Я не стала говорить Люде о том, что прилетела. Хотя после того, как приземлилась в Москве, уже получила несколько пропущенных вызовов от нее. Конечно же, ей было интересно узнать, как всё прошло и что я планирую дальше. Но, полагаю, к этому времени она догадалась, чем всё закончилось и теперь била панику.
Несмотря ни на что, мне хотелось побыть одной, отключиться от мира хотя бы на сутки. Из-за физической слабости не было сил даже на переживания. Словно все внутренности, включая чувства, вытряхнули наружу, и от меня осталась лишь оболочка.
Скупив в аптеке всё, что могло потребоваться для лечения простуды, я уединилась в своей скромной квартирке и с сожалением уставилась на многочисленные тюбики. Что, если вот так, за раз, опустошить их все? И кто обо мне пожалеет? Родители и Люда, только и всего. А этому… хм… ну, вы поняли — всё равно. Он уже и думать забыл обо мне. Кто я? Так, короткое приключение в его жизни. Одно из многих. Поэтому я дала себе установку: больше никаких мыслей о Ларри. Никакой информации. Никаких грёз. Его просто нет. Он в другой стране — почти то же самое, что на другой планете. Я смогу вычеркнуть его из своей жизни.
Укрыться от мира, как я мечтала, не удалось. Вечером раздался звонок в дверь, и игнорировать его я не могла. От резкого звука раскалывалась голова.
На пороге стояла Люда.
— Я так и знала, — выдохнула она, уперев руки в боки. — Иди сюда!
Она обняла меня, и я разрыдалась при ней прямо там, на пороге. Хорошо хоть родителям не сказала, куда и зачем я летала. А Люде можно. Она поймет и поддержит, хоть я и дура.
— Не могу поверить, не могу, понимаешь, что я была для него лишь сезонным развлечением!
Я не говорила — кричала. А Люда терпела.
Гладила меня по плечу и успокаивала:
— Тш-ш-ш, всё хорошо. Всё будет хорошо, я тебе обещаю.
Мне просто надо было высказать кому-то всё, что я испытала и что натерпелась.
В конце моей истерии она задала лишь один вопрос — но очень емкий и честный.
— Скажи, а если бы он вновь объявился сейчас: попросил прощения, заставил поверить, что всё ещё любит, что бы ты сделала?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Что бы я сделала?
Я на секунду представила себе это, и снова захлюпала носом.
Нет, нет, так не будет! Я не могу снова поверить в это, чтобы потом… снова…
— Ну ладно, ладно, прости. Можешь не отвечать. Я не хотела тебя обидеть, — тут же пошла на попятную Люда.
— Нет, всё нормально. Я просто не знаю, что ответить… Мне кажется, я бы его простила. Но это пока. Уверена, что через месяц отвечу совсем по-другому.
— Дай Бог, — вздохнула Люда. — А пока давай-ка займемся твоим лечением. Пока физическим, но, если потребуется, привлечем и специалиста. Сейчас много хороших психологов, и об этом никто не будет знать. Это совсем не стыдно — обращаться за помощью, если она нужна. Нельзя доводить дело до депрессии. Поэтому если будешь чувствовать, что тебя не отпускает, будем думать, что делать дальше. Ясно?
Я кивнула.
Голос Люды звучал властно и очень уверенно, придавая и мне самой сил.
— Я надеюсь, ты не додумаешься до какой-нибудь ерунды вроде сведения счетов с жизнью ему назло?
Я притворно ужаснулась и замотала головой: нет, мол, никогда. Хотя мне и самой себе было стыдно признаться, что я уже думала об этом. Буквально вчера. Но думать — это одно. На деле я вряд ли решилась бы. И уж точно не стану решаться теперь.
— Никогда никому ничего не делай назло, — практически по слогам разъяснила подруга. — Неужели всё, что ты хочешь добиться, это крест на могиле? В такие-то годы? Этим ты ничего не докажешь. Доказывать нужно делом, а не проявлением слабости. Ещё столько всего впереди — прекрасного, интересного! Сейчас ты просто должна в это поверить и идти дальше, а потом сможешь сама убедиться. Нельзя поддаваться секундной тоске. Нельзя делать людей вокруг себя несчастными только потому, что в тебе на минуту возобладал эгоизм над здравым смыслом и совестью.
— Я поняла.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнула подруга и добавила куда мягче. — Я люблю тебя, помни.
— Спасибо. Я это знаю.
И, знаете, от того, что тебя кто-то любит, и этот кто-то — вот здесь, с тобой рядом, становится правда немножечко легче.
Отпуск закончился, и вслед за ним начался больничный. Врач в поликлинике не поскупился и щедро выписал мне больничный лист на неделю, а затем еще и продлил. Так что у меня было время отлежаться, выздороветь, подумать.
Думать я, вообще-то, хотела меньше всего. Хотела скорее сбежать в суету, набрать дел побольше, забыться. Но оказалось, что иногда нужно остановиться. И подумать. Все взвесить и понять, куда двигаться дальше.
В последний день перед выходом на работу я чувствовала себя гораздо лучше. Я была прежней. Разве что верить в чудеса разучилась. И за любовью больше уже не гналась.
Первый рабочий день после длительного домашнего времяпровождения выдался трудным (столько работы сразу на мою ещё неокрепшую голову!), зато продуктивным и — о, чудо! — я ни разу не вспомнила за день о Ларри. Никто ни о чем меня, к счастью, не спрашивал. Интересовались моим самочувствием, спрашивали совета по поводу той или иной концепции. Жизнь продолжалась.
А Андрей, оказывается, собрался жениться! И в тот момент, когда я узнала об этом, у меня невнятно кольнуло в груди. Сейчас замуж за него могла собираться я. Жалею ли я, что этого не случилось? На столь честный вопрос я также честно ответила «нет» — и тема была закрыта.
Жизнь продолжалась, и, поставив мысленно точку, я была даже рада, что всё наконец стало ясно. Пусть мои розовые мечты разбились, упав с пьедестала почета, куда я их воздвигла, лелея день ото дня, — зато теперь не было ложных иллюзий. Всё ясно. Всё просто. И надо жить дальше.
И, надо же, у меня и впрямь это стало получаться. Жить, не оглядываясь назад.
Может быть, просто вошло в привычку. А может быть, стало моей новой маской. Впрочем, не одно ли это и то же? Я не хотела разбираться в причинах, я просто хотела побыть счастливой. И теперь уже верила, что когда-нибудь стану ей. Скоро стану. И Ларри будет здесь ни при чем.
На один только вопрос я никак не могла дать ответа: если бы мне дали шанс начать всё сначала и рассказали финал, повторила бы я эту историю или отгородилась от ожидающей меня боли четким и решительным «нет»? Ответа на этот вопрос у меня, увы, не было…