Экзамены я сдала легко, сосредоточившись на них в следующие два дня своего пребывания в Лондоне и фактически не вылезая из дома. Эта нагрузка мозга спасала меня от сердечной боли. Но когда сертификат оказался в руках, а вместе с ним и обратный билет в Москву, я почувствовала себя ничтожной и жалкой.
Я увидела Ларри — это то, о чем я мечтала. И что? Всё стало хуже, чем было. Я убедилась, что он скучал, но знаю, что теперь он меня ненавидит.
И я не знаю, что было бы лучше: оставаться в неведении, или знать то, что я знаю теперь.
И снова, как в прошлый раз, в голове маячили мысли одна грустнее другой. Как дальше жить? Как возвращаться в реальность снова? Как будто ничего не было? Но я не могу так. Это неправда.
Колеса метро звучали одиноко и безнадежно. Лица прохожих глядели с презрением и равнодушием.
Эта поездка разрушила всё — весь возводимый трудами фундамент моего нового мира с гордой вывеской у двери: «Я сильная и независимая». Теперь мне нужно строить все заново, с болью, опять по кирпичику. Превозмогая себя.
Перелом должен был случиться. Рано или поздно — я это знала — мне станет легче. Не бывает так, чтобы одинаково больно было всегда. Но, укутавшись в свой кокон из воспоминаний, мечтаний и разочарований, я совсем не замечала творившегося вокруг меня. Так что даже о том, что на меня «посматривает» симпатичный репортер — мой коллега, я узнала только из уст Люды.
Я вернулась из Лондона сразу же после сдачи последнего экзамена в фотошколе — очень переживала, как все пройдет, до последнего переделывала портфолио и выпускную работу, перечитывала теорию, и в итоге получила высший балл А.
В этот же вечер, когда мои однокурсники остались на вечеринку по случаю окончания курсов, я улетела обратно в Россию.
Что я чувствовала в этот момент? Что всё кончено. И цепляться за старое глупо. Бессмысленно.
Всё.
Наверное, для того, чтобы я не сошла с ума (и отработала свои «выходные»), на работе сразу же завалили проектами и задачами. Не только творческими, сколько рутинными, бумажными. Я была только рада. Задерживалась на работе, старалась сосредоточиться, приходила домой и сразу, упав на кровать, засыпала и не видела ни единого сна. Мне это нравилось. Даже заходить на форумы, посвященные Ларри, больше не было сил и времени.
Были и интересные творческие задания, где я, стараниями Люды, узнала, что творится вокруг меня.
Нас с коллегой послали на музыкальный фестиваль в центре столицы: его — готовить обзор, меня — фоторепортаж. Люда, услышав об этом, попросилась с нами, так как её супруг в этот день был занят на работе, а идти одной туда, куда все собираются группками, не слишком-то интересно.
— Хоть какое-то развлечение. Я с этой работой уже иной жизни не вижу!
Конечно же, я согласилась. Сочетать приятное с полезным в одном флаконе я очень люблю.
Вот тогда-то она и шепнула:
— Слушай, а этот мальчик ваш постоянно косится в твою сторону.
— Что? — опешила я, а потом засмеялась. — В смысле?
— Ты ему нравишься. И я уверена в этом на девяносто девять и девять процентов!
— Да ну, — не поверила я. Но приглядываться к нему внимательнее всё же стала.
И, действительно, заметила то, что прежде меня успела заметить подруга. Андрей поглядывал в мою сторону, словно изучая, и улыбался. Но разве это о чем-то говорит?
Он пришел к нам совсем недавно, даже если учесть, что стаж моей работы в этом издании составлял всего пару месяцев. Он, похоже, был даже моложе меня, но высокий и вполне симпатичный, хоть и не в моем вкусе. Однако все мои мысли были о Ларри, и я, отметив его привлекательность, тотчас о нем забыла.
Словно в подтверждение моих наблюдений в конце следующего же рабочего дня Андрей позвал меня прогуляться. И я согласилась, хотя первой моей реакцией было: «Нет!». Уж я бы сумела найти тысячу и одну отмазку. Но прежде, чем эта мысль сорвалась с моего языка, я выпалила: «Да» — и не пожалела.
Мы прошлись по парку Горького, посидели в открытом кафе под чудесные мелодии уличного оркестра.
