— Ну что ты решила? — пробуя на вкус жареную картошку и решав, что пора снимать сковородку с огня, спросила Люда.
Я, словно между прочим, произнесла:
— Пойду. Почему бы не послушать хорошие песни в исполнении талантливого артиста?
— Я так и думала. Поэтому — та-дам! — Люда ловко выдвинула ящик стола и извлекла оттуда желтый конверт с названием и контактами концертной кассы.
— О, нет, — со смешком выдавила я. — И сколько я тебе должна?
— Пустяки, дело житейское. Самые лучшие выбрала. Ну, из тех, что нам по карману.
— Вип-сектор? Ты серьезно? — извлекая билеты, изумилась я.
— Ну, это не фанка, которая перед сценой, а сидячие места сбоку. Но вполне комфортно должно быть. И видно будет неплохо. Мальчик-то молодец, аж на «Олимпийский» замахнулся.
— Он такие «Олимпийские» по всему миру теперь собирает, — хмыкнула я, подавляя вздох.
Я скоро увижу Ларри… Он будет в России! В Москве! Невероятно!
Только теперь я поняла, какой роскошью обладала, когда могла совершенно бесплатно посещать его концерты, восседая на вип-местах. Цены на мировую звезду «кусались», так что деньги за билет пришлось отдавать Люде частями до самого двадцать пятого ноября, заметно урезав бюджет на ближайшие месяцы.
Но оно того стоило, правда. Такую гамму эмоций я не испытывала уже давно. Сначала — радость, нетерпение в ожидании будущей встречи. Затем — сомнения, волнения, страхи. В день концерта — восторг, совершенно неописуемое состояние, когда ты находишься на пределе: вот оно, вот, уже скоро, сегодня. Интересно, он уже прилетел? Ну конечно прилетел! Надо же, мы в одном городе! В моей родной стране! Жаль, что не я показала ему впервые Москву.
Перед концертом меня начало колотить. Внешне не видно, а вот внутри — заметно. Это от психологического напряжения: когда сильно чего-то ждешь, а потом оно наступает, и ты не можешь сдержать эмоции. Вот сейчас, через пару минут я увижу его… снова. Он так близко — вон там, за кулисами. Но он чужой. Уже не тот Ларри, с которым мы проводили время, и он мне пел под гитару в студии в Лондоне. Я для него — прожитый этап, а он для меня по-прежнему остается неотъемлемой частью жизни, и ещё большей мечтой, чем прежде.
Я в растерянности оглядывала огромное количество его фанаток, которые изрисовали себе лицо под цвет британского флага, скандировали имя Ларри, держали высоко над головой плакаты с надписями: «Ларри, мы тебя любим». И я понимала, что они сейчас к нему ближе, чем я. Они состоят в фан-клубах, общаются между собой, следят за его жизнью — настолько, насколько он сам и его продюсерский цех позволяет им видеть. А я — ни там, ни здесь. Ни фанат, ни подруга. Отживший свое элемент.
И с этого момента мне стало горько. И эту горечь я не могла заглушить уже ничем.
На экране начался обратный отсчет. Фанаты весело загалдели, и у меня на миг возникло такое чувство — сбежать бы отсюда куда-нибудь, я же не выдержу.
Выдержала.
Он вышел, сияющий, как жених на свадьбе. Ну, это я загнула, конечно. Никогда я не узнаю, каким он будет на собственной свадьбе. А может, он вообще не женится. Ладно, опять я за старое.
С гитарой в руках. Махнул рукой в знак приветствия и сразу же начал петь.
«Утро с тобой».
Зал подпевал.
После этого Ларри по-русски сказал: «Привет, Москва!» — что вызвало такой ажиотаж публики, будто он целую речь для Оскара на нашем родном языке произнес. Ну да ладно, я придираюсь. Вообще-то, слово «привет» он давно знал. Я его научила.
После продолжил на английском. Извинился за то, что будет общаться с нами на своем родном языке. Поинтересовался, как у российской публики дела с английским. Знают ли они его песни. Выдал еще одно русское слово — «супер!» и начал играть.
Все эти песни я знала. И с ужасом ждала ту новую песню — «Солги», которая заставляла мое тело покрываться мурашками. Но ее не было. Раз за разом он начинал играть, и я понимала, что это опять не она. Её он так и не спел. Спасибо.
Зато исполнил другую — абсолютно новую, которую еще не выпустил в записи. Так и сказал об этом, мол, вам повезло, сегодня вы услышите это одними из первых — чем вызвал очередную (непрекращающуюся, вообще-то) бурю восторга.
— Песня называется «Горько-сладкий вкус».
Пел он её под гитару, без фонограммы и поддержки других музыкантов, стоя перед микрофоном на краю сцены в круге света и подыгрывая себе. Так что атмосфера была вполне себе «романтик».
У этой любви был горько-сладкий вкус.
Все наши встречи и все наши ссоры,
Поцелуи и попытки сбежать от всего мира —
Я помню всё.
Ты скажешь, всё это было неправдой,
Но я помню каждую мелочь.
Я бережно храню наши воспоминания —
У них горько-сладкий вкус,
Как у нашего последнего поцелуя.
Горько-сладкий вкус.
— Что-то он одно нытье в последнее время сочиняет, — громко прокричала в ухо соседке стоящая рядом со мной девушка.
Я покосилась на нее с неодобрением. Это точно фанатки?
С другой стороны от нас с Людой тоже была довольно странная парочка. Две подружки лет семнадцати, которые глядели на нас чаще, чем на сцену, и я начала подозревать, что они меня узнали. Но лезть с вопросами, к счастью, не стали, так что интрига вечера так и осталась нераскрытой.
Концерт длился два часа с перерывом. Два счастливых часа, которые я ждала несколько месяцев! И после этого мне суждено было снова вернуться в свою никчемную жизнь. Да, никчемную. Потому что после очередной встречи с Ларри — пусть и не тет-а-тет — я не могла жить нормально. Я знала, как могло быть. Но имела совсем другую реальность. Может быть, останься я тогда и поддайся его уговорам в аэропорту, или попросту изменив свое решение еще раньше, всё бы уже разрушилось. Мы поругались бы из-за какой-нибудь ерунды и перестали общаться, или Пол вместе с американцами выдумал бы способ разлучить нас как можно скорее. А может быть, мы были бы счастливы вместе, и на этом концерте у меня была бы совсем другая роль и другое место в огромном зале.
Как знать.
Но теперь уже поздно.
Я дура.
Надо было попробовать.
Но теперь уже поздно.
Возвращались домой мы в молчании. Людин муж Костя забрал нас у входа на своей машине, дежурно поинтересовался, как концерт, и, глядя на меня в зеркало заднего вида, хмыкнул:
— А я тебя не ждал. Думал, ты сразу отсюда в Лондон укатишь.
— Кость, замолчи, — шикнула на него Люда.
Я устало улыбнулась:
— Всё нормально. Лондон мне уже вряд ли светит.
И вот теперь мы мчали по ночной столице, горящей тысячами огней — всё дальше и дальше от Ларри.
На концерте Ларри ни разу не упомянул обо мне. А на что я надеялась? Нафантазировала себе…
Интересно, он хотя бы думал о том, что я могу быть в зале? Что в этот вечер мы очень близко друг к другу? Что мы в одном городе, в конце концов?
Или ему всё равно?
Какая разница?..
Я устало закрыла веки и прислонилась лбом к холодному стеклу.
Какая теперь уже разница?..