Мистика

Глава 9

- Сказки это – про ведьм, а вот чертовщина... она всегда была. И то, что еще у...

Ее слова прервал резкий свист, мы замерли обе. У меня даже сердце дернулось - на памяти еще была реакция сельчан на шутливое признание, что я таки ведьма. И то, что баб Маня отрицает наше существование, меня не успокоило – ее земляки думают иначе. Мстить лично мне им пока будто бы и не за что, но что-то подсказывало, что эта самая мстя может быть направлена на все ведьмовское сообщество. Я же, не подумав, заявила себя его участницей. И невнятные опасения теперь были, а еще имело место странное предвкушение и дурной кураж.

Пускай баба Маня говорит что угодно, но я уже успела почувствовать себя особенной. Может потому и в магазине держалась так расковано – я же не абы кто, пускай все и понарошку! И сейчас тоже не боялась приключений, даже если и немного опасных, а вполне себе была готова к ним. Заманчиво это было - погрузиться в полную приключений и мистики жизнь и отвлечься от пасмурных мыслей. Потому что ведьмы в состоянии разрулить самую сложную ситуацию. А я всегда могла, даже когда еще и не подозревала о своей сути.

- Дождя нет, выходи, ведьма! - донеслось с улицы со смешком. Знакомый голос, недавно слышала. И попал он как раз в настроение, поэтому я таинственно и тягуче пропела в ответ:

- Никак русским духом запахло? Будет нам с бабушкой на ужин Ивашка под простоквашкой.

- Тьфу на тебя, - сердито сплюнула рядом Мария Львовна, - что ты творишь, малахольная? И так люди боятся этого места.

- Не переживайте – все под контролем, просто молодежь балуется, - успокоила я хозяйку.

- Чего тебе, рисковый? - спросила у парня, который стоял, лениво прислонившись к яблоне и нагло улыбался, рассматривая меня. Потом перевел взгляд мне за спину и вежливо поздоровался, слегка поклонившись:

- Баб Маня… Завтра уезжаю, хотел показать вашей постоялице наши красоты – мамонтовое кладбище, церковь, панские садки, пасеку…

Женщина подтолкнула меня в спину: - А и сходи, развейся. Они втроем с дружками каждое лето шастали и рыли, где только успевали. Даже в милицию их таскали. Этот знает что говорит, потом мне все расскажешь.

- Да он женихаться пришел, разве вы не видите?

- Времени ему на это не хватит. Погуляйте, пока я суп сварю. Ты супы любишь? Из крапивы и щавеля?

Я согласно кивнула и попросилась у парня: - Тогда подожди немного - переоденусь. Сейчас… я быстро.

Ромка… Его звали Роман, и он провел меня везде и показал почти все то, что обещал, мы не успели осмотреть только церковь. Было жарко, и я радовалась, что взяла с собой легкое свободное платье и спортивные сандалии. Только благодаря удобной разношенной обуви я и выходила весь этот день почти до самого вечера. Обратно мы вернулись, когда уже стало темнеть. Баб Маня покормила нас и выпроводила гостя со словами «пора тебе», а потом и «да пошел же ты уже».

Как и обещала, я коротко поделилась с ней впечатлениями, пообещав все подробности завтра. У меня появились любимые места в этом селе, которые я потом собиралась проведать не спеша. Только так – вдумчиво и с удовольствием, и нужно было рассматривать полностью заросшее лесное озерко с остатками деревянного сооружения в воде у самого берега. Под огромными липами и молодыми дубами было прохладно, а мы с Романом отдыхали, сидя на старой вербе, корявый ствол которой вначале странным образом стелился над водой, а уже потом поднимался вверх, как и положено нормальному дереву. Я хотела разуться и опустить вымученные ноги в воду, но он не позволил:

- Не стоит, тут полно пиявок. Мы лазили с пацанами… потом долго кровит и чешется. Слушай!

Сильный плеск и удар по воде заставил меня резко дернуться и впечататься в мужское плечо. Роман обхватил меня руками, прикрывая и защищая. В той стороне, откуда донесся звук, вода сильно колыхнулась, плеснула, зашевелились заросли жирных водорослей, мелкая частая рябь дошла до берега и озерко опять затихло. Я высвободилась из тесного захвата и пробормотала, с опаской поджимая ноги, чуточку не достающие до воды:

- Что это, ты знаешь? Не утащит за ногу?

- Карпы, здоровущие карпы. Больше сотни лет тут живут, и выловить, гадство, нельзя – все заросло, видишь как? – шептал над ухом парень, - вот эти бревна – остатки кормушки для рыб и дубовые садки для молоди. Такие вещи всегда делали из дуба - в воде с годами он становится только крепче. До революции селом владел помещик, и здесь разводили карпов, сыпали им пшеницу и кукурузу. Мы пробовали зерном выманить их на чистую воду – ближе к берегу…

- Сколько тут ее, той чистой воды? - тоже опасливо шептала я, боясь опять разбудить водяное лихо.

- Да, мало… и они уже отвыкли - траву жрут, - притянул он меня ближе, и уверенно нажав руками на затылок и поясницу, развернул лицом к себе. Посмотрел в глаза пристальным и понятным - мужским взглядом. Медленно склонился к моему лицу, опуская свои длинные ресницы и поцеловал. Я не стала стыдливо дергаться и возмущаться. Но, Боже ж ты мой! Оно мне надо было сейчас – вот это? На поцелуй не ответила, но по щеке погладила ласково – хватит уже. Не хотелось обижать его. Он понял и сразу же отпустил… отвернулся.

