Ты обещала не сдаваться!
Мне страшно.
А испортить себе всю жизнь не страшно?
Но уже слишком поздно. На что я вообще надеюсь?
Посмотри, сколько у тебя денег в кошельке — если хватит, значит, делай так, как задумала.
Не хватит. Я не ношу с собой столько налички.
А на карте? Ага, вот видишь, есть! Хватит трусить, Аня! Только ты сможешь изменить свою жизнь! А как же детские мечты: я увижу весь мир, я буду счастливой!?
Я буду счастливой.
Но для этого нужно что-то делать уже сейчас. И ты знаешь, ЧТО!
Всю дорогу в Москву я вела с собой бессмысленный спор — внутреннюю борьбу, которая разрывала меня на части. Но это чувство внутри уже зародилось. И я знала, что всё равно это сделаю. Потом буду ругать себя, краснеть перед близкими, признаваясь в содеянном, придумывать оправдания… Но я это сделаю.
Вопреки желанию сразу же с вокзала отправиться за билетом в аэропорт, я дала себе время подумать. Прийти в себя.
Через две недели у Люды и Кости венчание. Мне нужно помочь ей, поддержать. Если за это время не передумаю, значит, так тому и быть.
К тому же примерно в середине июня нашей группе поставят экзамены в фотошколе, которые я должна буду сдать вместе со всеми. Вот и совместим приятное с полезным.
Я думала, ожидание немного охладит мой, подобный пустынному вихрю, пыл. Но оно лишь сильнее его распалило.
Я постоянно об этом думала.
Даже на венчании Люды, где едва не расплакалась, представляя, что однажды также могло бы быть у нас с Ларри.
Нет, не могло бы.
Прочь эти мысли.
Но как не думать об этом, когда видишь, как двое влюбленных глядят друг на друга — с какой нежностью, с трепетом. Как он обнимает ее, в белом платье, за талию, прижимает к себе и шепчет в висок слова признания. Как лучатся её глаза. Как они счастливы.
А я — дура, которая такую, вполне реальную в будущем перспективу, променяла на дикие и оторванные от реальности мечты о парне с другой планеты. Такие как он не женятся в двадцать четыре. И не меняют сцену, софиты, гитару и толпы фанатов на такую, как ты. Так что хватит об этом, Аня.
Хорошо, я сделаю это В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
Мы с Людой вышли на террасу кафе, где заказали столик и тихонько, с какой-то сокровенной радостью от случившегося таинства, узким кругом — родители пары, я и друг Кости — отмечали это событие.
Люда выглядела уставшей от подготовительной суеты, бесконечного внимания — но всё равно очень счастливой. Её глаза светились, и это невозможно было не заметить.
— Я завтра еду покупать билеты в Лондон, — произнесла я в застывшей на короткий миг тишине, и увидела краем глаза, как подруга метнула на меня взгляд. Не знаю, что выражало ее лицо в тот момент: удивление, разочарование или непонимание. Но я уже всё решила.
— На несколько дней. У меня экзамены в фотошколе, — хрипло произнесла я и прочистила горло, стараясь скрыть свое волнение.
Ну вот, всё как предполагала: снова чувствую себя полной дурой. Конечно же, Люда знает, что это значит. Что я не прекратила мечтать, несмотря на то, что прошло уже два с половиной месяца.
— Хорошо. Удачи тебе! — произнесла она, притягивая меня в объятия, и я вновь едва смогла сдержать слезы.
По-крайней мере, у меня есть настоящий друг, который умеет поддержать тогда, когда простое молчание важнее любых пышных фраз.
О своих намерениях я сообщила и Мэй. Мы продолжали общаться по скайпу, несмотря на расстояние, которое вряд ли способствует укреплению дружбы. Она простила меня за резкость и пообещала не вмешиваться в мою жизнь. И хотя сначала между нами всё еще чувствовалось охлаждение и натянутость, тему Ларри мы не затрагивали, и в общем всё было нормально.
