Книга 6 - Кара I. Глава 3: Дипломатические отношения, часть II

Примечание к части

Готовьтесь к клюкве. Я предупредил.


Август 1981, Чикаго, штат Иллинойс

Я позвонил Стефани, чтобы поговорить с ней о Татьяне, потому что мне нужно было ее мнение.

«Стеф, ты помнишь, я писал о русской девушке по имени Татьяна, которую я встретил в Австрии?»

«Да, а разве ее отец не был каким-то дипломатом?».

«Да, он был торговым атташе в Вене. Так вот, он здесь пытается создать компанию по распространению тракторов российского производства, а она и ее мама с ним, в отпуске. Завтра вечером я сопровождаю ее на прием, который устраивает российское торговое представительство в Чикаго».

«Ух ты! Так ты любишь формальности? Ты же знаешь, что в смокинге ты неотразим, Стив!».

«Именно поэтому я и звоню. Вчера мы с ней потусовались и немного осмотрели достопримечательности, хотя с ней был телохранитель из КЕЙ-ДЖИ-БИ. Мы немного пообжимались вечером, когда остались одни».

«Немного? Значит, ты занимался этим всего один раз?» — поддразнила моя сестра.

«Даже близко нет. Мы поцеловались и я поласкал ее грудь через блузку. Вот и все. Но я запутался».

«Ты хочешь знать, можно ли это считать «хорошим поведением»?»

«Бинго. Я не чувствовал себя виноватым, но опять же, мы просто целовались недолгое время».

«Есть ли шанс, что это может зайти дальше?» — спросила она.

«А ты как думаешь?» — усмехнулся я. — «Ты меня знаешь. Но мне нужно понять, где провести черту».

«Я думаю, это как Лаура, старший брат. Это просто девушка, которую ты знаешь, ты просто можешь прыгнуть к ней в постель, и в этом нет ничего романтического, не так ли?».

«Нет. Но я подозреваю, что она может быть девственницей».

«Ну, это точно желтый флаг, а может быть и красный. У тебя и раньше были проблемы в этой области. Я говорю не только об Анни и Доне, но и о Триш».

«Да, вот что заставляет меня задуматься. Я, конечно, не ищу ни с кем отношений. Вот почему Кэти идеально подходит. Ты знаешь, какие у нас отношения. Это как с Дебби В. То есть, конечно, при каком-то причудливом стечении обстоятельств я мог бы быть счастлив с любой из них, но они не Кара, Карин, Бетани или даже Джойс».

«Кстати, у меня была возможность немного поговорить с Бетани по дороге домой. Я думаю, что она действительно собирается ходить на свидания в Мэдисон, то есть, если она найдет приемлемого парня, то переспит с ним.»

«Это хорошо. Даже если с Карой все не сложится так, как я хочу, Бетани нужно избавиться от этого влечения, которое она испытывает ко мне. Даже если у нее будет секс только с одним парнем, один раз, в Мэдисоне, это изменит все на свете. Она может обнаружить, что я ей не так нужен, как она думала, или она докажет себе, что нужен. Я уверен, что ей это нужно, как Биргит была уверена, что мне нужно быть с Мелани».

«Черт, старший брат. Ты действительно изменился. Раньше я была согласна с Дженнифер по поводу идеи «секс с кем-то может положить конец всему», но теперь я не так уверена. На самом деле, я убеждена, что это больше не так. Ну, может быть, для Кары, но больше ни для кого».

«Это правда только для Кары, потому что она сделает это, только если решит, что между нами все кончено. Она либо выйдет за меня замуж, либо будет хранить целибат, пока кто-то кроме меня не наденет ей кольцо на палец. Она такая, какая есть».

«Возможно, это правда. За последние два месяца я не так много с ней общалась, но думаю, ты прав. Ты очень, очень особенное исключение из того, что она считала правильным».

«Конечно, но мы все еще не ответили на вопрос».

«Верно. И я не думаю, что мы сможем. На самом деле, мы и не сможем. Ты должен сам найти этот ответ, старший брат. Не я. Не Бетани. Ты. Так сказала Кара. И она права».

