто тяжело вздохнула и кивнула, соглашаясь с его решением. А перед глазами почему-то встала картинка из прошлого: мы с маленьким Лушкой сидим в телеге дядьки Кирка, и голодный принц, у которого уже пару дней во рту не было маковой росинки, протягивает мне, половинку своего кусочка хлеба. А я ушах гремит голос дядьки Кирка: «Бери, дура! И гордись, твой сын настоящим мужиком растет».

И он был прав. Мой брат вырос настоящим мужчиной и стал королем, за которым люди идут не потому, то на его голове корона, а потому что видят в нем своего лидера.

Мехмеду наша идея, притащить в его крепость разношерстный сброд, который мой брат назвал громким словом армия, не понравилась. Хотя и отказывать он не стал. Думаю, он наконец-то, перестал колебаться и окончательно выбрал сторону в этом конфликте. Все же, пока была жива Ягурда, он слегка лавировал между потоками, стараясь не вступать в открытую конфронтацию ни со мной, ни с ней. Но сейчас сама жизнь заставила его перейти от дипломатии к реальным действиям на нашей стороне.

И я, пользуясь случаем, настояла на документальном оформлении наших отношений. А то мы сейчас уедем, оставив Мехмеда в Цитадели, а когда вернемся, окажется, что брат по своей привычке перестраховался и заручился поддержкой Великого отца. Для правителя страны или даже советника будущей правительницы не самое плохое качество, но мне нужны были гарантии, поэтому в союзный договор между доверенным лицом Амилории, которым Гирем назначил Жерена, и наследником Аддийского султаната, включили пункт о том, что союзники обязуются не иметь дружественных связей с врагами друг друга. Этот момент Мехмеду не особенно понравился, но он понимал, чем вызвано мое недоверие, и поэтому сопротивлялся довольно вяло.

Через три дня мы были готовы отправляться в обратный путь. Я уже больше года моталась по миру, несколько раз теряла весь свой багаж, поэтому вещей у меня почти не осталось. Большую часть переметных сумок занимали деревянный ящик бюро и большая, с человеческую голову, шкатулка, в которую я сунула артефакты: Зеркало, снятое с шеи Олиры, и странный Венец, появившийся после того, как Ягурда накинула поводки на Абрегора, Грилора и Аддию. Малое Зеркало, отданное мне Зелейной, рассыпалось прахом.

Бывшая жена султана и любовница Великого отца, тоже бывшая, расстроилась потере фамильного украшения, но боль смягчила радость победы. Ее сын был свободен от заклятья Ягурды, делавшей его рабом. Правда, Зелейна шипела на Олиру, считая, что нельзя оставлять девицу в живых, ведь она может снова пожелать накинуть магический поводок на Мехмеда.

Но самую большую роль в отвлечении Зелейны сыграл Жерен. Когда ахира увидела его, она просто потеряла дар речи, и принялась увиваться вокруг моего друга, пуская в силу все способы соблазнения аддийской гурии, против которых не мог устоять ни один мужчина. Ситуация мне, конечно же, не нравилась, но я знала, Жерен все равно вернется к Селесе. Зелейна была не первой с кем он проводил время втайне от жены, но раньше такое никогда не происходило на моих глазах.

А Зелейна, как мне кажется, не понимала, что ею пользуются. Она светилась от счастья и собиралась в дорогу вместе с нами. Мне ситуация категорически не нравилась, я уже путешествовала с Зелейной и повторения не хотела. Снова выслушивать ее постоянное нытье?

Я пыталась поговорить и с самой Зелейной, и с Жереном, и с Мехмедом, и с Фиодором, который мог бы просто заставить ахиру остаться в замке сына. Но Зелейна делала вид, что не понимает моих слов, а мужчины отмахивались, считая, что это ерунда, а не проблема.

Поэтому предстоящая дорога меня не радовала… А о том, что будет, когда встретятся Хелейна и Селеса, я, вообще, не хотела думать. Жерен сам заварил эту кашу, пусть теперь сам и расхлебывает.