Просто я знала, какой позиции придерживается она в этом споре. И не собиралась переубеждать ее.
— Прости, что не могу предложить тебе остановиться у себя. К сожалению, в общаге двери открыты только студентам. Но когда у меня будет свой частный дом, у тебя там будет личная комната, обещаю, — со всей серьезностью заявила она, и я ни капли не сомневаюсь, что однажды так будет. Мэй умеет добиться своего. — Мы хоть увидимся?
— Конечно. Смотри, завтра я вылетаю, в Лондоне буду днем, сразу же можем встретиться.
— Отлично!
Второй свой день в Лондоне я хотела побыть одна, потому что… были на то причины.
А дальше в моем расписании значились экзамены в фотошколе. Удачно совпало.
Я взяла на работе неоплачиваемый отпуск (иного пока не полагалось), пообещав отснять кучу интересного материала, и отправилась в Лондон. Всего два экзамена в фотошколе открывали мне широкие двери в мир любимой профессии (во всяком случае, я на это надеялась, ведь такой сертификат есть далеко не у всех!). Ну а другая причина… Да, это связано с Ларри. Во второй мой день в Лондоне у него день рождения, и я хотела провести его если не вместе с Ларри, то хотя бы в одном с ним городе.
Я не собиралась искать с ним встречи, просто снова хотела побыть там.
Кого я обманываю?
Тсс!
Таким образом, собравшись за пару дней и совершив перелет, я вновь оказалась в Лондоне. Но на этот раз — абсолютно с другими чувствами и эмоциями.
Чего я ждала? Какого-то чуда? Подсказки судьбы? Я знала, этого не будет. Лондон большой, в нем столько жителей и туристов, фанаток, охотящихся на Ларри. И я не встречу его, даже если припомню, в каких местах он любит бывать. Хотя бы потому, что для того, чтобы оказаться в кафе в одно и то же время и не разминуться даже на доли секунды нужно уж слишком много стечений обстоятельств, которые в итоге благополучно сложатся в одну счастливую картинку. Это невозможно. Может быть, Ларри вообще сейчас где-то в Америке. Хотя я предварительно изучила его сайт и могу сказать, что запланированных гастролей у него нет. Но мало ли, что может быть: частные вечеринки, съемки, отдых, в конце концов.
Да и что было бы, если б мы встретились? Не факт, что рискнули бы даже подойти друг к другу. Зачем это? Его бы увели прочь. Да и говорить нам с ним, в принципе, не о чем.
Но сердце — оно ведь такое глупое — пока не убедится само, что это больно, от своего не откажется. Вот я и следовала ему, как учили когда-то давно…
Вдохнув воздух Лондона, ощутила невероятный прилив сил. Когда только спускаешься по трапу самолета, хочется верить в чудеса. Ну а вдруг? Однажды со мной уже было чудо.
Я видела Лондон разным: и красивым, умеющим поворачиваться правильным боком к объективу, и непарадным, серым, туманным. Тот, где ежедневные толпы туристов, и где малолюдно даже в выходной день. Я полюбила его всей душой. Успела прорасти за неполный год.
До встречи с Мэй успела заселиться в отель и по дороге набрать свежей прессы. Хотелось вновь с головой погрузиться в английскую среду. И я погрузилась.
Включила телевизор, и уже через пять минут попала на клип Ларри. Сейчас он был дико популярен на своей родине. Его песни взрывали чарты и хит-парады, достигали уровня «платиновых», собирали всевозможные премии и награды. И разрывали мое сердце.
Что было игрой,
А что было всерьез?
Ты молчишь, услышав вопрос….
Или вот еще:
Я не успел сказать тебе о своей любви.
Лишь силуэт растворяющегося в небе самолета —
Всё, что мне осталось,
И эти неровные строчки в блокноте
В зале аэропорта
Под бешеный ритм сердца…
Это из нового. То, что никто не мог запретить — помнить об этом и петь. Хотел ли он достучаться до меня своими стихами или просто писал то, что думалось? Пережил, выплеснул на бумагу, дополнил красивой музыкой, и забыл, как вчерашний день?
