Каникулы в Лондоне

Глава 21

На следующее утро мы оба вели себя как обычно. Сначала мне было неловко — плакать на людях я не привыкла. Но угрюмый вид Ларри быстро привел меня в чувство.

С одной стороны, было обидно, что ему абсолютно плевать, что я чувствую и почему плачу. И часто ли плачу вообще. С другой, я была благодарна за то, что он не лезет с вопросами.

Ох уж эта метущаяся женская душа!

Пока Ларри был занят на съемке, а я сидела на диванчике в холле, ожидая его (после нам предстояло мероприятие, о котором мне не сообщили ничего конкретного), ко мне подошла девушка и протянула пластиковый стаканчик с кофе.

— Привет! Энн, если не ошибаюсь? — ослепительно улыбнулась она.

Я мысленно сделала глубокий вдох и натянула улыбку.

Очередная девушка Ларри? Или просто подружка, претендующая на его внимание и считающая меня главной помехой их личному счастью? Да, да, мне отлично известно, что каждая вторая (если не первая) девушка недоумевает, как мы вообще сошлись. Я — чужестранка, с акцентом, со странностями… И Ларри — эталон, красавец, талантище! Иногда меня так и подмывало заявить им всем: «Успокойтесь! Это просто пиар. На самом деле он ваш без остатка». Но я молчала — по условиям контракта и из собственной гордости.

Девушка назвала свое имя, не снимая с лица улыбку, но я не запомнила его. Этих имен и фальшивых улыбок в последнее время стало так много.

— Ты милая, — попыталась задобрить меня она, и, вопреки моим представлениям, стала говорить не о Ларри, а о себе и расспрашивать обо мне: про мои увлечения, интерес к фотографии, жизнь в Лондоне. Как-то незаметно для себя я расслабилась и почувствовала, что почти доверяю ей. Видимо, не все вокруг лицемеры, просто я стала слишком уж подозрительной. Есть ещё те, кому от меня ничего не нужно.

Девушка рассказала о том, что работает помощником звукорежиссера, но по факту осуществляет функции из серии «подай-прими-сделай кофе». Что переехала в Лондон всего год назад из провинции, с целью построить карьеру модели и стать «ангелом» Victoria’s secret, но не подошла по параметрам. Чтобы не возвращаться с позором на родину, осталась в Лондоне и устроилась сюда — помощницей. И уже через несколько недель смогла оценить всю прелесть своей работы. Платили немного, но достаточно, чтобы снимать жилье в спальном районе Лондона и не умереть с голоду. Зато каждый день студию посещали творческие люди, а иногда и звезды вроде Ларри. Круглые сутки звучала музыка, и никто не ругал, если опаздываешь на десять минут.

— Ты классная девушка! — напоследок сказала моя новая знакомая, когда из студии появился Пол и махнул рукой, мол, пора. — Как насчет того, чтобы увидеться снова? Например, завтра вечером?

Мне так хотелось проводить время с кем-то, кроме Ларри и Элен, завести наконец друзей в этом городе, что я не раздумывая согласилась. Мы обменялись телефонами и условились встретиться снова.

Говорить об этом знакомстве я никому не стала. С чего бы мне перед кем-то отчитываться? У меня есть личное время, и я провожу его с теми, с кем я хочу. Тем более что я не с парнями тусуюсь — репутации Ларри это не повредит.

— Куда мы едем? — уже в машине осведомилась я.

— На благотворительную встречу. К детям с онкологическими заболеваниями.

Я на секунду застыла.

— Что? Почему мне раньше никто не сказал?

— Зачем? — повернулся ко мне Ларри. Глаза его были серьезны. — Все, что необходимо, мы с Полом купили, материальные средства перечислили на счет учреждения. Сейчас от нас требуется просто провести с ними немного времени и тем самым привлечь внимание общественности к особенным детям. Убедить, что им нужна помощь. Что таких детей не стоит избегать, их нужно любить и дарить им тепло.