Во внутренний двор крепости, где нас ждали воины сопровождения, которых выделил нам Мехмед, и подготовленные к походу лошади, я спускалась медленно. Солнце только-только вставало, утренняя тьма еще не рассеялась окончательно и в пустых коридорах крепости царила холодная, опаленная предрассветным морозцем, тьма. Можно было бы взять с собой свечу, и тогда путь занял бы меньше времени, но я сознательно не торопилась. Мне хотелось оттянуть начало новой дороги и побыть «дома». Я прекрасно представляла, сколько лишений и трудностей ждет нас впереди, поэтому желание остаться было гораздо больше желания уехать.

В Грилории уже почти зима… Представляю, как достанет всех Зелейна, если мы вдруг застрянем в поле из-за бурана. В прошлый раз мы были в пути летом, но она все равно находила поводы для нытья.

Но, спустившись к подготовленным лошадям, я поняла, что Зелейна, бесстыдно висевшая на шее Жерена, никуда не едет. Лошади для нее не приготовили. Жерен обнимал ахиру и что-то шептал ей на ушко. А он внимательно слушала, и хотя по ее опухшему лицу было видно, что она только что плакала, слез больше не было. Она даже осторожно улыбалась и кивала на слова моего друга…

— Не могу это видеть, — отвернулась я, делая вид, что проверяю содержимое моих сумок, притороченных к седлу, и их крепление. — Как Жерен так может? Как он собирается смотреть в глаза Селесе?

— Да, ладно, мам, — фыркнул мой брат, который упорно считал себя моим сыном, — подумаешь, Жерен слегка развлекся. Ты сама говорила — хороший левак укрепляет брак, — произнес он по-русски.

— Когда это я такое говорила⁈ — возмутилась, разворачиваясь к брату, стоявшему рядом со свой лошадью. — Не знаю, откуда ты узнал эту дурацкую поговорку, но это неправда! Разве ты не понимаешь, что обманывая того, кого любишь, ты причиняешь боль самому себе. Ведь в таком случает ты, пусть и подсознательно, допускаешь, что твоя половина делает то же самое… Вот представь, что пока ты ездишь по делам, — я выделила это слово, произнеся его тем же тоном, что и Фиодор, — твоя возлюбленная развлекается с мужчинами…

Сказала и поняла, что мои слова не имеют смысла. Мы, женщины, другие. Нас и воспитывали по-другому, и общество относится по-разному к изменам мужчин и женщин, и, вообще, если женщина по-настоящему любит, то ей никто другой не нужен…

— Хотя ты, конечно же, скажешь, что это другое, — вздохнув добавила я. — И, возможно, будешь прав…

— Нет, мам, не скажу, — ответил он. И в его голосе я не услышала ни капли насмешки. — Ты права… Я не хотел бы, чтобы, — он запнулся, — она позволила себе что-то подобное. Я поговорю с Жереном. И, вообще, ты когда-нибудь обращала внимание на то, что у нас в Грилории такое разное отношение к женщинам и мужчинам?

Он говорил почти моими словами, отчего я невольно заподозрила брата в чтении собственных мыслей. И поняла все не так…

— Ты издеваешься? — нахмурилась я.

— Нет, — мотнул головой Фиодор. — Просто я никогда не думал об этом. И если бы не… — он снова запнулся, — не подумал бы. Я раньше думал, что мы просто разные. И не замечал, как сильно на нас влияет те условия, в которых мы живем, — закончил он витиевато.

А я насторожилась… Что-то не нравятся мне его запинки…

— Фиодор, — строго нахмурилась брови, — у тебя кто-то есть⁈

— О чем ты? — он так картинно выгнул брови, и преувеличенно весело фыркнул. — ну, конечно, у меня кто-то есть! У меня есть ты, сестры и даже любимая тетушка… Я про герцогиню Форент, мам. Никогда не видел таких неугомонных старушек, — в этот раз его смешок был настоящим. Мой брат мастерски уводил разговор в сторону. — Ты представляешь, она присутствует при каждом совете и, хотя все называют ее «глупышка Ирла», каждый раз выдает такое, что я удивляюсь, как «глупышка» могла додуматься до такой гениальной мысли.