Ларри называли артистом номер один в Великобритании. Обложки журналов пестрели его фотоснимками. Рабочие графики всё уплотнялись. Ведущие телеканалы страны и мира, престижные издания и торговые марки были заинтересованы в тесном сотрудничестве, и не щадили на это ни денег, ни сил — в том числе сил самого Ларри, который день за днем всё больше напоминал унылую и ослабленную копию самого себя.
Или мне это просто казалось. Может быть, на той фотосессии свет неправильно выстроили или фотографии обработали слишком сильно.
Для того, чтобы переключить внимание прессы от нашего с Ларри романа на творчество, ему сняли довольно горячий дуэтный клип с некой Эллис — она покинула девичью поп-группу месяц назад и теперь выступала как сольная исполнительница. Для раскрутки клип с Ларри подходил ей как нельзя лучше.
После просмотра этого видео я терзалась, как раненая волчица, не находя себе места, и медленно умирала от ревности.
В Сети тут же поползли слухи о новом романе «звездного мальчика».
Это был выверенный удар сразу по двум мишеням. Он был просчитан до мелочей и оказался верным. И очень болезненным.
Все эти комментарии за кадром: «Ларри, кажется, совсем не переживает. Наоборот, празднует свободу с размахом».
И его интервью после премии:
— Я просто отдыхал с Найлом и еще парочкой друзей. Разве это плохо?
— Посмотрите на этот взгляд. Он всё говорит за тебя.
Выхожу из Интернета. Я зачем сюда приехала? Предаться ностальгии по Лондону? Вот и давай, вперед, Энн. Прочь из мыслей этого парня.
Ему точно здесь нечего делать. Он наверняка за пределами Лондона, в Америке, за океаном. Вот и расслабься.
Мэй встретила меня в центре супермаркета, где мы познакомились, теплыми объятиями и массой комплиментов вроде:
— Мисс Княгинина, ты выглядишь просто шикарно! Видишь, у меня было время выучить твою фамилию. Почему ты не падаешь в обморок? Я хотела поразить тебя своими знаниями! Я еще знаю: «привет», «добрый день» и «как дела».
— Теперь мне придется учить испанский, — рассмеялась я в ответ. — Хотя на том же уровне, что и ты по-русски, я вполне могу общаться. Hola! Buenos dias! ¿Qué tal?[1]
— Отлично! У тебя здорово получается!
— Я всегда мечтала выучить испанский язык. Если ты будешь моим учителем, я готова начать хоть сегодня!
— Давай! Начнем с дежурных фраз или что посложнее?
До «посложнее» дело так и не дошло, но было очень весело. Мы заняли столик в уютном кафе, и все, что нам подавали, проговаривали на трех языках — английском, испанском и русском, тем самым обучая друг друга новым словам.
С Мэй я совершенно забыла о том, что сподвигло меня вернуться в Лондон сейчас. Нет, не экзамены, я могла бы их сдать через месяц с другой группой. И не ностальгия — терпеть ее не могу.
Зачем же тогда я вспоминаю об этом сейчас?
Подруга ни единым словом не упомянула об этом. Расспрашивала про Москву, обещала наведаться осенью в гости, и единственным вопросом на тему прошлого было:
— Не жалеешь о своем выборе?
Я помедлила на секунду. Снова лгать? А что будет враньем: да или нет?
Я ответила честно:
— Я и сама не знаю. Время рассудит.
Следующим утром — в день рождения Ларри — я проснулась в скромной гостинице на четвертом этаже, с окнами на тихую улочку Лондона. Быстренько выпила кофе внизу и отправилась бродить по городу в поисках лучших снимков. В этот раз моей целью были не общеизвестные туристические маршруты, а незаметные на первый взгляд мелочи и прохожие — каждый со своей уникальной историей жизни.
