Проснувшись по будильнику в разбитом состоянии (в последнее время это стало моей нормой), я вяло собрала вещи, в последний раз оглядела свою квартирку, которая девять последних месяцев была моим лондонским теплым гнездом, а затем спустилась вниз. Ключи отдала консьержу.
Всё. Сказка закончилась. И больше не будет никаких негативных выкриков разъяренных фанаток, преследований и попыток разузнать обо мне как можно больше, откопать не самые удачные фотографии и выставить меня в невыгодном свете.
Всё. Я снова свободная девушка. Только стала на один год старше, на одну ступень опытнее и немного мудрее.
Уже направляясь в аэропорт, вспомнила, что по условиям контракта должна обменять его на соглашение о расторжении в связи с выполнением условий. Пришлось попросить водителя изменить маршрут и надеяться, что Ларри сейчас там не будет. Дозвониться до Пола, увы, так и не получилось.
Но, то ли по закону подлости, то ли из-за преследующего меня злого рока, прежде чем открыть дверь, я прислушалась, надеясь определить, есть ли там кто-то. И стала свидетельницей разговора на повышенных тонах.
— Это переходит границы, Ларри. Это всего лишь игра — иг-ра! — и она ни в коем случае не может стать твоей девушкой на самом деле. Тем более сейчас.
Блин, он и правда решил поговорить об этом с менеджером? Ларри, зачем?
И всё-таки сердце дрогнуло, и губы растянулись в улыбке. В горькой усмешке, вернее.
— Я не пойму, я нужен им как певец, или их больше интересует вся моя подноготная, включая личную жизнь?
— Ларри, ты прекрасно знаешь, что ты артист, поэтому разделить личную и творческую жизнь тебе не удастся. Таковы условия. Ты не первый, кто с этим сталкивается, и не последний уж точно.
— Тогда мне не нужен этот контракт.
А вот это уж совсем неожиданно!
— Ты в своем уме? — на два тона выше воскликнул Пол. — От такого шанса не отказываются!
— Отвали.
Я едва успела отскочить от двери за угол, находящийся в трех шагах за моей спиной. К счастью, Ларри был в дурном настроении и пролетел по прямой, не заметив меня.
«Обойдусь без соглашения», — подумала я и рванула в аэропорт.
Последние дни выбили из меня всю решимость и превратили в сплошной комок нервов.
Уезжая в последний раз из студии, где провела немало времени за этот год, я вспомнила вдруг о Мэй — моей новой знакомой, с которой нас тоже свел Лондон. Мы часто созванивались и списывались, но больше, увы, не встретились. Мне дважды пришлось отменять запланированные прогулки с ней из-за разъездов с Ларри и Полом. А теперь…
Я набрала ее номер, подходя к спуску у Темзы, на который просто не могла не прийти — раз уж время осталось. Совсем рядом бурлил и жил яркой жизнью загадочный Лондон, часто прикрывающий лицо под маской серого равнодушия. Но стоит лишь захотеть увидеть в нем что-то большее, вглядеться внимательнее — ты полюбишь его навсегда. Так и с людьми. И с Ларри.
— Привет, Энн! Ты не поверишь, я только что думала о тебе! И знаешь почему? Мне снова попался сюжет о вас с Ларри! Только что, в музыкальных новостях. Почему ты ничего не рассказываешь о концерте? Прошло уже столько времени, а я всё жду отзывов! — сразу затараторила Мэй, заставляя меня отвлечься от грустных мыслей.
Почему она всегда такая веселая и энергичная? Неужели всегда всем довольна? Или у нее жизнь простая? Нет, я знаю, что нет. Два года назад она приехала из Венесуэлы в город своей мечты, вопреки уверениям всех знакомых, что это блажь и ничего не выйдет. Сама поступила в университет, обзавелась знакомыми, живет в общежитии, подрабатывает по вечерам в кафе, помогает организовывать праздники, набирается опыта, чтобы в будущем открыть свой бизнес, и строит планы, не оглядываясь на мнения и покручивания пальцем у виска. Просто она — боец. И я знаю, что она скажет, узнав о моем решении.
Но сперва я рассказала ей о концерте — как это было здорово. И о поездке в Лос-Анджелес, где я чувствовала себя незваной гостьей на чужом празднике. И о контракте. И о подслушанном разговоре. И о билетах, что лежали в сумке и ждали своего часа.
— Совсем с ума сошла? — когда я дошла до решающей части, завопила Мэй. — Ты сейчас где?
— У Темзы. У меня есть здесь любимый спуск, пришла напоследок.
«У нас, у нас с Ларри», — подсказывало сердце, но я от него отмахнулась.
— Вот и выброси билеты прямо сейчас в эту реку! И даже не вздумай улетать, не попрощавшись с ним, ясно?