— Фиодор! — недовольно рявкнула я, — ты мне тут зубы не заговаривай! Ты прекрасно понял о чем я говорю! Признавайся, что за девица у тебя появилась⁈

И у меня был повод быть недовольной! Стоило только вспомнить Живеллу, как сразу становилось ясно: мой брат не умеет выбирать женщин так же, как я мужчин.

— Если ты скажешь, что опять подобрал какую-то бедняжку, — выпалила я, — то я в этот раз я не стану церемониться и выкину эту дрянь из твоей жизни и постели, даже если это будет последнее, что я сделаю, братец! Хватит с нас бедняжек!

— Нет, мам, она не бедняжка. И я ее не подобрал… Она сама приехала. — Он улыбнулся. Светло, ясно и так мечтательно, что сразу стало ясно, я угадала. Эта девица, кем бы она не была, засела в сердце моего брата, как заноза. Он тряхнул головой, отгоняя теплые воспоминания и возвращаясь в реальность. — И ее происхождение тебя точно устроит. Она королевских кровей… Хотя, конечно, она совсем не похожа на тебя. Она совсем другая, мам… Она амазонка…

— Амазонка⁈ — ахнула я. И рассмеялась. — Не знала, что люди Вайдилы уже добрались до Амилории.

— Добрались, — кивнул Фиодор, — за несколько дней до нашего отъезда.

— И кто она? Младшая сестра Вайдилы? — страх, что брат снова нашел не подходящую для себя девушку, испарился. И теперь я хотела знать больше о той, что сумела покорить его сердце и заставить забыть о Живелле.

— Ну, почти, — он сразу понял, что допрос с пристрастием закончен и рассмеялся с облегчением. — Она совсем не похожа на тех женщин, которых я встречал раньше… Она совсем другая, мам, — повторил он. — Представляешь, она победила меня на ножах, хотя я дрался в полную силу, не жалея. А вот на мечах я был сильнее. И в драке без оружия тоже.

— Да, ты что⁈ — расхохоталась я, — а ты, небось, думал, что женщины не могут быть настоящими воинами?

— Ну, типа того, — брат подхватил мой смех. — Но, когда я сказал ей это, она ответила мне тем же… Мол, не думала, что мужчина может победить меня. Предложила реванш, но побиться еще раз мы уже не успели, — закончил он расстроенно.

— Ничего, — улыбнулась я. — Вы еще сможете выяснить, кто из вас сильнее, когда вернемся. Заодно скажешь ей о своих чувствах… Ты ведь не сказал?

— Сказал, — Фиодор помрачнел еще больше, — но она презрительно фыркнула и ответила, что никогда даже не посмотрит в мою сторону.

А мне захотелось прижать его к себе и, успокаивающе погладить по голове, как в детстве.

— Не переживай, — улыбнулась я. — Думаю, за время разлуки она поймет, что мало кто способен удивить ее так же, как ты…

— Если не найдет другого, — мрачно ответил он.

— Не найдет, — я постаралась вселить в него уверенность. Неизвестно, что там будет, но сейчас мой брат должен верить в себя и чувствовать себя на коне, а не под плинтусом. — Поверь, я видела уже… Илайя… ну, ты же знаешь ее? Хурра сказала, что она добралась до тебя… Так вот, Илайя говорила, что никогда не посмотрит на мужчину, который слабее. И поверь, остальные амазонки такие же, — слегка приврала я. — Они ценят в мужчинах прежде всего силу тела и духа. В тебя, братик, судьба не обделила ни тем, ни другим…

— Знаю, — кивнул он, бросив на меня какой-то странный взгляд. Как будто бы не поверил.

И я постаралась, чтобы мой голос звучал еще убедительнее:

— Так что у нее нет ни единого шанса, она обязательно поймет, что ты тот, кто ей нужен. А мы с Вайдилой только рады будем породниться, — добавила я. И кивнула в сторону Жерена и Зелейны, которые наконец-то отлепились друг от друга. — Смотри, кажется, мы, наконец-то выезжаем…

Я вскочила на коня, отметив про себя, что после продолжительного отдыха в крепости Мехмеда, слегка растеряла форму. По сравнению с Жереном, и тем более с Фиодором и Сиргой, которые впорхнули в седла, как воробьи на ветку, я выгляжу обожравшейся вороной, с трудом взлетающей на край бочки с помоями.