Проще говоря, я просто осуществила свою мечту — шла туда, куда вели ноги.
Небольшие отдельные домики и высотки, скульптуры, парки, клумбы, автомобили, мамы с колясками — всё составляло единую картину города. Это был его дух — дух Лондона. И я по нему скучала.
Под вечер, вымотавшись и почти не чувствуя ног от усталости, я заглянула в кафешку с испанским названием (привет, Мэй, может быть, сегодня твои уроки мне пригодятся). Неспеша перекусила паэльей с креветками и еще каким-то диковинным блюдом, похожим на овощное рагу. Посмотрела в окно на иллюминации города — словно и не было двух с половиной месяцев без этих мест, английской речи, разных акцентов. А после отправилась в конечный пункт своего мини-путешествия — на спуск к Темзе. Я не могла не пойти туда. Должна была.
Это место было для меня особенным. С ним столько связано! И, да, это был последний и единственный шанс увидеть Ларри.
Если не там, то где?
Хотя вряд ли он там окажется. Наверняка сейчас празднует где-то с друзьями. В своем любимом клубе, например. В компании с новой подружкой Элис.
В этот момент глаза опять стали влажными, и мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Это в прошлом. Я ведь уже умею с этим справляться.
У реки было прохладно, и я посильнее запахнула свой кардиган. Несмотря на то, что за пять минут меня продуло насквозь, уходить не хотелось. Не хотелось, чтобы этот день заканчивался.
Ларри уже двадцать пять…
На город медленно опускались сумерки. Теплоходы с туристами проплывали мимо, подсвеченные огнями. А мне хотелось просто раствориться в этом моменте. Продлить его. Или остаться здесь. Навсегда.
Я достала наушники и включила музыку, усевшись на небольшой постамент. Сначала слушала песни Ларри, потом — просто музыку.
А после заметила рядом с собой тень и оглянулась — кого это нелегкая принесла? Других спусков нет, что ли?
И замерла.
Ларри.
Это же Ларри!
Что он здесь делает? Как?
Мне хотелось завизжать от восторга, потому что в его день рождения сбылось мое желание.
Хотелось подскочить и обнять его, и сказать, как я скучала. Как я рыдала ночами от безысходности, терзалась сомнениями, продолжала думать о нем каждый день.
Но я, естественно, ничего из перечисленного делать не стала. Так и сидела, застыв, глядя на него снизу вверх.
Он подстригся. Отрезал свои небрежные патлы и теперь был совсем красивым. Так ему было гораздо лучше.
Серьезное выражение лица. Куртка-кожанка нараспашку, под ней футболка свободного кроя и темные брюки — как всегда элегантен.
Ларри присел рядом со мной, вытянув перед собой ноги и уставившись вдаль.
— С днем рождения, мистер Таннер, — произнесла я, вытаскивая наушники и в нерешительности сжимая их пальцами.
Он медленно перевел на меня взгляд и спросил:
— Что ты здесь делаешь? — ни капли мягкости — прямо как в былые времена.
Я усмехнулась и ответила вопросом на вопрос:
— А ты?
— Я сбежал со своего дня рождения, чтобы прийти сюда.
— Что, стало скучно? — хмыкнула, не сдержавшись.
— Нет. Захотелось побыть одному и кое-что вспомнить.
Гм. Ладно.
Кое-что вспомнить… В этом мы всё же похожи.
— Поздравляю с выходом классного сингла. Как представитель России могу сказать, что у нас этот трек звучит отовсюду, невозможно спрятаться, — немного помолчав, сообщила я.
Ларри проигнорировал мои похвалы и задал новый вопрос:
— Ты давно в Лондоне?
— Вчера прилетела.
На какое-то время воцарилась тишина. Может быть, Ларри подбирал слова, чтобы спросить, надолго ли я тут. Я решила ему помочь:
— Улетаю через три дня. У меня экзамены в фотошколе. Решила её не бросать, тем более что учиться оставалось всего три месяца.