Неожиданно Ларри смолк. Как будто понял, что сказал уже достаточно.

— Ты уже бывал на таких встречах? — поинтересовалась после короткой паузы, во время которой я пыталась уложить в голове полученную информацию.

Краем глаза взглянула на парня. Он снова надел маску непробиваемого и смотрел в окно не отрываясь.

— Нет, — коротко отозвался он.

— Мне страшно, Ларри, — неожиданно даже для самой себя тихим голосом призналась я.

Он повернулся ко мне и, после секундного раздумья накрыл мою руку своей.

— Важно понять, что они такие же дети, как все. Они хотят жить, играть, любить и учиться. Они любят сладости и радуются новым игрушкам. Просто помимо прочего у них есть и обязательные посещения врача, прием лекарств по расписанию и малоприятные процедуры. В какой-то степени эти дети — герои. Они проживают такую жизнь, с которой и взрослым справиться не под силу. И наша задача сейчас: насколько это возможно — помочь. Да, мы можем сами выделить какие-то денежные средства, но этого, увы, слишком мало. Лекарства и ежедневный уход стоят слишком дорого. Поэтому необходимо объединить людей на борьбу с этой болезнью. Даже скромное пожертвование, если его сделают сто человек или тысяча, может спасти чью-то жизнь.

— Это была идея Пола?

— Моя, — сказал Ларри, и снова отвернулся к окну. Но руку не убрал.

Так мы и ехали в молчании.

У меня ещё было двадцать минут, чтобы собраться с силами и привести в порядок мысли.

О чем думал Ларри, понять было сложно. Но его рука, которая всё ещё некрепко сжимала мою, явно давала понять, что мы не по одиночке, а вместе. И это придавало сил.

И всё же встреча с детьми прошла тяжелее, чем я предполагала. Столько слез я не проливала ещё никогда в жизни. И слава Богу, что рядом был Ларри. Пусть его любовь ко мне и была фальшивой, но эта поездка — нет.

Ларри не плакал, он улыбался. Рисовал вместе с облепившими его малышами от трех до двенадцати лет, с удовольствием фотографировался и дарил билеты на свой ближайший концерт. Брал с детей обещания, что через год, когда у него будет большой сольный концерт, они снова придут, только уже здоровыми. Каждому писал пожелания.

Я в это время была неподалеку, и больше следила за процессом всеобщего веселья, нежели принимала в нем участие. Главным гостем был Ларри.

И только одна девочка шести, как потом оказалось, лет, больше заинтересовалась мной, нежели мистером Таннером.

— А тебя как зовут? — с детской непосредственностью спросила она, останавливаясь рядом и рассматривая меня. У нее совсем не было волос, но во всем остальном она оставалась нормальным ребенком — с блеском в глазах, а красивом платьице, и абсолютно непосредственная.

— Энн. А тебя?

— Роуз. А доктор Элизабет зовет меня Роззи.

— А можно я тоже буду звать тебя Роззи? Мне нравится.

Девчушка улыбнулась и кивнула. Я придвинула стул к ней поближе и предложила сесть рядом .

— Расскажешь о себе? Сколько тебе лет?

— Мне шесть. Исполнилось в прошлом месяце. Мне подарили большой торт и розового пони. Хочешь, покажу?

Она убежала и вернулась с мягкой игрушкой, которую, видно, очень любила, потому что рассказывала мне о ней минут десять, и все это время бережно прижимала пони к себе.

— Это мама с папой тебе подарили?

— Нет, это доктор. У меня нет мамы с папой.

На секунду я замерла. Нет мамы с папой? Не слишком ли много испытаний для маленького ребенка?

Спрашивать что случилось я постеснялась, но Роззи с детской непосредственностью сама обо всем рассказала.

— Они разбились в самолете, когда мне было два годика. И я живу у бабушки с дедушкой. Мы собирались переехать в Канаду, но потом я заболела. И теперь я живу здесь, а бабушка с дедушкой ко мне приходят.