Я вздохнул: «Я знаю. Мне просто нужно было поговорить с кем-то об этом, наверное, чтобы прояснить ситуацию».

«Я всегда буду говорить с тобой и помогать тебе, но я не могу отвечать на такие вопросы за тебя. Я больше не «Мелкая». Это печально в некоторых отношениях, но хорошо в других. Я больше не читаю твой дневник и не буду в дальнейшем. Мы должны сделать настоящий, чистый разрыв, Стив. И ты наконец-то в том месте, где ты можешь с этим справиться».

«Я знаю», — мягко сказал я. — «Спасибо, Стефани. Я люблю тебя».

«Я тоже тебя люблю, Стив».

Мы повесили трубки, и у меня не было больше ясности, чем когда я звонил. Мне предстояло разобраться в этом самостоятельно. Одно было ясно: те особые отношения, которые когда-то были у меня с сестрой, исчезли. Я был уверен, что в будущем у нас могут быть разговоры, как раньше, но их будет мало. Так лучше для нашего же блага. Было грустно, но в то же время радостно от того, что мы оба взрослеем. Моя младшая сестра была уже не просто младшей сестрой, а молодой женщиной с собственной жизнью, собственными решениями и собственным путем. И этот путь обязательно расходился с моим.

Глубоко задумавшись, я принял душ, оделся в черные брюки и черное поло, взял свою фетровую шляпу и отправился в центр города на ужин с Татьяной.

Я приехал в отель и сдал машину парковщику. Я сразу же поднялся на пятый этаж. При выходе из лифта меня остановил офицер в штатском и попросил предъявить удостоверение личности. Я спросил его, и он сказал, что поскольку я без сопровождения, ему нужно удостоверение личности, а потом он проверит, действительно ли я приглашен.

«Полиция Чикаго?» — спросил я.

«ФБР. Женщина-офицер в другом конце зала работает в Госдепартаменте».

Я передал ему свои водительские права для проверки. Он достал рацию и назвал мое имя, а когда получил разрешение, проводил меня к двери Татьяны и постучал.

«Мисс Воронин, вы ожидаете мистера Стивена Адамса?».

«Да. Спасибо», — ответила она.

Агент вручил мне права и вернулся на свой пост. Татьяна поцеловала меня три раза в щеки по-русски и провела в комнату.

«Твоя мама знает, что я здесь?» — спросил я.

«Да, конечно. Она доверяет мне быть хорошая девочка! Она внести твое имя в список ФБР и русское Управление безопасности. Именно ее агент ФБР позвать по радио. Вот есть приглашение на прием. Это есть в этом отеле в бальном зале».

«А майор Анисимова?»

Она рассмеялась: «КГБ, как ты думаешь! Но она хорошая. Она мне нравится. Она позволяет мне делать то, что я хочу большинство время».

«Татьяна, я заметил, что ты не используешь артикли, такие как «a», «an» и «the», когда говоришь».

«Это так. В русском языке их нет. Поэтому иногда трудно вспомнить, как это делается», — сказала она нарочито спокойно.

«Все в порядке, Татьяна, мне просто интересно».

«Тебе стоит выучить русский язык. Хорошо знать, когда Советский Союз будет править всем миром!» — сказала она с широкой улыбкой.

«Думаю, Рональду Рейгану и Маргарет Тэтчер есть что сказать по этому поводу!» — усмехнулся я.

«Да, это есть правда. Но мы можем быть друзьями, даже если Камрад[211] Брежнев и президент Рейган ими не являются».

«Согласен. Даже наши лидеры время от времени практикуют разрядку!»

«Да, по-русски это есть называется «разрядка». Но это значит не быть готовым драться. Я предпочитаю, чтобы мы друзья».

«Я тоже!»

«Ужин заказан. Я жду официанта через двадцать минут. Ты хочешь пить?»

«Да, то же, что и ты».

«Белое вино».

Она налила мне бокал, и мы сели на диван, чтобы дождаться еды. Она рассказала мне о прошедшем дне. Они отправились на экскурсию по Чикаго на катере по реке и вдоль берега озера. Она вернулась в номер только за двадцать минут до моего прихода — достаточно, чтобы переодеться в юбку и блузку, которые были на ней сейчас, и заказать ужин. Мы поговорили о приеме на следующий вечер. Она спросила, умею ли я танцевать, и, поскольку я был уверен, что она говорит о формальных танцах, таких как вальс, я ответил, что у меня очень мало опыта.