И откуда в её голосе взялись такие командные нотки? Во мне же взыграло упрямство и «синдром взрослого»: делаю так, как хочу, потому что решила. Пусть даже потом мне от этого будет лишь хуже.
— Скажи мне честно, ты его любишь?
— Я не могу… — только начала было я, собираясь произнести пространную длинную речь о том, что тема любви очень важная и сложная, чтобы судить о ней здесь и сейчас. Но Мэй решительно перебила меня.
— Без всяких раздумий. Просто ответить мне прямо сейчас: ты его любишь?
И вся философия вдруг испарилась. И на поверхности осталось лишь одно слово.
— Да.
Вот так просто.
— Люблю.
Почему я впервые сказала об этом не Ларри, а Мэй?
«Потому что он никогда не узнает об этом», — ответила тут же самой себе.
— Тогда почему позволяешь обстоятельствам и людям, которые не чувствуют того, что и ты, разрушить свой внутренний мир, выплеснуть оттуда святое чувство? Энн, ты соображаешь вообще, что творишь? Знаешь о том, что он будет чувствовать, когда узнает об этом предательстве?
Что? Предательстве? Я никогда бы не предала его, и больше всего на свете хотела бы быть поддержкой ему всю жизнь. Но какой станет эта жизнь, если его мечты и карьера рухнут из-за меня?
Злость на Мэй за ее резкие слова (как она может судить, не зная того, что я чувствую!) затмила мой разум.
— Ты думаешь, я поступаю так из-за собственной слабости?
— Так и есть, — убежденно сказала она.
— А ты представь хоть на секунду себя на моем месте. Я не хочу, чтобы Ларри пришлось выбирать: я или контракт, который он ждал столько лет! Сколько сил он потратил на то, чтобы его услышал весь мир! И я не могу стать сейчас на его пути!
— И потому решила всё за него! Просто браво, Энн! Твоя речь достойна премии в номинации «Жертва на благо мира». Ты поможешь этим не Ларри, а Полу и этому — из Лос-Анджелеса. Уж они точно будут счастливы от того, что проблема самоустранилась.
— Ларри привыкнет.
Я не стала ей говорить, что он защищал меня перед Полом сегодня. От этого только больнее.
— Ты пытаешься быть благородной, но выстланная благими намерениями дорога очень часто ведет в неправильном направлении. Ты просто боишься быть отвергнутой, поэтому бросаешь сама. Чаще всего бывает так, что женщина отвергает и предает себя сама.
Я слушала и молча. Молчала и слушала.
Я не хочу испортить наши воспоминания.
Я всё решила.
Я знаю, что как только из-за меня у него начнется в карьере спад, мы станем ругаться. Ларри будет меня ненавидеть, и в итоге мы просто порвем, и всё окажется хуже, чем если уеду сейчас.
В который раз я думаю об этом, пытаясь найти лазейку, чтобы остаться. Но её нет.
— Вот глупая, — вздохнула Мэй. — А о своей учебе подумала? Что, бросишь всё, не доведя до конца? Сколько тебе осталось?
— Три месяца.
— Вот и осталась бы на эти три месяца. Получила б сертификат, подумала, продолжая общаться с Ларри, но уже не завися от Пола.
— А жить я буду на что?
— Знаешь, есть такое магическое слово, которое решает все материальные проблемы, и слово это — «работа».
— Да кто меня ждет, иностранку?
— Я здесь тоже никто, но не пропала.
— Ты предлагаешь мне работать в кафе? — ляпнула с ужасом в голосе, не подумав, и тут же, по возникшей вдруг тишине поняла, что сморозила.
— Мэй, прости. Я не хотела тебя обидеть…
— Да уж, я всё понимаю, куда нам до вашего шоу-бизнеса. Вы серьезные люди, в мехах и платьях в пол. То у вас фотосессии, то интервью — на таких как мы смотрите с презрением и думаете: «Я до такого не докачусь». А я, знаешь, привыкла. Мне с неба подарки не падают вроде случайных счастливых встреч и классных парней, которые пишут мне песни. Я привыкла, что всё нужно делать самой, и меня это радует. Потому что каждый новый шаг лишь уверяет меня в том, что я ни за что не отступлю назад. А тебе всё легко досталось — теперь ты легко с этим рвешь. Уж прости, если случайно задвинула твой эгоизм в дальний угол.
— Мэй, я…
— Просто запомни, Энн: ты пожалеешь. Точно тебе говорю. Но вернуться уже будет поздно.
— Мэй! — с сожалением, с каким-то скрытым отчаянием прокричала я, но она уже бросила трубку.
Я прижала ладонь к губам, чувствуя себя еще хуже, чем прежде. Попрощалась, называется. Со всеми попрощалась.
Нестерпимо хотелось плакать, но я сморгнула слезы и, сделав глубокий вдох, принялась подниматься вверх по ступенькам. Через два с половиной часа меня здесь уже не будет.