После концерта все музыканты, стилисты, постановщики шоу и многие люди — около сотни — причастные к подготовке концерта Ларри отправились на банкет. В темном тонированном Минивэне нас с Ларри и его родителей увезли от служебного входа, где уже дежурила охрана. Ларри приветливо махнул фанатам рукой, и словно кто-то в этот момент увеличил громкость приемника — вокруг стало невыносимо! Просто удивительно, как всего пара десятков девчонок может издавать такие оглушительные звуки!
И снова привычный маршрут по вечернему городу, когда ты не знаешь и не особенно интересуешься, куда тебя везут. Абсолютно счастливые глаза Ларри напротив, сияющие в темноте. Он посмотрел сперва на меня, затем на маму и отчима, и выдал самым обыденным тоном:
— Кстати, мам, Шон, это Энн.
Я готова была сжаться в комок от смущения и не знала, куда прятать глаза. Хорошо, что было темно, и никто не мог видеть, как я покраснела.
— Та самая Энн? — подыграла мама Ларри с улыбкой.
— Ага. Надеюсь, ты смогла разглядеть её хорошенько, когда она сидела рядом с тобой?
— Нет, потому что весь вечер я смотрела только на тебя, мой дорогой. Но я наверстаю, у нас же есть время, правда?
Эти наверняка традиционные для семьи Таннер шутливые разговоры были, с одной стороны, очень милыми, но с другой я, как чужая не только для этой семьи, но и для их страны и культуры, боялась понять что-то не так. Или показать себя с дурной стороны.
Однако, встретившись снова с глазами Ларри, увидела, как он счастлив, и тут же решила: это не важно. Я не смогу показать себя лучше, чем есть на самом деле. И время само рассудит, что будет дальше.
Автомобиль остановился примерно через пятнадцать минут у здания не самого дешевого ресторана — это я поняла уже позже, войдя внутрь и оценив своими глазами обстановку и невероятные блюда, от вида которых даже сытый стал бы голодным! Пол не поскупился, устроив пир в честь успеха — своего и Ларри. Сам он где-то запропастился, и когда гости уже развлекались на танцплощадке под музыку и угощались у шведских столов, он всё ещё не объявился.
Я держалась в сторонке, разглядывая гостей и наблюдая за Ларри, которого дергали из стороны в сторону — то одни хотели выразить ему свой восторг, то другие. А он со всеми был исключительно мил и приветлив, улыбался, кивал, что-то произносил в ответ.
Я и не заметила, что улыбаюсь, наблюдая за ним. Ощутив в какой-то момент приклеившуюся к лицу улыбку, лишь хмыкнула и покачала головой. Что происходит?
Кажется, знаю я, что, но к чему говорить это вслух?
— Ты не пробовала жареного цыпленка? Он здесь о-очень вкусный, — услышала я голос рядом с собой и, повернувшись, заметила маму Ларри.
Волнение снова окутало меня своей паутиной, судорогой сводя все части тела. Откуда оно только берется? Может быть, это всё оттого, что я никогда не знакомилась с родителями парня? Но ведь Ларри мне не… не знаю кто. А его мама была такой простой и легкой в общении, как будто я была не «подружкой» её сына, а одной из ее подружек, с которыми можно обсудить за чашечкой послеобеденного чая какой-нибудь сериал.
Вообще я очень люблю таких легких, открытых людей, потому что они каким-то магическим образом могут создать вокруг себя атмосферу комфорта, так что даже самый зажатый и необщительный человек вдруг чувствует себя в своей тарелке и становится отличным собеседником. Я таким даром, увы, не обладаю. А вот в Ларри, видимо, эти гены уже проявляются.
— О… нет, еще нет, — укоряя себя за косноязычие, ответила я, пытаясь отыскать взглядом этого пресловутого цыпленка среди тысячи блюд. Одних только видов мяса здесь было, наверно, штук десять!
— Сейчас принесу, — мигом отреагировала мама Ларри… о… как же ее зовут? Почему я никогда не спрашивала у Ларри? Или он говорил, а я не запомнила? И как теперь выкрутиться? Остается только надеяться, что мне не потребуется произносить ее имя. Вышло бы очень неловко.
Вернувшись с ароматно пахнущим блюдом в руках, женщина протянула мне его с голливудской улыбкой и кивнула в ответ на мою благодарность.
— Я обещала себе, что буду держать себя в руках, но сегодня не вышло, — рассмеялась она.