Зря я это сказала. Зачем вспоминать о прошлом?
Я покосилась на парня, но у того ни единый мускул ни дрогнул. Значит, всё в порядке.
— Как у тебя всё развивается? Я имею в виду творчество. Всё так, как хотелось?
— Да, — ответил он просто, не глядя на меня.
Сейчас он был похож на застывшую статую — с пронзительным, устремленным в темную даль взглядом, широкими плечами, идеальными чертами лица.
Опомнившись, что бесстыдно на него пялюсь, я поспешно отвела взгляд, пока он не успел его перехватить.
Вспомнив о том, что уже второй день рождения я обделяю Ларри подарком, не сдержала смешок. Он тут же повернулся ко мне:
— Что?
— Ничего. Просто вспомнила, что в прошлый день рождения я оставила тебя без подарка. В этот, получается, тоже.
Он продолжал смотреть на меня.
— Неправда. Свой лучший подарок я уже получил, — на полном серьезе произнес он.
Хм, ну что ж…
— Правда? И что это, если не секрет?
— Я загадал, что хочу увидеть тебя сегодня, хотя это было невозможно. И когда там, — он кивнул в сторону начала спуска, — увидел тебя, сначала подумал, что у меня глюки.
Я засмеялась. Ларри остался серьезным.
Как просто разрушить эту стену между нами. И вместе с тем невозможно. Потому что разрушение одной стены неизбежно повлечет за собой крах всего здания, которое каждый из нас строил на протяжении этих месяцев.
— Гости тебя не потеряют? — спросила я. — Странный праздник без именинника.
«Зачем? — тут же взвыл внутренний голос, — Ты хочешь, чтобы он снова ушел?»
— Пойдем со мной, — глядя мне прямо в глаза, твердо произнес Ларри.
Я отрицательно мотнула головой, не в силах оторваться от его взгляда:
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что я не впишусь в твою жизнь.
— Отлично впишешься.
— Ты даже не представляешь, какие последствия это повлечет. Как думаешь, Пол будет рад? А те ребята, что предложили тебе контракт и в чью собственность ты перешел? Теперь они диктуют условия. А ты даже не понимаешь этого! А родители? Наверняка они не так себе представляют твою жизнь. Ларри, это всего лишь блажь, но это пройдет. Мы же нормально прожили эти три месяца.
— И мне хватило этих трех месяцев, чтобы понять, что больше я так не хочу, — он повысил тон и вскочил, так что мне тоже пришлось подняться, чтобы не смотреть на него снизу вверх.
— Это безумство, — выдохнула я, уверяя в этом то ли себя, то ли его.
— Это любовь, — он обхватил моё лицо ладонями и пристально посмотрел мне в глаза.
Не могу! Я не выдержу.
Не такая уж я хорошая актриса, чтобы умело скрывать свои слабые стороны.
Я отстранилась, вырвалась, отвернулась, отскочив на безопасное расстояние.
«Это ведь ради тебя, Ларри! Ты потом пожалеешь. Будешь винить себя за проявленную мягкость, и меня — за то, что испортила тебе жизнь», — мысленно уговаривала его я, стоя к нему спиной и тяжело дыша.
Я держалась три месяца. Я смогу.
— А ты отличная лгунья, — заявил он совсем другим тоном, и я вздрогнула от неожиданности.
Обернувшись, я на миг перехватила его взгляд и наткнулась на жесткость в его глазах. Он изменился всего за секунду!
В этот момент он меня ненавидел.
Смотрел ледяными, потускневшими глазами, в которых не было больше солнечных искр.
Внутри всё затрепетало, но снаружи я была словно скала.
— Что?
— Я видел эти статьи: «Я не знаю никакого Ларри», видел этот эфир. Что ты там делала?
До меня даже не сразу дошло, что он имеет ввиду.