— У тебя, наверное, много друзей? — замечая, как погрустнела Роззи и чувствуя, что сама вот-вот расплачусь, постаралась переменить тему я.

Глаза малышки тотчас загорелись.

— Да! Я дружу с Элен, и Софико, и Кэтрин. Еще с нами жила Николь, но она уже выздоровела, и её забрали домой. А еще доктор Элизабет — она очень хорошая, и она рассказывает нам про Россию.

— Про Россию? — изумилась я.

— Да. Она говорит, что раньше жила в России. И что сейчас там живут её дети и мама. А она здесь, помогает нам выздороветь. Говорит, что у нее такое призвание. Бог всем дает призвание. Ей Бог помогает лечить детей.

— Она правильно говорит, — задумчиво произнесла я, чувствуя застывший ком в горле. Вот уж кто беззаветно отдает себя людям, не просто выполняя свою работу, а вкладывая всё сердце и душу.

— Знаешь, я тоже жила в России.

— Правда? — искренне обрадовалась Роззи и даже захлопала в ладоши. — Расскажешь мне? Доктор Элизабет жила в городе Петербург, — с легкой заминкой выговорила она. — А ты где?

И я рассказала ей про Москву. Про большой зоопарк, Красную площадь…

— О, я видела картинки. Это очень красиво! Я когда-нибудь прилечу в Москву.

— Возьмешь меня с собой? Я буду твоим экскурсоводом.

Мы еще долго болтали, словно подружки. Роззи показала мне свои игрушки и нехитрые украшения, рассказала, как её лечат и пожаловалась, что от лекарств иногда болит голова и рука, где вставлен катетер.

Когда оператор незаметно скомандовал нам «закругляться», мы с Роззи несколько секунд стояли в обнимку. И у меня разрывалось сердце.

— Я обязательно приду к тебе снова, — пообещала, присаживаясь перед ней на корточки. — Что тебе принести? Чего тебе хочется?

— Конфет. Но мне нельзя.

— Может, какую-нибудь игрушку?

Роззи отрицательно покачала головой.

— Лучше расскажешь еще про Москву?

— Хорошо. И обязательно принесу фотографии, договорились?

Роззи радостно поддержала мою идею.

Когда мы вышли из общей комнаты, именуемой игровой, в холле нас встретила доктор, которая представилась просто — Элизабет. Она поблагодарила нас за участие и подарки, выразив надежду, что теперь большее количество людей захочет принять участие в благотворительном аукционе.

— Доктор Элизабет, — срывающимся голосом начала я, не обращая внимание на то, что камеры все еще включены. — Я сейчас познакомилась с девочкой, Роззи. Скажите мне правду, она сможет выздороветь?

В ожидании я затаила дыхание, и то, что доктор не спешит с ответом, заставило сердце сжаться.

— Увы. У Роззи лейкемия. Она слабеет с каждым днем.

— Сколько ей осталось? — выдохнула я.

— Сложно делать прогнозы. Это как выносить приговор, а мы всё-таки врачи, и делаем всё, что можем.

— Но речь хотя бы идет о годах?

Доктор грустно покачала головой.

И это стало последней каплей. Я не могла не вдохнуть, не выдохнуть. По щекам покатились слезы.

— Нет…

И в этот момент до моих ушей донесся чей-то циничный шепот:

— Хорошо страдают, — и камера оказалась прямо перед моим лицом, а затем переехала к Ларри.

Подонки! Они используют всё, даже чувства, в своих меркантильных целях.

— Выключите камеру, — жестко произнес Ларри прежде, чем это сделала я.

Никакой реакции не последовало.

— Выключите камеру, — с нажимом повторил Ларри и сделал шаг вперед.

— Ларри, Ларри, успокойся, — взмахнул рукой Пол, давая указания оператору приостановить съемку. — Соберитесь, ребята. Я понимаю ваши эмоции. Но нужно еще сказать пару слов для поклонников. Призвать их к содействию Центру.