Я мельком оглядела ее, пытаясь отыскать сходство с Ларри. Зеленые глаза в обрамлении густых ресниц определенно ее. И как же молодо она выглядит! Ей не дашь больше тридцати пяти… ладно, тридцати семи лет. Но Ларри уже двадцать три, значит, ей должно быть за сорок.
— Кстати, меня зовут Трейси, — она протянула руку, и я мягко пожала ее, не зная, представляться ли мне, ведь Трейси уже знает мое имя. Как у них это принято?
Вновь разрушая мои сомнения, мама Ларри опять начала говорить:
— Я так рада наконец познакомиться с тобой, Энн. Ларри не даст соврать, я постоянно просила его об этом. Знаешь, мне кажется, что ты талисман удачи для моего мальчика. Он так расцвел в последнее время — и не только личностно, но и творчески. Я вижу, как он меняется, но, к сожалению, всё чаще с экрана.
Я вяло жевала и кивала, стараясь не казаться невежливой.
— А ты приехала из Москвы? Когда-нибудь мы с Шоном доберемся туда. Знаешь, после того, как мой сын вырос, — а у Шона детей, к сожалению, нет, — мы решили, что можем теперь немного пожить для себя и оба выбрали путешествия. Ты была где-нибудь за границей?
— Только вместе с Ларри, — начала было я, но кусок жареного цыпленка предательски застрял в горле, заставив зайтись в мучительном кашле.
Трейси тут же засуетилась, подсунула мне стакан воды и салфетку и, кажется, тысячу раз извинилась.
— Прости меня, прости, пожалуйста. Ведь говорили мне двести раз, нельзя отвлекать человека, когда он ест. Всё в порядке?
— Угу, — выдохнула я, когда смогла наконец дышать снова.
И надо же было такому случиться! Мой стыд возрос теперь в сотни раз. И я снова мучительно соображала, как вести себя дальше, если бы ситуацию не спас материализовавшийся, словно из воздуха, Ларри.
Он ловко схватил пучок зелени с моего блюда, появляясь откуда-то из-за спины, и смешно забросил его в рот, словно показывал фокусы.
Трейси рассмеялась, а затем оглядела зал в поисках своего мужа.
— Ладно, ребята, не буду мешать вам, пойду развлекать Шона, — она помахала рукой, с многозначительной улыбкой глядя на меня, от чего я в который раз за этот вечер смутилась и потупила взор.
— Ты когда-нибудь лепестки розы пробовала? — отвлек мое внимание Ларри, появляясь передо мной с новой тарелкой, на которой возвышались королевские бутоны бордового цвета. — Чего только не придумают!
— Ты уверен, что это можно есть? — нахмурилась я, с сомнением созерцая красивые некогда цветы, залитые сверху чем-то вроде сиропа.
— Ага, хочешь? — он пододвинул тарелку поближе, но я отрицательно мотнула головой.
— Воздержусь.
— Может, сбежим тогда отсюда?
— А можно? — с сомнением поинтересовалась я.
Честно говоря, я не любитель подобных пафосных мероприятий и массовых празднеств. Особенно если почти никого здесь не знаю, а потому чувствую себя гостьей на чужом празднике.
Вместо ответа Ларри схватил меня за руку и увлек за собой к выходу. Удивительно, что никто не остановил нас и вообще не придал значения этому маневру. Сбегать нам было уже не впервой.
Ларри учил меня быть бесшабашной. Забыть иногда о серьезности взрослого человека и ощутить себя беззаботным, свободным, не связанным долгом, обязательствами, людьми, обещаниями. Пусть это чувство и не бывает вечным, скорее — секундный порыв, но всё-таки иногда так здорово ощутить себя просто счастливым.
Так, в этот вечер мы гуляли по Лондону, он — натянув капюшон и не выпуская моей руки, я — в пальто и шапке до бровей — тепло и удобно. Мы заглянули на спуск, которому довелось стать однажды местом наших бесед о личном, затем наткнулись на парк — небольшой, но, наверное, достаточно популярный среди местных жителей в дневное время. Я не припоминала, доводилось ли мне здесь бывать, а вот Ларри отлично ориентировался по фонарям, как он объяснил, добавив, что на одном из них еще, должно быть, сохранился его первый автограф — он оставил его, когда ему было лет шесть или семь, и их семья чудом избежала штрафа. Заметив детскую карусель, представляющую собой вращающуюся платформу с лошадьми, Ларри решил уговорить женщину, которая уже закрывала аттракцион, позволить нам покататься. Но она ни в какую не собиралась сдавать позиции, даже грозилась вызвать полицию. А я никак не могла оттащить Ларри в сторону. Он уперся, словно маленький ребенок у витрины, не желая уходить без игрушки.
