До уже знакомого клуба — видимо, излюбленного места этой компании, мы добирались в привычном молчании. В вип-ложу, где Ларри заметил меня в «день знакомства», мы зашли за руку. Ларри усадил меня на диванчик рядом с собой, заказал коктейль и погрузился в общение со своими дружками, кажется, напрочь забыв о том, что пришел сюда с девушкой.
Платят в клубах и пабах «по кругу» — то есть каждый из присутствующих по очереди оплачивает сделанные на всех заказы. А еще оказалось, что просто вручить чаевые или оставить деньги на барной стойке или столике считается неприличным и оскорбительным. Так что в тот день, сбегая от фанаток, я, оказывается, оплошала. Вместо этого принято предлагать бармену бокал вина или еще чего-либо за свой счет. Странные, вообще, у британцев отношения с деньгами. Но общение с друзьями Ларри и выходы «в свет» оказались весьма познавательными.
Когда парням принесли вторую бутылку мартини, ее тут же пустили по кругу, не задумываясь о гигиене и посасывая напиток прямо из горлышка. Я тоже взяла бутылку, чем тотчас же приковала в себе мужские взгляды. Окей, если Сьюзи — единственной девушке кроме меня в этой компании, можно пить, то почему мне нельзя?
Сделав глоток, я едва не задохнулась, почувствовав, как обожгло горло. Но не остановилась и поднесла бутылку к губам ещё раз. Если мне придется сидеть здесь и слушать их треп, то я хотя бы постараюсь набраться подобно им. Возможно, под градусом всё воспринимается немного иначе.
В последний момент Ларри перехватил у меня бутылку:
— Тебе хватит, — и передал её рядом сидящему парню.
Я и не сопротивлялась. Откинулась на спинку дивана и ленивым взглядом принялась рассматривать публику.
Это ужасно. Что хорошего они здесь находят? Почему Ларри так нравится тратить время на это? Ведь он в основном молчит.
После моей провалившейся с треском попытки напиться мы провели здесь ещё минут десять, не больше. Ларри сказал, что пора собираться. Друзья пытались воздействовать на него — уговаривали и выражали протесты, но он был настроен решительно. И я была этому рада. Оставаться здесь не было никакого желания. Зря я, наверно, вообще согласилась.
— Я не хочу, чтобы ты пила, — довольно жестко заявил Ларри, когда мы сели в машину, по окнам которой тут же застучал мелкий лондонский дождь.
Ларри был единственным парнем, который не прикоснулся за вечер к выпивке. Иначе я ни за что не села бы с ним в машину.
— С чего вдруг? Кажется, это условие в контракте не прописано, — съязвила я, мысленно добавляя: «А что ещё делают на таких тусовках как эта?»
— Думаю, если Пол узнает, пропишет и это. Девушка-алкоголичка вряд ли поможет моему имиджу.
Я только фыркнула. Он ничего обо мне не знает.
— Ты другая, — неожиданно произнес Ларри, держась руками за руль, но не заводя машину. — Без пороков. И наша компания — совсем не то, что тебе надо. Мне жаль, что я вынужден водить тебя с собой. Просто не дай им утянуть себя на дно. Ты не должна тут погибнуть.
Я не могла вымолвить ни слова — только удивленно смотрела на него во все глаза. Что это значит?
А Ларри? Он тоже «с пороками»?
Он думает, что успел понять меня? Чушь!
Что он вообще хотел этим сказать?
Не давая одуматься, парень завел машину и молча повел её к моему дому, негромко включив радио, где крутили жизнерадостный хит этого лета.
Наверное, если бы я что-то спросила, он бы ответил. Но я не знала, как сформулировать мысль. И Ларри молчал. Молчал до самого дома.