Ларри взглянул на меня, уже второй раз за неделю предстающую перед ним в таком непотребном виде. Сдаю позиции. И ничего не могу с этим сделать.

— Я сам всё скажу. Оставьте Энн в покое, — произнес он и отправился в соседнюю комнату, увлекая за собой и всю съемочную группу.

Доктор Элизабет сочувственно приобняла меня за плечи. Я заплакала горше. Стоит ли говорить о том, что я думала в этот миг о несправедливости мира, о том, что кто-то проживает счастливые дни, хранит в памяти воспоминания о безмятежном детстве, и даже не задумывается, как ему повезло. А кто-то вынужден с малых лет вырывать у судьбы каждый свой шаг и вздох, бороться за каждый новый час и не иметь права на мечты о счастливом будущем, потому что неизвестно еще, наступит ли это будущее. Наступит ли завтра.

Я вышла из здания реабилитационного центра в совершенно разбитом состоянии. Хорошо, что никаких планов на сегодняшний день больше не было. Я просто не знала, как взять себя в руки.

Вдыхая прохладный осенний лондонский воздух, я думала о том, что уже никогда не смогу жить, как прежде. Одно дело, знать, что где-то у кого-то есть неизлечимая болезнь, и совсем другое дело — увидеть этих людей — детей — пообщаться с ними, взглянуть в их глаза и понять, что ты — неблагодарная сволочь, которая, вместо того, чтобы ценить каждый миг своей жизни требует больше и больше, ещё… Ведь самое большое благо, которое у нас есть, это жизнь и здоровье! Всего остального мы можем добиться сами, и никто не обязан преподносить нам это на блюдечке с голубой каемочкой.

Я сделала глубокий вдох и подняла глаза к небу. Столько вопросов, на которые никто не может дать нам ответ…

Я не слышала, как за спиной отворилась дверь. Только заметила краем глаза, как рядом остановился Ларри и тоже поднял голову вверх. Его удлиненные волосы взметнулись от порыва ветра. Я поежилась.

— Пойдем в машину, — сказал наконец он.

Я безоговорочно подчинилась. Сейчас это был единственный возможный вариант для меня что-то делать — по чьей-то указке.

— Ларри, не забудь, что вечером у тебя концерт. Без опозданий, — выкрикнул в спину Пол.

Ларри молча открыл передо мной заднюю дверь, затем сел сам и назвал водителю какой-то адрес.

В душе шевельнулась мысль: «Надо спросить, куда мы едем», но я просто не нашла в себе сил на это.

Может, мы едем к нему домой? Но зачем?

Плевать.

Я смотрела в окно автомобиля с тем чувством, с которым, наверное, приговоренный идет на эшафот.

Счет на месяцы, может, на дни…

Ей ведь только шесть лет.

Почему?!

Через пятнадцать минут автомобиль затормозил в центре Лондона, и Ларри коротко сообщил водителю, что ждать не нужно.

Я вышла вслед за ним, узнавая то место, куда мы приехали. Еще до того, как мы дошли до него, я знала, куда ведет путь. К спуску у Темзы.

В городе уже смеркалось, и только яркое освещение в центре Лондона создавало иллюзию, что день продолжается. Но это не так. Всему бывает начало, а потом наступает конец…

Я оперлась на парапет и грустно уставилась на воду.

Роззи никогда не увидит Москву.

И вдруг меня осенило.

— Мне нужна твоя помощь, Ларри, — я обернулась к нему так резко, что в первые секунды он смотрел на меня с непониманием. Потом призывно кивнул, как будто спрашивал, чем может быть полезен.

— Роззи сказала, что их доктор Элизабет из России, и она много рассказывает ей о стране. Сегодня, когда я рассказывала малышке об этом, она слушала с таким интересом! И… я хочу, чтобы она успела увидеть Москву. Но я боюсь, что одной мне с этим не справиться.

Несколько секунд он смотрел на меня, осмысливая.