— Что?
— В эфире телеканала, где ты давала интервью. Знаешь, его переозвучили и показали у нас. Отлично смотришься в кадре, ты ведь это знаешь? Могла бы уж договаривать до конца: сказала бы им, что это пиар. Ты же привыкла, что тебе платят? Уверен, за такое признание тебе заплатили бы гораздо больше.
В этот момент мне захотелось его ударить, но я ни за что не стала бы унижать так себя. И его.
Он думает, мне заплатили. Ну ведь правда, обещали же.
Но я же не ради этого! Неужели он не знает, как работает пресса? Что они из любой фразы сделают так, что получится обратный смысл.
А про фотки из украденного телефона он, наверно, не знает. Или предпочитает молчать об этом.
— Мы просто разговаривали.
— Просто разговаривают дома на кухне. А когда ты сидишь в студии и десять камер фиксируют каждое твое слово, ты должна нести за это ответственность.
Я ошарашенно смотрела на него и не понимала, что я сделала не так. Я не говорила ничего плохого. Ничего из того, что было запрещено контрактом или могло бы его очернить.
До меня не сразу дошло, что ему, возможно, преподнесли искаженную информацию.
Но убеждать того, кто не хочет слышать — бесперспективное дело.
Вместо этого я сказала:
— Тебя мне всё равно не победить. Ты добился всего, чего хотел и, надеюсь, ты счастлив. Хотя, думаю, ты до сих пор пытаешься доказать что-то себе и миру вместо того, чтобы просто жить.
— Я так живу!
— Ты бежишь! Бежишь, как загнанный заяц, по кругу. Как хомяк, которого посадили в колесо и сказали, что он не должен останавливаться. И ты бежишь день и ночь, без отдыха и выходных. И даже не задумываешься, что мир подчас состоит из других вещей. Может быть, более важных. Таких, как ужин с родителями или свидание на крыше под звездным небом. Но ты пропускаешь их. Ты теряешь мгновения своей жизни, не отводя взгляд от конечной цели — новый сингл, альбом, концерт, тур… А жизнь состоит из моментов, вот здесь и сейчас! Да, они, может, не так уж значительны, но именно они составляют картину жизни, гармонию, счастье, уют. Это не значит, что ты должен остановиться навсегда. Просто всем иногда нужен тайм-аут. Время для выдоха. Нельзя жить на одном только вздохе. Нужно взглянуть на мир — настоящий. Твой мир сейчас — это свет софитов. Он манящий и яркий, но он искусственный, Ларри.
Не знаю, как это так получилось, что я из обвиняемой превратилась в обвинителя. И теперь это я, а не Ларри, указывала на то, что не так в его жизни.
Он ещё какое-то время стоял напротив. Слушал молча, поджав губы и испепеляя меня тяжелым взглядом.
— Я только что предложил тебе свою любовь, но она, вероятно, как и весь мой мир, является для тебя искусственной. Что ж… Может быть, это ты до сих пор не научилась отделять кино от жизни, лица от масок?
С неба начал накрапывать дождь, но ни один из нас не обратил на это внимания. Давно ли он начался? Я не могла вспомнить.
Ларри запустил руку в волосы, взъерошивая их. Затем покачал головой, словно окончательно разочаровался. А после резко развернулся и пошел прочь.
Нет, Ларри, нет! Пожалуйста… не уходи…
Пустота внутри разрасталась, и я была даже рада, что ничего не чувствую.
Так мне и надо!
Как же мне хотелось догнать его, остановить, сказать, что люблю, а всё остальное — неправда. В этот момент я готова была расплакаться от бессилия. Но увы, слезами тут не поможешь. Ничем уже не поможешь.
Силуэт Ларри давно уже растворился в подсвеченной желтыми фонарями тьме, а я всё смотрела туда, на размытую от слез дымку горизонта и понимала, что больше никогда его не увижу.
[1] Привет! Добрый день! Как дела? (исп.)