Каникулы в Лондоне

Глава 34

Всю следующую неделю я провела в свободном полете. У Ларри была беспрерывная подготовка к шоу и небольшому турне перед ним, занятия вокалом и сценическим движением, примерки и репетиции.

У меня было достаточно времени, чтобы восстановиться, нормально поучиться хотя бы на этой неделе, и совершить несколько прогулок с фотоаппаратом по центру города.

С Ларри мы не встречались, лишь изредка обменивались сообщениями — обычно за полночь, когда он отправлялся спать. Заместить его отсутствие в своей жизни я пыталась любимым хобби и статьями в журналах, которые выходили теперь с завидной регулярностью. Спрашивали обычно одно и то же: про личную жизнь, турне, концерт, любовь фанатов и путь к успеху. Нестандартные вопросы встречались нечасто.

— Ты можешь сейчас просто так пойти в ресторан с друзьями или поиграть в гольф? Или для тебя это невозможно, потому что повсюду фанаты?

— Как бы сильно не изменилась моя жизнь, в некотором отношении всё осталось по-прежнему. Я остался обычным парнем, который нуждается во сне, еде, гигиене, любви и поддержке. Меня часто спрашивают: можешь ли ты сделать то, что делал раньше? Почему нет? Я гуляю, когда выдается свободное время, могу спокойно поужинать в ресторане. Просто теперь нужно продумывать это тщательнее, чтобы не доставлять неудобств моим друзьям. Я не хочу, чтобы журналисты и поклонники преследовали их, пытаясь узнать что-то обо мне. Такую жизнь выбрал я, но не они. При этом я стараюсь не сильно заморачиваться по этому поводу. Я ничего из себя не строю на сцене, поэтому у меня нет опасений, что кто-то увидит меня настоящего и изумится: это тот самый Ларри? Так что, да, я вижу Лондон не только из окна машины и по телевизору. Если мне куда-то нужно, я просто иду туда. Ведь можно сойти с ума от мыслей, будут ли там фанаты и как мне от них сбежать, что они подумают, если увидят меня в старом свитере из коллекции позапрошлого года. Всё это бред. Нужно просто жить своей жизнью.

— Если бы ты выбрал страну, в которую мог бы отправиться хоть завтра, куда бы поехал?

— Я бы выбрал Россию.

— Россию? Почему? Это связано с твоей девушкой?

— А как вы думаете? Просто мне бы хотелось там побывать. Давайте следующий вопрос.

Ну разве можно было не улыбаться, читая всё это? Ларри несет в себе позитив, дарит людям хорошее настроение и не призывает ни к чему антисоциальному и растлевающему человека как личность, что, к сожалению, сейчас не редкость. Его невозможно не любить, правда.

В понедельник я узнала у Ларри, что он будет в студии и решила пойти туда. Меня всё ещё волновал нерешенный вопрос с поездкой Роззи в Москву. Уже прошло слишком много времени, а я даже не сходила её проведать. Мне стало совестно.

Ларри и Пол были в студии. Первый, увидев меня, приветственно взмахнул рукой, второй нахмурился.

Кажется, менеджера моё внезапное появление немного обескуражило.

— Что-то случилось? Ларри пора на занятия с хореографом-постановщиком.

— У нас ещё есть время, — ответил прежде меня Ларри и подмигнул, проходя мимо. — Я за кофе. Кто-нибудь будет?

— Я нет, — ответила, провожая его улыбкой.

Ну и пусть Пол не слишком рад меня видеть. Зато Ларри, похоже, совсем не против.

Не откладывая в долгий ящик, я сразу же выпалила:

— Пол, что насчет Роззи? Что с документами? Когда мы сможем поехать в Москву?

Пол вдруг напрягся. Смерил меня жестким взглядом, так что мне стало не по себе. Что, это снова не вписывается в его планы и в рабочий график Ларри? Вот только отступать я была не намерена.