— Пожалуйста! — молитвенно сложил руки Ларри. — У меня сегодня такой день, когда исполняются все мечты.
— День рождения что ли? — хмыкнула женщина.
— Ну почти.
— Ну так приходи завтра, будут билеты, будет и карусель.
— Завтра уже не получится. Слушайте, я никогда не пользовался служебным положением, но что делать, когда-то начинать надо. У вас есть дети?
— Есть, и что?
— Сколько им лет?
— Дочке сорок один, сыну тридцать восемь, — не понимая, к чему он ведет, ответила дама.
— О, они, наверное, уже не в той категории…
— Что?
— Не в той категории, чтоб мою музыку слушать. А у них дети есть?
— Внучки у меня есть.
— Они наверняка знают, кто такой Ларри Таннер.
— И что?
— Ну это я.
— И что? — с тем же непробиваемым выражением лица произнесла женщина.
Впору было смеяться и плакать. Я не могла определиться, чего мне хочется больше, но продолжала настойчиво тянуть Ларри за руку.
— Пожалуйста, пойдем!
— Нет, подожди. Давайте мы сделаем с вами селфи…
— Что?
— Совместную фотографию, и я уверен, завтра ваши внучки будут очень счастливы, когда вы покажете им это.
— Да-а, мальчик, тебе не полицию пора вызывать, а психиатра, — хмыкнула женщина.
— Я не шучу. У меня сегодня концерт был.
— У меня таких артистов каждый день пруд пруди, — махнула рукой она.
— Ну пожалуйста, неужели вам трудно исполнить всего одну мою мечту?
— Слушай, мальчик, может, тебе кажется, что я похожа на фею, но тебе кажется!
Дело пахло скандалом, и я решила поставить вопрос ребром:
— Ну хватит, Ларри! Я ухожу.
Но он и бровью не повел, так что я успела отойти по дорожке метров на тридцать, когда услышала наконец его оклик. Оборачиваться не стала.
— Энн, ну что ты? Я почти уговорил ее.
— Я видела. Она почти дошла до того, чтобы вызвать полицию.
Он цокнул, затем вздохнул, провел рукой по волосам и засмеялся.
— Меня впервые не узнали, когда я открыто об этом сказал, и это так необычно!
— Вот ужас-то какой! — сыронизировала я. — Особенно если учесть, что этой даме уже за шестьдесят и она явно не входит в число твоих поклонниц.
Парень продолжал смеяться, а затем неожиданно обнял меня и приподнял в воздух.
— Так здорово, Энн! Так здорово!
Я не могла понять толком, чему он так радуется, но разве плохо, когда у человека хорошее настроение?
«When I was six years old I broke my leg
I was running from my brother and his friends
And tasted the sweet perfume of the mountain grass I rolled down…»[1] — раздалось приглушенное пение из кармана моего пальто.
— Телефон, — прошептала я, касаясь кончиком носа его щеки.
— Отвечать обязательно? — едва слышно произнес он, так что мне потребовалась пара секунд, чтобы осмыслить услышанное. — Ты что, поставила на звонок песню Эда Ширана, а не мою?
— Вдруг нас ищут? — ответила я лишь на первый вопрос, пока Ларри смеющимся взглядом смотрел на меня.
Я не ошиблась. На экране высветилось имя менеджера, и я не смогла подавить тяжелый вздох. Ларри тоже это увидел и прижал к губам палец одновременно с тем, как я поднесла мобильный к уху.
— Да, Пол.
— Энн, где вы? Ларри с тобой?
Я взглянула на Ларри и, сжав свободную руку в кулак, уверенно соврала:
— Нет, я дома. У меня разболелась голова, и я ушла.
— Понятно, — отрывисто бросил он. Кажется, моя судьба не слишком его волновала. Оно и понятно. — Опять не могу дозвониться этому балбесу. Трейси тоже не знает, где он.
— Что-то случилось? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Случилось, — выпалил он, и дальше из него полились слова, которые я воспринимала только отдельными фразами: «Завтра едем в Америку... У Ларри важная встреча... На концерте были представители звукозаписывающей компании»…
Я пропустила название мимо ушей, оно ни о чем мне не говорило.