— Боюсь, что это будет не слишком просто.

— Но мы ведь можем попробовать.

Я смотрела на него в ожидании, пытаясь передать все свои чувства.

Пожалуйста! Услышь меня!

— У нее нет никого, кто мог бы помочь осуществить эту мечту. Ее родители погибли, когда Роззи было два года.

— О, Боже, — выдохнул он и устало потер руками лицо. — Другие родственники есть?

— Бабушка и дедушка.

— Нам потребуется их разрешение. С ней должен полететь кто-то из врачей.

Он сказал это и взглянул на меня. Я выдавила улыбку — настолько, насколько могла сейчас улыбнуться.

— А где ты работала в Москве? — озадаченно нахмурив лоб, спросил Ларри.

— Ты же, кажется, в курсе.

— Ну, я в курсе, что экскурсоводом, но где — не знаю. На Красной площади?

— Это всё, что ты знаешь о Москве? — засмеялась я, но прервалась. — На Останкинской башне.

Я прекрасно знала, что это такой отвлекающий маневр, но, стоит признаться, он удался, и я была благодарна Ларри за проявленную инициативу.

— Что, ты ничего не знал про Останкинскую башню? — и я вкратце выдала все, что помнила и повторяла изо дня в день на протяжении почти целого года. — А до этого я жила в маленьком городке и подрабатывала по полдня помощницей бухгалтера. Все эти отчеты, статистика, кипы бумаг, — я мученически вздохнула, вспоминая давно минувшие дни.

— Тебе не нравилась твоя работа?

— Нет.

— Зачем же пошла?

— Профессию всегда выбирают вслепую, ведь изучить ее можно лишь после того, как выбор сделан. В моем случае решающее слово было еще и за родителями. Они ведь всегда желают своим детям лучшего и пытаются поставить их на ноги, но иногда из благих побуждений ломают им жизни.

— И что же заставило тебя уйти?

— Безрассудство и молодость. Но я не жалела ни дня. Закончила универ и переехала в Москву. Главным для меня было просто зацепиться. А потом подвернулся Пол. Молодость и безрассудство снова сделали свою дело, — я тряхнула головой и улыбнулась.

Ларри сделал то же.

— А твоя первая работа? — поинтересовалась я.

С реки дуло, и я обхватила себя руками, стараясь согреться. Ларри тут же отреагировал и стянул с себя пиджак — тот самый, которым кто-то укрыл меня после игры в гольф.

— Не надо, — попыталась слабо возразить я, но протянутый пиджак все же взяла. И сразу как-то стало теплей и уютней.

Что ни говори, а в сильном мужском плече и поддержке нуждается любая, даже самая храбрая и самоотверженная девушка. Я такой не являюсь. Я просто хочу ощутить, что не одна. Пусть даже на время.

— Моя первая работа была в небольшом кафе. Я был официантом какое-то время. По вечерам подрабатывал в клубах. Договаривался с ними сам, порой пел за сущие копейки, но мечтал, что однажды меня заметят. Ещё снимал ролики на «Ютуб» с каверами популярных хитов.

— В Интернете написано, что Пол увидел твое выступление в одном из клубов.

— Это красивая легенда, — хмыкнул Ларри.

— А как же было на самом деле?

Он тоже прислонился спиной к парапету, оказавшись ко мне полубоком и, глядя куда-то вдаль, начал свою историю. Мне было интересно слушать его, и я не перебивала.

— Я тоже не любил свою работу. В кафе, я имею ввиду. Просто это было единственное место, откуда меня не уволили. У меня, вообще-то, ужасный характер.

Я усмехнулась.

Поверишь ли, Ларри, для меня это уже не секрет.

