Каникулы в Лондоне

Глава 52

— У тебя есть любимый день?

— Да.

— Какой?

— Пятое марта.

— Что это за день? Какой-то семейный праздник?

— Это мой любимый день.

Никто не понял, что это значит. В обсуждениях приводили ассоциации, вспомнили всё, вплоть до «дня белогривого льва». Но никто не проник до самой сути. А у меня сжалось сердце.

Пятое марта — мой день рождения.

Только разве теперь это имеет значение для него?

Может, это старое интервью?

Но он здесь с короткими волосами…

Я прокручивала это в голове снова и снова, сопоставляла с текстом песни «Солги» и лишь еще больше запутывалась.

Я размышляла об этом, пропуская речь сидящего напротив Андрея, и очнулась только тогда, когда он пригласил меня встретиться завтра, в субботу, и прогуляться по центру Москвы.

— А лучше устроим экскурсионный тур! Купим билеты на двухэтажный автобус у Красной площади и почувствуем себя гостями столицы. Так здорово узнавать город заново! Множество новых и совершенно неожиданных вещей открывается.

Наверное, я бы ему отказала, но он втиснул это предложение в весьма удачный момент, когда я вновь начала внутренне злиться на Ларри за то, что он всё ещё мне не безразличен. Поэтому я ответила «да». Клин клином, как известно, вышибается.

«Вот так вот, — чувствуя закипающую внутри злость, мысленно пылала я гневом. — Пусть будет так. И через год вместо встречи с Ларри я выйду замуж и, честное слово, буду счастливой!»

Мы сходили с Андреем на эту экскурсию, затем встретились снова. Но то ли из-за моего самокопания и вечной неуверенности в себе, то ли просто из чувства противоречия, что всё не так, как хотелось, я постоянно чувствовала себя не в своей тарелке.

Я боялась испортить нормальному парню жизнь. Андрей достоин настоящей любви. А могу ли я ее дать, если сердце занято другим парнем, и, как ни стараюсь, ничего не могу с этим сделать? Уж и по разным странам мы с ним разъехались, и общение прекратили, и даже за его жизнью и творчеством я почти перестала следить. А всё равно он не выходит ни из головы, ни из сердца.

Ещё я боялась сломать себя. Прожить жизнь с нелюбимым.

А совсем одной лучше? Мне двадцать четыре года, пора уже определяться в жизни, а я всё ищу себя. Найду ли?

Как же всё сложно!

И хоть бы кто-нибудь подсказал! Хоть бы какой-то знак получить, что мне делать.

В какие-то моменты наших с Андреем встреч у меня получалось чувствовать себя свободней, но ощущение, что всё не на месте, не так, как надо, не прекращалось, и каждый раз, собираясь на новую встречу, я со страхом думала о том, что сегодня он, наверно, захочет поцеловать меня. И что я должна буду делать? Позволить ему? Да, если не хочу его обидеть. Но каково это: целоваться с нелюбимым? Чувствовать потом презрение к себе и жалость. Обманывать — ради чего?

И о какой свадьбе может быть речь, если мне даже целоваться с ним страшно — и это вовсе не трепет и не волнение, присущие всем влюбленным. Никаких бабочек в животе нет и подавно. А уж сравнивая с теми чувствами, которые я испытывала, целуясь с Ларри… Так, стоп, хватит о Ларри!

Для кого я стараюсь? Ему всё равно наплевать. Он даже не узнает об этом. А я буду мучаться… Буду обманывать хорошего парня и сделаю его несчастным человеком, хотя он мог бы составить счастье для любой другой — нормальной девушки.

С этими невеселыми мыслями я и отправилась на новое свидание, так и не найдя действительно верного решения.

Андрей прибыл вовремя и с цветами — с букетом роз нежного кремового цвета.

— Знаешь, куда я хотел тебя сегодня позвать? — с улыбкой сообщил он.

— Куда? — поинтересовалась я, снова думая про себя, какой он хороший, и какая ледяная стерва рядом с ним я.

— Я хочу познакомить тебя со своими родителями. Мама давно уже просит об этом. Ты как?

Как я? Я едва сумела не поперхнуться, но спрятать испуг в глазах, по-видимому, не удалось.

— Да не переживай. Они у меня мировые, и уже заранее тебя любят. Всё будет хорошо, вот увидишь, — по-своему истолковал моё замешательство парень.