— Ты можешь ответить? Ты же обещал! Твои люди хотя бы начали заниматься этим?

Его молчание длилось еще долгих восемь секунд. А потом он четко и без эмоций сказал:

— Ничего не выйдет.

— Почему? Неужели нельзя выделить всего два дня в сумасшедшем графике Ларри и…

— Роззи умерла, — холодно отчеканил он, глядя мне прямо в глаза.

У меня сдавило горло.

Это он специально придумал? Чтобы я перестала к нему приставать с невыгодными идеями?

Каким-то внутренним чутьем я ощутила, что Ларри здесь.

Или просто остро нуждалась в его поддержке.

Обернулась — словно бросилась за спасательным кругом, и столкнулась с его глазами.

И поняла — это правда.

Боль в глазах нельзя сыграть даже гениальному актеру.

— Я не хотел тебе говорить, — хриплым голосом произнес он. Так сообщает смертельный диагноз пациенту его лечащий врач: «Ничего не поделаешь. Готовьтесь к худшему».

А это худшее уже наступило. И эта девочка, которую я видела всего один раз, но которая сумела занять в моем сердце так много места, мертва. Чего я ждала? Почему не попробовала ускорить этот процесс подготовки? Почему хотя бы не навестила её снова в Центре? Мечтала прийти, подобно фее, с подарком: вот твоя мечта — вуа-ля! О чем только думала? Ведь у этой девочки каждый день был на счету. И этот счет завершился. Сколько ей было? Восемь? Она ведь только начала жить… и… и всё. Всё — что она видела в жизни: боль и палаты в Центре, такие же, как она детишки, нуждающиеся в особом уходе, капельницы и процедуры, бесконечные уколы изо дня в день, редкие праздники, отсутствие родительского тепла…

Я едва нашла в себе силы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

Я не хотел тебе говорить…

Думал, я никогда не узнаю? Не спрошу об этом? Забуду?

Растерянный взгляд и замершая рука со стаканом горячего кофе. Теперь эта картинка будет преследовать меня каждую ночь.

Я выдавила из себя лишь одно слово:

— Когда?

— 30 декабря.

Значит, уже восемь дней…

Почему мне никто не сказал?

— Энн, — наконец произнес Ларри мягко.

От этого звука его голоса я отмерла, вернулась в реальность. Медленно повернулась и направилась к выходу мимо него.

Он не хотел меня отпускать. Стал у двери.

— Куда ты?

— Тебе нужно на репетицию, — я не нашла в себе сил даже глаза на него поднять. Не дожидаясь, пока он успеет хоть что-нибудь предпринять, открыла дверь и ускорила шаг.

Не хочу, чтобы меня останавливали. Чтобы ко мне лезли. Не хочу.

Странно, что смерть совершенно незнакомого мне человека — ребенка, которого я видела лишь однажды, так на меня повлияла. Наверное, потому, что это первое моё осознанное столкновение с настоящей потерей.

Когда умер дедушка, я была еще слишком мала. Бабушка умирала медленно и была уже в достаточно пожилом возрасте, так что её смерть была ожидаемой. А тут... Маленькая девочка, жить бы да жить…

Мы родились в разных странах и могли никогда не встретиться. Когда я ходила к ней в гости, если можно так выразиться, она еще была полна сил и желания жить, в ней было столько детской непосредственности и искренней радости несмотря на всё, что пришлось пережить. И вот теперь, в двадцать три года я ощутила всю боль и смысл обжигающе-резкого слова «никогда». Не в этой жизни. А что в другой — неизвестно.

Конечно, и эта рана затянется, боль утихнет. Её не сравнить с тем, что чувствует бабушка Роззи, врачи в Центре, на чьих руках с незавидной регулярностью умирают дети. Можно ли привыкнуть к этому чувству потери? К детскому крику от боли и мук, которые и взрослому стерпеть не под силу? Постоянно делить чужую скорбь? Или не подпускать близко к сердцу? Но возможно ли быть настоящим врачом, и не чувствовать чужую боль? Возможно ли быть человеком, и ничего не чувствовать по отношению к другим людям?..