— Периодически я посещал все возможные кастинги, но так волновался, что не попадал в ноты. Все говорили: «Тебе надо совершенствоваться». Иногда я не выдерживал, приходил домой и плакал. Мне казалось, что у меня ничего не получится. Люди не хотели меня слушать. Я не видел никакого прогресса. И тогда я решил это бросить. Подумал, что стану адвокатом, как хочет отец. И в этот самый момент объявили кастинг на новый «Х-фактор». Я подумал, что это мой последний шанс. Если не пройду — значит, я сделал правильный выбор, решив оставить музыку. И я прошел. После первого отборочного тура ко мне подошел Пол — он был кем-то из администраторов шоу, и предложил снять свою кандидатуру, взамен предложив сотрудничество. Он говорил: «Что ты получишь от участия в этом шоу? Временную славу? А если не выйдешь в финал? О тебе забудут через неделю, ты будешь отработанный материал. Если победишь — станешь участником очередной группы. Но шансы, сам понимаешь, как и у всех. Это рулетка: повезет — не повезет. Я же предлагаю тебе карьеру сольного исполнителя. Ступень за ступенью, но я смогу тебя вывести на международный уровень. Подумай об этом». Предложение было, честно сказать, сомнительное, и я однозначно склонялся к отказу, хотя и знал, что вступать в конфликт сразу же слишком опасно. Не поверишь, но ключевую роль в этом сыграла моя мама. Она вызвалась лично переговорить с Полом и после этого разговора вышла абсолютно убежденная в том, что нам нужно сотрудничать. Уж не знаю, чем он ее подкупил. Особых аргументов ни у меня, ни у нее не было. Пол имел какой-то опыт в сфере шоу-бизнеса, но это не опыт продюссирования. А я на шоу был лишь одним из участников. Это был абсолютный риск. Но я согласился на его предложение. Мое выступление сняли с эфира и сделали вид, будто ничего не было. Мы с Полом подписали контракт о сотрудничестве. Он выдумал эту историю встречу в клубе. И всё завертелось.

— Когда это было?

— Почти два года назад. Полгода мы готовили материал. Первую песню, клип. Переговоры с журналистами и радиостанциями — никто не хотел связываться с неизвестным мальчиком. Всё это Пол взял на себя. Я же весь день сидел в студии, писал песни, по вечерам продолжал выступать в клубах, которые теперь уже лично отбирал для меня Пол. А еще расклеивал листовки с рекламой первого концерта в маленьком зальчике. Там, знаешь, было так самозабвенно написано о том, что я очень талантлив, сам пишу песни.

— И много народу набралось на этот концерт?

— Как ни странно, но полный зал. Конечно, я подозреваю, что без содействия Пола всё же не обошлось. Но даже пятьсот человек для парня, которого никто не знает — большой успех. Пол пригласил какого-то корреспондента, который обещал за умеренную плату сколотить неплохую хвалебную речь в мою честь и пустить в большой журнальный мир. Не скажу, что после этого вечера я проснулся знаменитым, но сдвиг наметился. А когда через две недели нам позвонили из одного уважаемого в Лондоне журнала о жизни звезд и предложили интервью, мы отмечали это событие до утра.

Ларри снова засмеялся и, опустив голову, тряхнул волосами. И почему, интересно, он носит длинные волосы? Мне кажется, с короткой стрижкой ему было бы лучше.

— А свое самое первое выступление помнишь? В смысле, еще до участия в этом Пола?

— Ага. В задымленном маленьком клубе на окраине Лондона. Оно обернулось позором. Развеселившиеся с помощью горячительных напитков гости кричали: «Заткнись! Ты не умеешь петь!». А я пытался донести до них свою правду. Я очень расстроился.

Знал ли об этом хоть кто-то? Сомневаюсь. И я, несомненно, гордилась, что Ларри мне доверяет.

— Знаешь, если бы я была лондонской девчонкой, я бы тоже от тебя фанатела.

Он удивленно приподнял бровь.

— Да? А я России это запрещено?

— Нет. Просто в России я находилась бы слишком далеко от тебя, и нет смысла мечтать о неосуществимом.

— Как оказалось, не так уж далеко.