«Стой. Я учить тебя. Это есть легко!» — улыбнулась она.

«Может быть, для тебя, но я гораздо лучше плаваю и катаюсь на коньках, чем танцую».

«Если ты катаешься на льду, ты можешь танцевать. Доверяй мне, пожалуйста».

Я встал, и мы перешли на свободное место в комнате. Она показала мне, куда поставить руки, а затем провела меня по шагам.

«Мы делаем только поворот, так как маленькая комната здесь, но для приема есть вполне достаточно. Это есть просто. Шаг первый левая нога, затем правая нога в сторону…».

Она помогала мне пройти эти шаги до тех пор, пока не раздался стук в дверь и официант в сопровождении майора Анисимовой не внес подкатной столик с нашим ужином. Он быстро накрыл на стол, расставлял тарелки, открыл бутылку красного вина и ушел, а майор Анисимова следовала за ним по пятам. Мы сели за стол.

«Она всегда так делает?»

«Да, если в комнату заходит человек, кто есть незнакомый, она должна быть. Ты есть ОК, потому что она с тобой познакомилась вчера».

А я-то думал, что моя мама была контролирующей и чрезмерно опекающей, когда мне было четырнадцать! Это было похоже на обслуживание в «Maisonette» или в загородном клубе отца Бетани, только двадцать четыре часа в сутки!

«Татьяна, тебе не кажется, что все это немного угнетает? Я имею в виду, что за тобой постоянно следит КЕЙ-ДЖИ-БИ и тебе нужен телохранитель?»

«Я имею всегда телохранитель. Это есть жизнь дипломатической семьи. Дома, в Ленинграде, я могу ходить, как желаю, лишь бы мама одобрила. Никто за мной не следит и телохранителя нет. Только когда выезжаю из страны. Вы не видели телохранителя, когда мы катались на лыжах в Австрии?»

«Нет. Я предполагал, что за вами кто-то следит, но телохранителя я не видел».

«Это есть молодой человек из посольства Вены. Он выглядит как лыжник на отдыхе. Он следить за нами все время. Он видит, как ты меня поцеловал, и был ревновал!» — хихикнула она.

Меня еще и могли подстрелить! Конечно, я избежал этого с восточногерманскими пограничниками, когда Андерс Йонссон, мой принимающий отец в Швеции, свернул не туда во время поездки в Берлин. Но если я смог пережить то, то, наверное, смогу пережить и это, если только не расстрою свою молодую подругу-леди!

Ужин состоял из ребрышек с картофельным пюре и зеленой фасолью. Мы ели, пили вино и болтали о том, каким было детство каждого из нас. Я был поражен тем, насколько все было похоже, несмотря на огромную пропасть между нашими правительствами. Конечно, мне было интересно, насколько ее история была результатом того, что она была привилегированным ребенком. Я слышал всевозможные истории о России, но не было возможности проверить, не увидев все своими глазами.

«У тебя есть парень дома?» — спросил я.

«Был. Это есть был сын важного члена партии в Ленинграде. Но я порвала с ним, потому что он относится ко мне как к собственность. А ты?»

По голосу ее бывший мало чем отличался от некоторых избалованных богатых ребят и футболистов, которых я знал.

«Я встречался со многими и есть одна особенная девушка, но мы не постоянны».

«Постоянны?»

«Это значит быть парой и больше ни с кем не встречаться. Возможно, в будущем так и будет, но пока нет. Она осталась в Милфорде».

Мы закончили есть, и Татьяна позвонила, чтобы убрали со стола. Мы сели на диван с кофе, чтобы поговорить. Через несколько минут раздался стук в дверь, и сотрудник отеля в сопровождении майора Анисимовой унес стол. Татьяна спросила о моем пребывании в Швеции и о том, почему я решил туда поехать. Я рассказал ей о Биргит и о том, что произошло.

