До регистрации оставалось сорок минут.
Я стояла у окна в зале ожидания, смотрела на самолеты и совсем не жалела о том, что прощаюсь с Лондоном.
Перспектива возвращения в Москву тоже не воодушевляла. Я вообще пока слабо могла представить себе дальнейшую жизнь.
Почему так тянется время? Почему его нельзя промотать, когда очень хочется, когда оно просто не нужно?
Не люблю терять время. В последние месяцы у меня было его так мало, а теперь вдруг тридцать минут кажутся огромным отрезком, и я не знаю, что с ними делать.
Через сорок минут самолет поднимет меня в воздух, и к вечеру я уже окажусь в Москве.
Через два дня отсюда же Ларри отправится в Ливерпуль.
Исходная точка вроде одна, а пути совсем разные.
Еще полчаса…
Люди куда-то спешат, вокруг несмолкающий шум, а я — словно застывшее изваяние. Выпавшая из людского моря частичка, инородное тело, которое ждет-не дождется, когда сможет вернуться в родной аквариум.
Кто бы знал, что я буду так рваться отсюда? Вечно куда-то бегу: из Москвы — в открывшую страницы сказку, из сказки, подарившей не только счастье, но боль — в Москву…
Маленькая девочка с мамой, расположившаяся неподалеку от меня, смотрела вокруг широко открытыми глазами и быстро-быстро говорила что-то, кажется, на испанском.
Я прилетела сюда такой же — окрыленной, с широко раскрытыми глазами и распахнутым сердцем.
Здорово в детстве — боль забывается быстрее, не оставляя следов и шрамов, на мир смотришь куда позитивнее, с большими планами и надеждами. А мне вот вроде лишь двадцать четыре, а столько дорог уже закрыты навсегда… Например, мне никогда не стать чемпионкой по фигурному катанию или балериной. Не выйти замуж за первую любовь — он женат уже больше двух лет. Не повторить то, что прожито.
Как же тянется время…
Вот проснусь завтра утром в Москве, и буду думать, сон ли всё это или и правда было.
Я грустно усмехнулась. Я даже Люде не стала звонить. Что я скажу? Лучше поведаю обо всём, глядя прямо в глаза. Она поддержит, я знаю. А плакать сейчас — не хочу.
Однажды я уже сумела привыкнуть к новой стране, к новым людям и обстановке. Это была другая жизнь. И я смогла к ней привыкнуть. Значит, смогу сделать это еще раз. Последний.
Правда, первое время, наверно, придется остановиться в гостинице. В той квартире, которую некогда делили мы с ней вдвоем, она теперь живет вместе с мужем. Знаю, будет настаивать, чтобы я поселилась с ними, пока не подыщу что-нибудь, но я не хочу их стеснять. Они семья, а я… Ни здесь, ни там.
Двадцать минут... Пожалуй, можно потихоньку настраиваться на благополучный полет. Женский голос из динамиков оповестил о начале посадки. Подхватила багаж (вся моя жизнь за последние девять месяцев смогла уместиться в одном чемодане) и двинулась к выходу.
Нужно постараться поспать в самолете.
Хорошо, что рейс не отложили. И погода сегодня на удивление ясная.
— Энн! Стой! — резкий и неожиданный возглас заставил меня земереть.
Нет, это не может быть он.
Я стояла, не в силах заставить себя шевелиться. Как будто так он мог меня не заметить. Но он УЖЕ заметил.
Бежать, бежать, и как можно скорее!
— Энн! — его сильные руки схватили меня за плечи и развернули к себе.
Лицо выражало сразу столько эмоций! Он весь запыхался, волосы небрежными прядями спадали на лицо. Бежал?
— Что ты делаешь? — выпалил он, глядя в глаза и требуя ответа.
— Уезжаю. Моё участие больше не нужно. Условия нашего контракта я выполнила.
— Так не должно быть!
— Всё в порядке, Ларри. По-моему, ты своего добился: теперь весь мир — твои фанаты. У тебя есть контракт, у тебя есть светлое будущее. Будь счастлив, — самые фальшивые слова в моей жизни.
"Как в кино", — успела подметить я.
Попыталась смахнуть слезы со щек до того, как он их увидит, но уже поздно.
— Энн, пожалуйста, давай поговорим.
Его руки всё ещё лежат у меня на плечах.
Не хочу, не могу смотреть в эти два океана бездонной боли. Или это мне только кажется?
Нет. Не кажется. Он чувствует. И я чувствую.
Ладони сжали мои плечи еще сильнее. Как будто этого достаточно, чтобы удержать меня.
— Энн, не твори глупостей.
— А что меня ждет, Ларри? Ждать тебя в Лондоне и наслаждаться твоей интересной жизнью через экран? Ловить полные ненависти взгляды девчонок и бояться выйти из дома? Делить тебя со всем миром и радоваться пяти минутам общения в день по телефону?
Я достаточно хорошо знаю Ларри, чтобы понять по его лицу, что он чувствует, но каждое новое резкое слово, которое срывается с моих губ, будто помогает порвать эти нити.
Словно по чьей-то милости, автоматизированный голос вновь объявляет о том, что идет посадка на мой рейс. Он тоже слышит. Кажется, стал держать меня ещё крепче.
Мне больно, но я молчу. Это не сравнить с той болью, что тлеет внутри. Уже не горит, только тлеет.
— Мне пора, — говорю, не скрывая своего сожаления.
— Подожди хоть секунду…
Я отрицательно качаю головой, а слезы предательски льются из глаз. Ну почему сейчас? Не хочу, чтобы он видел меня такой! Я ведь не размазня!
— Почему нет? — не отстает он.
— Я уже объяснила. А еще потому, что существование в Лондоне довольно дорогое, а без поддержки твоего менеджера я не протяну. Я ведь нигде не работаю, забыл?
— Я дам тебе денег.
— Я не буду брать у тебя деньги! Никогда! — зло выкрикнула ему в лицо.
Неужели он даже не понимает, как унижает меня этим?
Я попыталась оттолкнуть его, но Ларри, естественно, не позволил мне этого сделать.
— Я не пущу тебя, слышишь?
— Зачем тебе это, Ларри? Очередная блажь? Ты можешь легко найти девушку, которую не придется упрашивать дважды. Твой язык будет для нее родным, и у нее не будет столько проблем. Она будет понимать тебя и, главное, понравится твоим родителям и менеджеру. Всё в порядке, я справлюсь. И ты справишься тоже. Так что не надо меня жалеть.
Он молчит, не сводя с меня глаз. Это настоящая пытка, но я держусь. Это моя последняя роль. Это финал.
— Я не жалею. Я люблю тебя.
Глаза в глаза. Только не это…
Это последние минуты. Держись, Энн.
Как больно…
— Уходи, Ларри, — твердо произнесла я, не выдерживая такого натиска и отводя взгляд.
Больше всего мне хотелось бы сейчас наплевать на всё, скомкать билеты, броситься к нему на шею и выйти отсюда вместе. Но эта минутная слабость не выльется для нас ничем хорошим. Будет много проблем. Они повлекут разногласия. Я должна улететь.
— Мне пора, — повторила еще раз, решительно вытирая слезы и поднимая глаза. — Уходи.
На нас уже косо смотрят. Узнали? Плевать.
— Ладно, я уйду, — наконец произносит он. В голосе столько металла! — Только ответь мне на один вопрос: если ты так уверена в правильности своего решения, то почему плачешь?
И это, пожалуй, тот самый вопрос, на который я ни за что не смогу ему честно ответить.