— Как оказалось, неосуществимого не бывает. Когда-то для тебя казалось невозможным выступать на большой сцене, и вот ты уже на пути к этому. Я никогда не думала, что окажусь в Лондоне и смогу учиться в одной из лучших фотошкол в мире. Кто-то смотрел на звезды и думал, что это невозможно — приблизиться к ним. А кто-то построил космический корабль и доказал, что невозможного нет. Просто за каждой осуществившейся мечтой стоит труд и терпение.

— Да… — он подошел к тому парапету, о который облокотилась я и, поставив на него локти, перевел взгляд на реку. Удивительно, что здесь по-прежнему нет людей. Может быть, потому, что это место не просматривается сверху, с пешеходной зоны. И спусков таких несколько. Для туристов они не представляют особого интереса, а городские жители слишком заняты, чтобы тратить время впустую, стоя на ветродуе у речки. Для отдыха есть места и получше. Облюбованные лондонцами парки, к примеру.

Помолчав немного, он снова вернулся к темам о мечтах.

— Иногда я думаю: на свете столько артистов, которые появились на сцене, вызвали переполох и тут же исчезли. Не хотелось бы быть одним из них.

Я осторожно взглянула на Ларри. Его волосы трепал ветер. Губы сжаты. Высокие скулы. Пристально глядящие вдаль глаза.

— Не будешь. Я знаю, в чем твой секрет, — выпалила первое, что пришло в голову.

— В чем же? — Ларри повернулся ко мне и приподнял бровь, всем своим видом излучая неприкрытый интерес, словно я только что пообещала открыть ему тайну Вселенной.

— В твоем взгляде. Да-да, когда ты смотришь вот так со сцены, с вызовом, даже дерзко немного. Но ты отлично знаешь, как это работает.

«И еще иногда непроизвольно закусываешь при этом губу», — отметила про себя я, но вслух говорить этого не стала.

Ларри рассмеялся.

— А я-то думал, дело в таланте, — и как бы между прочим бросил: — Кое-на-ком всё-таки не сработало.

Вот блин. И потянуло ж меня на откровения! Выпутывайся теперь.

«Сработало. Просто я в этом не признаюсь».

— У меня иммунитет, — гордо сообщила я.

— Только не говори, что мальчики вообще не в твоем вкусе.

— При чем здесь это? — не на шутку обиделась я. — Нет, конечно. Мне нравятся парни, но не те, к которым давным-давно уже выстроилась километровая очередь.

— И тебе не интересно, что их всех в нем привлекает?

— Популярность, наверное, — пожала плечами я и поспешила перевести тему в более безопасное русло. — Ну и каково это, когда все девчонки при виде тебя рыдают?

— Это смущает, — признался он, хмуря брови.

— А по тебе так и не скажешь.

— Ты должен нести ответственность за каждое свое слово, потому что тебе внимают сотни людей, и с каждым днем их число лишь растет. С тебя берут пример. Твой образ стиля, речи, даже жизни воспринимают как идеальный и постоянно копируют. Ты — образец, пример, каким нужно быть. И когда ты думаешь об этом, можно сойти с ума. Потому что нельзя всё время быть правильным. А люди этого не понимают.

Мы опять помолчали. Каждому из нас было, о чем подумать.

Да, Ларри красивый парень. С обаятельной улыбкой и искрящимся дружелюбием (когда постарается, конечно). Да, он отлично поет, и его тексты и музыка в совокупности с голосом могут довести до слез и мурашек. Но добавьте к этому удачный пиар, и весь мир в мгновение ока превратится в его фан-клуб. Девочкам нужен герой. Ларри, ты готов быть героем?

А он и не осознает масштабы своего будущего. Думает, так и будет сочинять песни и петь их со сцены — это его предназначение. Но у любой игры всегда есть свои правила. Либо ты их принимаешь, либо уходишь в другую песочницу. Никто не позволит ему просто петь. Я — придуманная Полом девушка с загадочным прошлым — и есть первый шаг к этой бездне интриг и скандалов, которые должны служить для того, чтобы прибавлять очков популярности Ларри. К сожалению, без этого не обойтись.