«Так была твоя первая любовь? И она умереть? Это есть очень грустно. У нас в России есть поговорка — «Жизнь прожить — не по́ле перейти». Я думаю, что на английском это звучит как «Life is not crossing pretty field».

«Life is not a bed of roses[212]» — это, наверное, самая близкая английская пословица. И да, я согласен».

Я рассказал ей больше о своем пребывании в Швеции и о том, как мне там понравилось. Она рассказала мне о местах, где она побывала, включая Иран, Австрию, Финляндию и Японию, и все это с ее отцом, который был частью торговых делегаций. Это, конечно, было похоже на захватывающую жизнь.

«Как имя отца?» — спросила она.

«Рэй».

«Рэй? Странное имя. Значит, ты Стивен Рэй Адамс?»

«Нет, Стивен Марк Адамс. В России принято использовать имя отца в качестве среднего имени?»

«Да. Я Татьяна Ивановна Воронина. Отец есть Иван. Я думаю, что по-английски это Джон. Отец есть Иван Константинович Воронин. Отец есть Константин. Мать есть Анна Васильевна Воронина. Отец есть Василий».

«Мне это нравится. Значит, в России у моих детей было бы среднее имя Степанович, если бы они были мальчиками, и Степанова, если бы они были девочками. В США это было бы Стивен или Стефани. Так зовут мою младшую сестру. Стефани».

«Сколько братьев и сестер?»

«По одному. Оба они младше. Джеффу шестнадцать, а Стефани четырнадцать. Я очень хорошо лажу с сестрой, но не очень хорошо с братом. Так же, как я хорошо лажу с папой, но не с мамой».

«Это есть очень плохо, правда. Я желаю я имела сестра. Было здорово бы. Иметь одного ребенка — это есть нормально для членов партии».

«Значит, твой папа — член коммунистической партии?»

«Да. Это есть необходимо для его работы. Он должен быть. Так же, как и мама должна быть. Я член комсомола — молодежной лиги. Это есть нормально и ожидаемо. Я хочу быть дипломатом, поэтому есть необходимо, чтобы я вступила в коммунистическую партию, когда разрешат. Если я могу учиться в США, я учусь в Гарварде. Курс Международных Отношений, конечно».

«Ваше правительство разрешило бы вам учиться здесь?».

«Да. Для дипломатов обычно Лондон, Цюрих или Бостон. Когда я закончу, я пойду в Университет дипломатов в Москве перед началом работы».

Это было интересно. Я подумал, что это, возможно, единственный раз, когда я увижусь с Татьяной, по крайней мере, в течение долгого времени. Я действительно хотел когда-нибудь поехать в Россию, но это была далекая мечта. Если бы она была в Бостоне, я мог бы видеться с ней время от времени. Она могла стать хорошим другом, с которым мне было бы очень приятно общаться. Меня все еще занимал вопрос, как далеко я смогу зайти, если ее ограничения изменятся, что отнюдь не было предрешено. Совсем наоборот. Пока что она, казалось, не реагировала так, как обычно реагируют девушки, когда я их целую, что меня заинтриговало.

«Ты желать десерт?» — спросила Татьяна.

У меня было несколько комментариев в стиле «умный Алек», которые я посчитал неуместными. Татьяна была, пожалуй, самым пристойным подростком, которого я когда-либо встречал. Еще в восьмом классе на уроке обществознания нас учили, что русские очень формальны, пока не узнаешь их по-настоящему, и что они редко проявляют эмоции, разве что перед самыми близкими друзьями. Татьяна вела себя именно так.

«Да, это было бы здорово!» — сказал я.

Она взяла трубку и заказала чизкейк для нас обоих, а также еще кофе. Официант прибыл минут через десять, снова в сопровождении майора Анисимовой. Он поставил торт и кофе на столик перед диваном и удалился. Татьяна налила нам кофе, и мы съели по пирожному. Я решил затронуть вопрос о том, как она себя ведет, но не в качестве критики, а из любопытства.

«Татьяна, ты выглядишь такой формальной, даже когда мы одни. Американцы обычно гораздо менее официозны».