Но переживала я вовсе не по этому поводу. Во-первых, как я смогу смотреть в глаза его родителям, зная, что не люблю их сына? Они ведь смогут это понять, а я не смогу притворяться. Во-вторых, знакомство с родителями — довольно серьезный шаг, и я точно к нему не готова.

— Андрей, я думаю, это не самая лучшая идея. Ты хотя бы сказал заранее…

— Чтобы ты волновалась? Я ж тебя знаю, — засмеялся он, приобнимая меня рукой.

И в этот момент я решилась — словно в обрыв со скалы прыгнула. Может, и зря.

— Андрей, нам давно надо было серьезно поговорить. Я встречалась с тобой всё это время, каждый раз пытаясь понять, есть ли что-то внутри меня. Я вижу как ты ко мне относишься, но не испытываю к тебе того же. Я правда очень хотела бы ответить тебе взаимностью, потому что ты настоящий, хороший, заботливый… Но я не могу.

Несколько секунд он молча стоял, глядя в сторону и о чем-то раздумывая. Потом перевел на меня серьезный, пронизывающий до костей взгляд:

— Это из-за него?

— Что? — опешила я.

— Из-за той твоей американской истории? Мне рассказывали.

— Моя «американская» история давно уже в прошлом, — соврала я. — Прости, что обманула твои ожидания.

Он кивнул, произнес короткое:

— Ладно, — а потом, усмехнувшись, добавил: — И что будем делать?

— Не знаю.

— В кино ты со мной хоть сходишь? Как друг?

— Как друг — схожу, — улыбнулась я.

От сердца немного отлегло.

Но дружеской атмосферы не получилось. Мы оба молчали, чувствуя неловкость, и я едва дождалась окончания фильма, чтобы сбежать наконец. Андрей, наверное, чувствовал то же, поэтому и задерживать меня не стал. Кивнул на прощание, и неспеша отправился в сторону метро.

А я шла домой… пешком… с цветами… Прохожие смотрели на меня, как на счастливую девушку, не зная о том, что на самом деле происходит в моей душе.

Но на этом приключения не завершились. Перешагнув порог дома, я собиралась попить чаю под гул телевизора, но получила неожиданное эсэмэс-сообщение от Люды.

«Ты всё равно узнаешь от этом. Уж лучше от меня. P.S. Кстати, могу составить компанию».

Завершалось сообщение подмигивающим смайликом, а ниже была прикреплена фотография. Точнее, афиша. На ней задумчивый парень, повернув голову немного вправо, смотрел куда-то в сторону, размышляя, быть может, над новой песней. В темной рубашке с закатанными рукавами, аккуратно уложенными волосами. Не отметить его привлекательность было невозможно.

Текст внизу афиши гласил крупными буквами: «Ларри Таннер. Впервые в России. Живой звук. 25 ноября, 19:00».

Я совру, если скажу, что ничего не почувствовала.

Совру, если начну утверждать, что никогда не представляла себе такого сюжета.

Как же мне снова хотелось его увидеть! Я бы забилась в толпе, и просто посмотрела на него издали — живого, родного… А он бы, может, почувствовал, что я здесь, в этой огромной толпе глядящих на него с обожанием глаз. И, может, сказал бы со сцены хоть пару слов — мимолетных. Никто бы не понял, а я бы знала, что он всё еще помнит меня. Хотя бы помнит.

А после концерта я зашла бы в ресторан, а там — он…

Или по дороге от концертного зала меня чуть не сбила машина, спешно выруливающая с парковки. Открывается дверь, что-то кричит водитель, выскакивает испуганный парень. Мы встречаемся глазами, и я понимаю — он…

— Стойте-стойте, — выйдет сам, застынет, не сводя с меня глаз. — Энн?

И мы бы сразу, тут же, в этот же миг поняли, что это судьба. И я уехала бы с ним в следующую страну, и больше мы бы не расставались.

Ну почему в фильмах так бывает, а в жизни нет?

Я тут же одернула себя: глупо верить в такие сказки, когда тебе уже столько лет! Столько, что, по словам окружающим, пора опускаться на землю и начинать строить пусть и скромную, но земную жизнь — выходить замуж, рожать детей, думать о том, как бы этих детей обеспечить… Но я знала, что не могу так жить! И не смогу никогда. Я любила детей и хотела их — но по любви! И замуж хотела, но не потому, что «надо», а потому что без этого мужчины больше не представляю свою жизнь. И уж лучше подождать и побыть еще какое-то время одной…

Знать бы только, что наверняка дождешься…

А гарантий в этой жизни ни у кого не бывает.