Так уж получается, что со временем мечты разбиваются о жесткую реальность, неверие и закрытые двери. И глаза всё реже смотрят в небо, куда так хотелось, и всё чаще — под ноги: как бы не споткнуться в очередной раз.

Осколочков в сердце всё больше, а безрассудности всё меньше. Всё реже хочется пробовать что-то новое «на ощупь», всё чаще прислушиваешься к здравому смыслу. И мир раскрывается с разных сторон. Не только с хорошей. И надо не сойти с ума и остаться до конца человеком.

Сложная это наука — жить. И не всегда понятная. Без книжек и учебников. И по примеру других не получится, у каждого свой путь.

Телефон в рюкзаке завибрировал.

Ларри.

Сброс.

Не сейчас. Прости меня, Ларри…

Я не знаю, что будет с нами через месяц, через неделю, завтра…

Я просто хочу побыть одна. Потому что я совершенно потерялась в этой жизни.

Лондон словно чувствовал моё настроение. Хмурый, ветреный, словно нахохлившийся воробей. Прохожие спешили укрыться в метро, поглядывая на небо. У меня не было зонта, но мне было абсолютно безразлично, будет дождь или нет. Такое ощущение пустоты и безнадежности…

Пустоты? Но если есть скорбь и тупая боль, значит, это не пустота?

Я дошла до спуска у Темзы и некоторое время простояла на холодном ветру, не беспокоясь о том, что снова могу заболеть. Разве это важно по сравнению с…

Слезы всё-таки вырвались на свободу и мигом застили глаза.

Мне хотелось кричать, но я яростно сжимала рот, осмеливаясь лишь стоять и плакать. Незамеченная никем. Одинокая. Одна…

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я, засунув наушники в уши и настроившись на плейлист с грустной классикой, отправилась домой.

Сил совсем не было.

Ближе к девяти вечера снова раздался звонок от Ларри. На этот раз я нашла в себе силы ответить.

— Как ты? — было первой его фразой. И в голосе было столько сочувствия. Совсем не как у того Ларри, с которым мы познакомились когда-то в аэропорту.

— Терпимо, — размыто ответила я, стискивая кулаки и впиваясь ногтями в ладони. Я не заплачу.

— Приезжай, если хочешь, в студию. Я здесь один.

Сначала хотела отказаться. А потом поняла, что больше не могу закрываться вместе с болью от мира. Мне нужен хоть кто-то.

— Приеду, — пообещала я.

И уже через сорок минут сидела напротив, устроившись на подоконнике.

Ларри смотрел на меня грустными глазами и не решался ничего сказать вслух. Да мне и не нужно было слов. Просто побыть с кем-то рядом. С кем-то, кто понимает без слов. Это так ценно.

— Мне так плохо… — выдавила из себя наконец, и слезы, словно дождавшись условного сигнала, снова покатились из глаз.

— Энн, — тут же ринулся ко мне он, но я крепче обхватила колени одной рукой, а вторую выставила вперед.

— Не надо. Лучше сыграй что-нибудь… Пожалуйста.

На секунду Ларри застыл. А потом молча выполнил мою просьбу. Уселся в кресло рядом со мной и начал наигрывать какую-то неспешную мелодию. Может, это и была песня, но он молчал. Звучала лишь музыка.

Боль крепко держала в руках моё сердце. Прорастала в нем, чтобы не дать забыть, как дорого время и люди, которые с нами. Как важно успеть сказать и сделать что-то хорошее. Как мало значат обиды и склоки, когда сталкиваешься с этой стеной. Никогда в этой жизни…

Вдох-выдох.

Я всё ещё жива. И это значит, что я могу сделать что-то хорошее. Я должна успеть. Не откладывая на завтра.