«Да. Это есть известно. В России мы стараемся всегда быть корректными на публике или с незнакомыми людьми. С близкими друзьями я могу быть, как вы говорите, глупой девчонкой?».

«Да, так можно сказать. Тебе не нужно быть такой формальной рядом со мной. На самом деле, я не очень люблю официоз. О, я люблю наряжаться по случаю таких вещей, как Prom[213] или завтрашний прием, но обычно я довольно расслаблен и непринужден».

«Prom? Что это?»

«Это формальные танцы, возможно, ты бы назвала это балом, чтобы отпраздновать окончание Старшей школы. Мы одеваемся так же, как завтра вечером оденемся на ваш прием — смокинги для парней и платья для девушек. Хотя я подозреваю, что твое платье будет более официозным, чем большинство Выпускных платьев, если я правильно понимаю».

«Я надену вечернее платье с оперными перчатками. А ты наденешь соответствующую официозную одежду, да?»

«Да. Смокинг. Это более или менее то, что американцы называют «Черный галстук», как сказали в магазине, где я беру напрокат свой наряд на завтра. Я не настолько часто посещаю подобные мероприятия, чтобы иметь собственный наряд».

«Возможно, если я учусь здесь, а ты сопровождать меня на другие мероприятия, тебе понадобится свой собственный!»

Это звучало как немаленький шаг вперед. И это был небольшой тревожный звоночек, предупреждающий меня об осторожности.

Мы доели пирожные и поставили тарелки, затем взяли чашки с кофе и потягивали, разговаривая.

«Ты бы хотела, чтобы я сопровождал?» — спросил я.

«Да. Ты приятный мальчик. Я думаю, понравишься отцу. Мне не нравятся мальчики из Российского посольства в США, которых я встретила. А ты знаешь, как правильно себя вести хорошо. Я видела. Майор Анисимова видела. Мама видела. Вот есть почему она разрешила нам здесь одним».

Ее мать видела меня всего несколько минут. Но я подозревал, что у нее также был отчет от агента КейДжиБи. Я также был уверен, что кто-то, где-то проверил меня, будь то ФБР, Госдепартамент или Российское Управление Безопасности, о котором она упоминала. Меня бы здесь точно не было, если бы кто-то из этих групп или людей решил, что я собираюсь плохо себя вести.

Был ли я заинтересован в подобном? Очевидно, это означало бы поездку туда, где она находилась, что, вероятно, означало Бостон, хотя могло означать и Вашингтон, округ Колумбия. Мне было интересно, как это сработает.

«Думаю, мне бы это понравилось. Ты имеешь в виду в Бостоне?»

«Возможно. Но Вашингтон — это точно. Отец попросил назначить его в посольство в Вашингтоне. Если он получит, то я еду в Гарвард точно. Отец имеет важного, влиятельного друга в Политбюро, Михаила Андреевича Суслова, так что, думаю, он получит».

Замечательно. Ее отец был связан с высшими эшелонами советского правительства. Я понятия не имел, кто такой этот Суслов и что это может значить. Я сделал мысленную пометку зайти в библиотеку и проверить, кто он такой. Может быть, пришло время изучить историю России. Что касается сопровождения Татьяны, то, поскольку у меня не было никакого реального интереса вступать в армию или работать на ЦРУ или любое другое правительственное агентство, мне было совершенно все равно, если то, что я буду с ней, будет записано в каком-нибудь досье ФБР.

«Ну, дай мне знать, что произойдет. Ты знаешь, когда ему сообщат?».

«Он путешествовать в Москву после торговых переговоров. Будут успешные, так что я думаю, он получит назначение сразу после того, как закончит здесь. Мы с мамой возвращаться в Ленинград и я заканчиваю школу. Потом мы переехать в Вашингтон».

Она поставила чашку с кофе на стол и повернулась ко мне лицом, подставляя свои губы для поцелуя. Я поставил свою чашку и нежно поцеловал. Мы придвинулись ближе и снова поцеловались. Я положил свою руку на ее, и она разорвала поцелуй.

«Помни границу!» — твердо сказала она.