— А я чувствую ответственность за каждое разбитое сердце тех девушек, которые любят тебя и теперь рыдают в подушку из-за наших совместных фоток. Это отвратительное чувство.

— Ты не должна думать об этом. Другая девушка бы не задумывалась о счастье других.

— Я знаю.

— Но ты не такая. Не законченная эгоистка. И это мне в тебе нравится, — он хитро взглянул на меня, и я засмеялась.

Просто не знаю, как реагировать на этого Ларри.

— Наверное, тебе фанатки тоже доставляют определенные неприятности?

— Да-а, — протянул парень, слегка нахмурившись. — Одна девочка недавно хотела оторвать мои пальцы. На память, наверное. Пришлось сказать: «Извини, они мои и приклеены. Я не могу поделиться».

Я засмеялась.

— Серьезно? Даже такое бывает?

— Ага. А еще однажды мне пришлось сбегать из магазина через балкон на втором этаже, потому что фанаты заблокировали проход. Еще и компенсацию магазину пришлось выплачивать. Как думаешь, это нормальная жизнь?

— Думаю, нет. Но ты всё равно бы не променял её на ту, что была раньше.

— Абсолютно точно.

Ларри опять задумался. Уставился в одну точку, подпер подбородок рукой. В такие моменты мне казалось, что на самом деле ему жутко одиноко, просто он никогда не признается в этом. И мне хотелось хоть как-то его отвлечь, расспросить о том, что его мучает… Но я не имела на это права. Я была посторонней в его жизни. Случайным попутчиком.

Да, его жизнь казалась всем сказкой. Но эта сказка, как оказалось, была полна ужасных подробностей, которые предпочитали скрывать от любопытствующих. Например, то, как долго он к этому шел. Как часто недосыпает. Жертвует свободным временем, общением с близкими ради того, чтобы быть на вершине. И что его отношения с отцом сложились не просто.

Родители развелись, когда ему было девять, и Ларри затаил на отца обиду. Только спустя десять лет он сумел с ним встретиться и простить. Ларри не слишком углублялся в историю их отношений, но, как выяснилось, в детстве отец бил Ларри и его мать, часто пил, и лишь в новой семье сумел взять себя в руки. Сейчас Ларри общается с ним, хоть и не часто. И отец искренне гордится своим старшим сыном.

Всё это Ларри рассказал мне в один короткий вечер у реки Темзы, когда мы стояли на ветру совсем одни и, несмотря на холод, не спешили уйти. Прежде между нами никогда не наблюдалось такого единения и, в некотором смысле, родства душ.

Когда вокруг окончательно стемнело, и даже пиджак Ларри перестал греть (боюсь представить, что чувствовал он сам, стоящий в одном легком свитере), мы синхронно взглянули на время. Без слов было ясно, что вечер подходит к концу. Но уходить не хотелось.

— Почти вся моя жизнь изменилась… — Поворачиваясь к реке и глядя вперед немигающим взглядом, произнес Ларри. — Как будто всё это было в другой жизни.

— У жизни много разных граней. И мечты имеют свойство сбываться.

— В детстве я мечтал выиграть в лотерею. Хотел купить самый большой конструктор. Экономил на обедах в столовой и покупал билетики целый год, но больше десяти фунтов не разу не выиграл.

— Выиграл, — тихо произнесла я.

Он взглянул на меня с непониманием и переспросил:

— Что?

— Ты выиграл. Тебя заметили серьезные люди, и теперь ты можешь заниматься тем, о чем мечтал с детства. Можешь купить что угодно, хоть сотню конструкторов. А многие до сих пор лишь мечтают о такой жизни.

— Я не думал об этом с такой точки зрения, — задумчиво признался он. — Но, думаю, ты права. Я выиграл в лучшую лотерею на свете.