Представители звукзаписывающей компании. Значит, Ларри всё-таки заметили, и всё будет, как он мечтал.
И сразу же в памяти всплыл пункт из контракта: «…действителен до момента заключения договора со звукозаписывающей компанией». Всё.
Всё?
— Они очень крутая команда. И они заинтересовались Ларри! Это ведь то, к чему мы стремились! А этот ненормальный, не зная своего счастья, где-то носится и не отвечает на звонки. Ладно, в общем, в час дня жду тебя в студии. Оттуда вместе поедем в аэропорт. Я забронировал билеты.
— А я там точно нужна? — уточнила, подавляя вздох. Хочет раздавить меня триумфально? Посмотреть, как я с этим справлюсь? Я справлюсь.
Краем глаза я видела, что Ларри пристально на меня смотрит, но не могла сейчас взглянуть на него. Боялась, что глаза меня выдадут. Боялась расплакаться.
— Да. Потом разберемся, что делать дальше.
Но разбираться было и не с чем. Всё, цель достигнута. Моё участие больше не требуется. Всем спасибо, всем счастливо, цирк едет дальше, клоуны остаются.
Все получили то, к чему шли. Ларри — мировую известность, Пол — выгодное сотрудничество с американскими коллегами, я — престижное обучение и массу незабываемых воспоминаний. Я увидела новый мир и получила относительную свободу, чтобы жить там, где захочу, и заниматься тем, что мне нравится.
Все встало на свои места. Но легче от этого почему-то не становится.
Скомкано попрощавшись, я замерла с телефоном в руке. Как преподнести эту новость Ларри? Почему именно мне выпала эта участь?
С одной стороны, я была, несомненно, рада, ведь Ларри заслужил это, и кому, как не мне, об этом знать. Но с другой… С другой я вполне отдавала себе отчет, куда всё это ведет. И очень боялась. Знаю, эгоистично. Знаю, что малодушно. Но… почему сейчас? Не через месяц, не через два, не раньше, когда я ещё не была к нему так привязана? Почему сейчас?
— Что он сказал? — забеспокоился Ларри, не выдержав моего молчания.
— У него для тебя хорошие новости. Завтра мы едем в Америку.
— Мы? Ты тоже? — глаза Ларри довольно заблестели, и у меня невольно сжалось сердце.
Я уже знала о том, что конец истории близок, а он ещё нет.
У меня разрывалось сердце, но я улыбалась, надеясь, что Ларри не сумеет прочесть правду в моих глазах.
Вот так, всего за секунду жизнь поменяла свой цвет, и все мои сомнения претворились в реальность.
— Да. Одна известная звукозаписывающая компания заинтересовалась твоей персоной…
Улыбайся, Энн.
— ..Завтра, насколько я поняла, будет встреча с ее представителями. Не знаю, зачем там мое присутствие, я ведь не имею отношения к творчеству… И почему нужно ехать в Америку, если они были на твоем концерте?
Ларри оживленно перебил меня:
— «Энджелс саундс»? Это они?
— Да. Кажется, да, — припомнила я.
«Всё хорошо, так и должно быть. Ларри талантлив и должен двигаться дальше. Этот контракт ему нужен», — твердила про себя я, стараясь держать губы растянутыми в дежурной улыбке.
Ларри не замечал, что я чувствую. Или я правда хорошо притворяюсь, или он был настолько поглощен своими идеями и дальнейшими радужными планами, что вообще не замечал ничего вокруг.
«Ларри, зачем нам туда лететь? Они устроят тебе прослушивание?»
«Ларри, скажи, что для нас ничего не изменится, я прошу тебя».
«Просто обними меня, Ларри».
— Я должен немедленно позвонить ему! Нет, я лучше поеду туда. Поехали!
Я покачала головой, оставаясь на месте, чем вызвала у него легкое недоумение.
— Я немного устала. Лучше поеду домой, ладно?
Что мне там делать, Ларри? Что мне там делать?
Мы распрощались довольно скомкано.
Целоваться вдруг расхотелось обоим.
И я бы никогда не позволила показать свою слабость, заставить себя пожалеть, засомневаться в правильности своего выбора. В конце концов, я в его жизни — лишь проходящий этап, и это было заранее оговорено. А творчество будет всегда — до меня, и после меня.
Думаю, Ларри это тоже понимает.
В конце концов, жизнь на этом не заканчивается.
Да и, может быть, это вовсе ещё не конец. Может быть…
[1] Песня Эда Ширана «Castle on the Hill»