Мы целовались минут двадцать или около того и я нежно ласкал ее грудь. Меня поразило, что она ни разу не застонала и не показала, что ее возбуждает то, что мы делаем. Это показалось мне очень странным, но я подумал, не было ли это просто ее проявлением стоицизма.

Татьяна встала, извинилась и скрылась в ванной. Она вышла через несколько минут, вернулась и села на диван, но на расстоянии для разговора, а не поцелуя. Мне было очень интересно, о чем она думает. Но у меня не было подходящего способа спросить, не показавшись слишком настырным. Последнее, что я хотел сделать, это испортить то, что выглядело как крепнущая дружба. Поцелуи казались не столько сексуальными, сколько дружескими.

«Я увижу тебя завтра на приеме? Ты прибыть в 17:30 и идти встретить меня здесь, чтобы сопроводить на прием».

«Хорошо. Я буду вовремя».

«Принеси повседневную одежду на потом. У тебя есть атлетическая одежда?»

«Ты имеешь в виду спортивный костюм — мягкий, свободно облегающий, как для бега?»

«Да. Это так. Отец и мать хотят поздний ужин с нами после приема у них в комнате. Это есть повседневная, не формальная одежда, потому что ты есть теперь мой хороший друг. Я надеть что-то подобное вместо юбки и блузки, как сейчас».

Это было интересное развитие событий. И снова я услышал небольшие тревожные звоночки, но ничего такого, что бы меня сильно беспокоило. Она вела себя настолько корректно, что я не думал, что из этого может выйти что-то, кроме легкого сеанса обжиманий и поцелуев. И это, конечно, соответствовало «хорошему поведению».

«Кроме того, отец может желать выпить водка с тобой. Ты способен отвезти метро домой, если надо?»

«Да, я могу это сделать. Я всегда могу вернуться за машиной на следующий день».

«Хорошо. Я вижу тебя завтра вечером».

Я понял намек, что вечер закончился, чтобы встать и уйти. Она встала, обняла меня, и мы поцеловались по-русски, на этот раз я взял инициативу на себя.

«Очень хорошо. Ты учишься. Мы сделаем из тебя хорошего русского еще. «До свидания».»

Даже я знал эту русскую фразу!

«До свидания», Татьяна», — сказал я и вышел из комнаты.

Я забрал свою машину у парковщика и поехал домой, размышляя о проведенном вечере. Он был очень приятным, и меня приглашали в круги, о которых я и не подозревал, и все из-за того, что я пофлиртовал с симпатичной русской девушкой в Катшберге, Австрии. Моя жизнь была полна таких интересных случайностей. Если бы у меня или Биргит была другая фамилия или если бы я не вступил в шахматный клуб, вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.

Придя домой, я увидел, что на моем автоответчике мигает лампочка. У меня было два сообщения: одно от Бетани с просьбой позвонить ей, а другое от Джойс с той же просьбой. Звонить было уже поздно, потому что Огайо был на час позже, поэтому я записал, что позвоню им обеим утром, а затем достал свой дневник. Я передумал и подошел к компьютеру Apple][, включил его и отформатировал дискету. Я запустил текстовый редактор. В дальнейшем я буду записывать свой дневник на компьютере. В какой-то момент, подумал я, я смогу вернуться назад и перепечатать более старые материалы, но пока я решил просто начать с Чикаго. Я взял три страницы, которые написал с момента переезда, перепечатал их первыми и сохранил файл. Затем я написал обо всем, что произошло с Татьяной, и о моем разговоре с младшей сестрой.

В среду утром я постирал впервые в Чикаго свое белье, затем собрал небольшую сумку с тренировочными штанами, рубашкой, футболкой, носками и кроссовками. Я поставил ее у двери, чтобы не забыть взять. Сделав это, я отправился в библиотеку Чикагского университета и просмотрел картотеку. Я нашел целые книги об этом Суслове, включая одну, написанную им самим. Я просмотрел несколько книг и обнаружил, что он был протеже Сталина и считался главным идеологом Коммунистической партии Советского Союза! Это был серьезный человек, и если отец Татьяны дружил с этим парнем, это означало, что у него было серьезное влияние.