Андрей рассказывал, как жил до того, как оказался в издательстве, и что я сразу же ему приглянулась на новом месте работы. Всё это, безусловно, было очень приятно слышать, но в голове постоянно вертелось: «Жаль, что этот вечер я разделяю не с Ларри».
Да, Ларри, сам того не ведая, сумел порядочно подпортить мою жизнь. И, да, с Ларри я никогда не смогла бы вот так вот просто пройтись по парку в Москве — да и где угодно, посидеть в кафе, посмеяться над только русским понятными шутками. На это есть сотни причин: его постоянная занятость, преследующие повсюду фанатки, иной язык и менталитет. Ну и потому, что он — в Лондоне, а я в Москве. Он смог забыть обо всем, а я ещё мучаюсь.
Почему я решила так? Случайно (правда, случайно, по радио) услышала его новую песню. Голос узнала сразу. И слова меня просто поразили. Потому что, если она была посвящена мне, то он своего добился — я услышала. И поняла.
Я пытался всё делать правильно,
Я мужественно сражался за нас.
Я пытался.
Но твои слова режут, как ножи.
Тебе неинтересно любить,
Если в этом нет выгоды.
Я устал.
Может быть, когда-то я и был
Причиной твоей улыбки,
А может быть, ты притворялась.
Я думаю об этом вновь и вновь.
К сожалению, дослушать до конца у меня не получилось. Водитель маршрутки переключил радиостанцию, и я едва отработала до конца дня, чувствуя электрические разряды во всем теле, пока наконец добралась до своего ноутбука, натянула наушники, нашла видео, где он выступал с этой песней. Открыла. И затаила дыхание.
Ну здравствуй, Ларри. Снова здравствуй. Я опять проявила малодушие и, вопреки всем уверениям, сорвалась в очередной раз. Впервые с момента нашей последней встречи.
И вот — снова.
Я пытался всё делать правильно,
Я мужественно сражался за нас.
Я пытался…
В конце второго куплета он немного переделал слова из первого:
Может быть, когда-то я и был
Причиной твоей улыбки,
А может быть, ты притворялась.
Я перестал думать об этом.
Несколько аккордов, и припев.
Музыканты на заднем плане, синие лучи прожекторов, и он в круге света. В зале полнейшая тишина. Все слушают, затаив дыхание.
Я снова вижу тебя и держу за руку.
Знаю, что это сон,
Но всё равно не желаю тебя отпускать.
Ты смотришь, как прежде,
И мне уже неважно,
Что ты чувствуешь на самом деле.
Даже если для тебя это было только игрой —
Солги.
«Солги» — так называется песня. В короткой предыстории он говорит о том, что это его личный опыт, который он просто выплеснул из себя в виде строчек и музыки, как привык это делать.
— Тебе было больно? — спрашивает ведущий.
— Да, — отвечает он искренне, спокойно глядя ему в глаза.
Сердце сжимается.
— А что ты чувствуешь, когда исполняешь эту песню? Думаешь ли ты о том, что девушка, которой она посвящена, услышит тебя?
— Я еще не исполнял эту песню публично.
— Хорошо, что ты чувствовал во время записи в студии?
Пару секунд он молчит. Ресницы опущены, глаз не видно.
Я напряженно жду ответа вместе со всеми.
— Это слишком личное. Я итак у всех на виду. А что творится в моем сердце, порой загадка для меня самого.
Напустил тумана. Пол был бы доволен.
Интересно, сотрудничает ли еще Ларри с Полом?
После двухминутного интервью звучит эта песня. Во время исполнения Ларри смотрит лишь на гитару в своих руках. А на последнем «солги», вместе с замирающими звуками музыки резко поднимает голову и смотрит своими пронзительными зелеными глазами прямо в камеру.
Прямо мне в душу.
Глаза моментально наполняются слезами. Сердце горит.
Что же я наделала? Зачем оттолкнула?
Зачем?
Кажется, я сейчас умру.
Но нет. Продолжаю дышать.
Кадр сменился. Образ Ларри на экране уже успел заменить известный американский ведущий, а передо мной всё ещё стоит эта картина — его взгляд, его голос.
Мольба или злость?
Солги.
Я не лгала тебе, Ларри.
Я не лгала…