Но ничего, за время пути растрясу…

— Ну, что, все готовы? — оскалился Жерен, внимательно осмотрев нас четверых и воинов сопровождения, во главе с высокомерным сулак-баши…

Одного взгляда на его презрительно сощуренные глаза, смотревшие на меня как на выползшего на свет таракана, было достаточно, чтобы понять: с этим человеком я никогда не найду общий язык. И общаться он будет исключительно с мужчинами. Я в его глазах бесхозная ахира, которая ему просто не по статусу.

— Давно готовы, дядька Жерен, — весело отозвался Сирга. И ехидно добавил, — мамка там уже, поди, заждалась. Как бы не прознала, что ты тут творил…

— Голову оторву и ноги вырву, — беззлобно пошутил Жерен. — Нельзя мать волновать. Незачем ей про мужские дела знать. Понял, Щенок⁈

— Понял, — хмыкнул он, — только сколь голову ни рви, а чтобы мой рот заткнуть, тебе, дядька Жерен, отдариваться придется.

— Отдарюсь, не бзди, — хохотнул мой друг. Я тяжело вздохнула. Селесу все же было жаль. — Все… Хорош болтать. Пора домой. Трогай!

Скомандовал Жерен и, пришпорив лошадь, первым выехал в открытые ворота.

Я тоже толкнула лошадь пятками, отправляя ее следом за другом. Обернулась, прощаясь с Мехмедом, который вышел проводить нас, с крепостью, где за короткое время случилось столько всего, где мы были та близки к краху всех надежд и мечтаний, где мы почти проиграли битву с Ягурдой, и где победили… Пусть и с большими потерями…

Тело Гирема я решила оставить в Аддии до середины зимы. Чтобы привезти его домой целым, надо дождаться самого холодного месяца в году — просиня… Сейчас еще слишком тепло.

Мехмед пообещал присмотреть и за Гиремом тоже.

Зелейна больше не выглядела расстроенной. Она улыбалась, хотя в глазах все еще оставалась легкая грустинка, и махала Жерену до тех пор, пока ворота за нашими спинами не закрылись.

Надо поговорить с ним… Я всегда знала, что он не идеален, но сейчас мне было больно за Селесу. И я не хотела бы еще раз видеть, как мой друг предает ту, которой поклялся в верности.

Откладывать разговор, пусть и не слишком приятный, в долгий ящик я не стала. Догнала Жерена, скачущего во главе отряда, и, словно между прочим, заявила:

— Ты зря связался с Зелейной… Это нечестно ни по отношению к ней, ни, тем более, по отношению к Селесе. Она любит тебя, ты любишь ее, зачем тебе нужна была эта интрижка…

Жерен взглянул на меня с улыбкой:

— Елька, ты что решила, что мы с Зелейной, того самого? — Он фыркнул. — Я, конечно, не идеальный, и в моей жизни было всякое, но изменять жене на глазах ее сына, которого люблю, как своего, на глазах воспитанника, которым горжусь и который гордиться мной, и на глазах человека, которого безмерно уважаю и ценю и который, к тому же, является подругой моей жены? Ну, я ж не дурак, Ель… Не было у нас ничего такого… Просто жаль мне бабу стало. Понимаешь, она ж, бедняжка, не так много в жизни-то хочет. Ей-то не нужны все эти короны и троны, ей бы мужика любимого и любящего, семью, деток… А я на эту роль, ну никак не подхожу. Просто выслушал, пожалел, да пару советов дал.

— А что же она так рыдала, когда мы уезжали, — не поняла я.

— Дак, Ель, плачут не только когда любовников провожают. Я может единственный человек за всю ее жизнь, который слушал и слышал, что она говорила. Возлюбленных у нее уж сколько было, да еще сколько будет. А друг, Ель, у нее пока один…

Он улыбнулся. Он снова, как всегда, был прав. Любовников и у меня было немало. А вот такой друг, как Жерен… Пожалуй, только Аррам, муж Вайдлы, стал мне чуточку так же близок.