Я провел почти два часа, читая о Суслове и о том, как он потерял благосклонность после смерти Сталина, а затем возглавил консервативную оппозицию Хрущеву. Он считался убежденным коммунистом-ястребом. Я отметил, что ему было 78 лет, но также, что большинство советских руководителей, о которых говорилось в книгах, были старыми. Если этот парень был сторонником жесткой линии, это, вероятно, означало, что отец Татьяны тоже был сторонником жесткой линии. А это означало, что он серьезно относился к партии. Это заставило меня серьезно задуматься.

На самом деле, если только он не пытался каким-то образом завербовать меня в шпионы для России, в чем я не был заинтересован, это не имело большого значения. Его дочь не вела себя как коммунистка. Хотя, если подумать, я понятия не имел, как ведет себя коммунист! Я вернулся к картотеке и нашел пару книг о Советском Союзе — одну о Коммунистической партии Советского Союза, другую о русской истории и культуре. Я был так увлечен, что не заметил, что уже час дня, пока мне не захотелось в туалет.

Я взял обе книги с собой, подал заявление на получение читательского билета, мне его выдали, так как я был зарегистрирован в IIT, и затем взял обе книги. Я быстро вернулся в квартиру, чтобы отнести книги, а затем пошел в магазин официальной одежды, чтобы взять костюм для вечера. Я проверил, все ли на месте и в хорошем ли состоянии, заплатил за аренду и вернулся домой. Повесив пакет с одеждой в шкаф, я пошел к машине и поехал в Jewel, чтобы купить несколько вещей, о которых не подумал во время первой поездки по магазинам. Я хотел быть уверенным, что все будет готово к приезду Элис.

Это напомнило мне, что нужно убрать все коробки и другие упаковочные материалы из ее комнаты. Я пошел в офис управляющего и спросил, что делать с вещами, которые не помещаются в мусоропровод. Он сказал, чтобы я отнес их в подвал и сложил аккуратно у двери с надписью «Мусоропровод», а он проследит, чтобы их вынесли. Следующие двадцать минут я потратил на несколько походов в подвал, чтобы избавиться от этих коробок. Когда все было убрано, я сделал сэндвич и съел его, запив колой.

Покончив с едой, я подмел пол в комнате Элис и убедился, что все чисто. Я также развесил купленные мной художественные постеры, повесив четыре из них в гостиной, а остальные — в своей комнате. Если Элис захочется чего-то другого, я всегда смогу перенести все постеры в свою комнату. Я огляделся и остался доволен своим новым домом. У меня было еще несколько часов до отъезда, поэтому я позвонил по телефону.

Сначала я позвонил Бетани. Она просто проверяла как я и хотела убедиться, что все в порядке. Мы проговорили около десяти минут, и после того, как мы повесили трубки, я позвонил Джойс. Она звонила по той же причине и сказала мне, что думает приехать в начале октября. Я сказал ей, чтобы она сообщила мне точные даты. Я также сказал ей, что приеду в выходные на День труда, и когда она спросила, где я остановлюсь, я объяснил ей, что еще не планировал этого, и она предложила мне остановиться в доме ее дедушки. Я согласился, но дал ей понять, что главной причиной моего визита является Кара, но я найду время и для нее. Она заверила меня, что это не будет проблемой.

Когда я положил трубку, я решил позвонить Каре, хотя мы планировали общаться раз в неделю. Я решил, что случайные звонки скрасят ее день и не дадут ей впасть в депрессию. Она обрадовалась моему звонку и спросила, как идут дела. Я рассказал ей, что в квартире все устроено так, как я хотел, и что я просто жду приезда Элис. Я рассказал ей об уроках карате, она была заинтригована и сказала, что, возможно, ей будет интересно присоединиться, когда она приедет в Чикаго. Мы проговорили около десяти минут и, признавшись друг другу в любви, повесили трубки.

Я принял душ, надел смокинг, затем взял свою сумку и направился к машине. Я снял пиджак и повесил его на пассажирское сиденье, чтобы он не помялся, а затем отправился в центр города. Я приехал на тридцать минут раньше, поэтому, неохотно отдав ключи парковщику, я прошел до Water Tower Place и нашел ювелирный магазин. Я купил для Татьяны браслет по умеренной цене с очень маленькими бриллиантами, а затем вернулся в отель. Поскольку было 5:25 вечера, я поднялся на лифте, передал свой ID дежурному агенту ФБР и подождал, пока он все проверит. Он проводил меня до двери Татьяны и убедился, что меня ждут. Она пригласила меня войти и я опустил сумку прямо перед дверью.

Татьяна была одета в великолепное зеленое вечернее платье с белыми перчатками, которые закрывали руки выше локтей. Ее длинные светлые волосы были уложены в локоны вокруг лица, а легкий намек на тени для век подчеркивал искрящуюся синеву ее глаз. Она буквально выглядела на миллион баксов. Она поцеловала меня по-русски, а затем предложила мне чаю. Она помогла мне снять пиджак, который повесила на спинку стула, и сказала мне сесть. Она налила чай нам обоим, а затем села на диван.

«Ты выглядишь просто великолепно в этом платье, Татьяна!» — сказал я. — «Я купил тебе кое-что, что, надеюсь, ты наденешь сегодня вечером».

Я протянул ей шкатулку с браслетом. Она открыла ее и ее глаза загорелись. Я помог ей надеть браслет.

«Спасибо! Это есть очень милый. А ты красивый, Степа Рэевич», — улыбнулась она.

Еще один интересный поворот событий, поскольку, похоже, это было несколько неформальное обращение.

«Я полагаю, это прозвище?»

«В русском языке имена часто имеют краткую форму, как Саша для Александра или Паша для Павла. Я использую отчество вместо того, что вы называете средним именем, чтобы обращаться к тебе. Это не совсем правильно, но мне нравится».

Я задумался на мгновение и предположил, что Таня может быть сокращенной формой имени Татьяна.

«Значит, получается, что ты Таня Ивановна?» — спросил я.

«Да! Очень хорошо! Поскольку мы друзья, ты обращаться теперь ко мне Таня, а я к тебе — Степа. Но есть важно, чтобы ты делал не этого с мамой и папой! Друзья отца называют его Ваней, а друзья матери — Аней. Ты называешь нет, но я говорю это, чтобы ты знал, когда люди говорят о их. К отцу обращаться либо как к мистер Воронин, либо как к Иван Константинович. Используй первое — на приеме, второе — когда мы с ним потом ужинаем. Мать правильно называть либо мадам Воронин, либо Анна. Опять же, имя и фамилия — это есть на потом».

«Понятно! Что еще мне нужно знать? Я никогда раньше не был на подобных мероприятиях».

«Нет, я так не думаю. Я учить тебя танцевальный шаг и правильной обращение к родителям, так что, я думаю, ты справляться не быть «некультурный»!».

«Nek-ull-turn-ee?» — спросил я.

«Uncultured, я думаю, по-английски», — сказала она.

«А, ОК. Тот, кто не ведет себя должным образом на публике? Противоположность вежливости?»

«Да. Есть очень важно не быть «некультурный». Если ты есть не уверен, спроси, прежде чем что-то сделать».

«Я спрошу. Я точно не хочу выставить себя дураком».

«Хорошо. Мы идем сейчас», — сказала она, вставая.

Она взяла со стула мой пиджак и помогла мне надеть его. Она взяла меня за руку и протянула свою руку через мою.

«Это есть правильно проводить меня в помещение», — сказала она.

«Понял!»

Это было НАМНОГО больше того, о чем мне когда-либо приходилось беспокоиться. Конечно, мне нравилось наряжаться, и я даже терпел иногда поездки в загородный клуб отца Бетани, но это была совсем другая жизнь, чем я мог себе представить. Я имею в виду, что видел по телевизору фотографии официальных государственных ужинов и тому подобное, но никогда не представлял, что сам окажусь на таком ужине. Мы прошли по коридору к лифту и спустились на второй этаж, где находился бальный зал. Мы рука об руку подошли к двери, и я передал свое приглашение.

Человек в смокинге у двери посмотрел на приглашение и довольно громко объявил нас.

«Мистер Стивен Марк Адамс из Чикаго и мисс Татьяна Ивановна Воронина из Ленинграда».

Загрузка...