- Давай уже уходить? - спросила я, хотя уходить отсюда не хотелось. Тонко и пряно пахло медом – рядом раскинули цветущие шатры старые липы. В этом кружевном облаке из пушистых цветочков и мелких листиков стоял такой гул, будто там включили мощный высоковольтный трансформатор. Гудело ровно, постоянно и на одной ноте - пчелы собирали урожай.

Перед этим мы заходили на саму пасеку – огромную, почти на пятьсот ульев. Они стояли на склоне между невысоких кустов и молодых яблонь, и воздух там так же пел и звенел от движения пчелиных крыльев. Внизу крутого холма была вырыта землянка – омшаник. Там, в тени и прохладе, пасечники поставили стол и устроили себе нары для отдыха. Они недавно «смотрели» ульи и угостили нас тонкими обрезками вощины, снятыми с медовых сот. Подавалось это в выщербленной миске и истекало сладкими и тягучими янтарными каплями. Потом была ледяная вода из колодца. Мы пили ее прямо из оцинкованного ведра, а неподалеку – в траве, ждала своей очереди небольшая гадюка. Я чувствовала себя в сказке.

Еще раньше было мамонтовое кладбище…

- Давно уже, еще в пятидесятых, склон холма сполз вниз – ручей сильно подмыл основание. Раньше он был полноводным и быстрым. Сполз чернозем и вскрылся песок – все холмы здесь песчаные, - рассказывал Роман.

- Да-а? – заинтересовалась я. Эта информация пригодится при строительстве.

- Оползень оголил кости мамонта – полный скелет. Их вырыли и отвезли в районный краеведческий музей. Мы искали, но костей больше не нашли. Зато нашли дорогу сюда - песок тут бархатный, нежный… полезли, - потащил он меня через ручей по тонкой дощатой кладочке.

- Куда-а? - тянулась я сзади, опасаясь свалиться, но над самой водой притормозила и засмотрелась – она была необыкновенно чистой и от этого практически невидимой. И глубина совсем смешная – сантиметров десять всего, а дно – илистое. Невысокие крутые берега заросли травами и некоторые из них сейчас цвели. Течение воды и угадывалось-то только по мелким цветочным лепесткам и редким соринкам, проплывающим и исчезающим под кладкой. Вербы смыкались высоко над головой, как шатер, защищая от солнца. Я попросилась:

- Постой, дай умыться.

- Потом. Впереди запруда, там будет глубже – где-то по колено, - не согласился Роман и потащил меня дальше – вверх по крутому рыхлому склону, все выше и выше. Я пыхтела и потела, песчаная опора под ногами казалась ненадежной и зыбкой. Хорошо, что мы оставили обувь внизу, и я цеплялась за склон, с силой зарываясь во влажную песчаную глубину пальцами ног. Когда вскарабкались на самый верх, Ромка развернул меня лицом к селу - оно лежало под нами со всеми своими домами, садами и огородами. На холме, который обнимали собой две улочки, видны были остатки деревянной церкви, наш же ручей под шапкой из темных верб не виден был совсем. Парень крепче ухватил меня за руку, блеснув шальными глазами:

- Готова? Бежим!

Я ахнула, взвизгнула, а мы уже неслись – вниз и вниз! По круто падающему склону, песчаной осыпи, подающейся и уплывающей из-под ног! Высота холма была впечатляющей, скорость – бешеной! Я орала, как резаная – от восторга и страха. А Роман хохотал – громко и весело. В самом низу склон становился более пологим и скорость нашего полета-падения сама собой замедлилась. Мы без сил рухнули в песок, выравнивая дыхание и успокаивая бешеное сердцебиение.

- Ты больной? А если бы в песке бревно с сучками или камень?

- Смотри сюда… - лениво набрал он в ладонь красноватый песок и медленно высыпал его тонкой струйкой: - Мелкий, мягкий - ни камешка, ни крупной песчинки. Мы сто раз так носились… домой приходили без сил и почти без ног. Лет десять назад в запруде еще можно было искупаться - лежа. А сейчас мелковато, пошли...

Мы умылись, отмыли от песка руки по самые плечи, и ноги до колен. Стоя в холодной воде, увязая ступнями в топком иле, сочащемся между пальцами, ждали, когда усядется муть, чтобы напиться.

- Не бойся – пей смело, тут чисто – ручей вытекает из лесных родников, я как-то ходил к истоку. Рядом ни жилья, ни коровников, - сложив ладони лодочкой, тянул в себя сладкую холодную влагу Роман. Она срывалась с его пальцев частыми хрустальными каплями, сверкала на солнце. Тряхнув мокрыми волосами, он стянул через голову тенниску и бросил ее на берег. Низко наклонившись, плеснул водой себе на грудь и живот, попросил меня:

- Полей на спину. Жарко… сил нет…

Посмеиваясь, я сделала, как он просил, и он дернулся, громко охнув. Вода стекла по впадинке позвоночника на шею и полилась обратно в ручей. Зачерпнув пару раз полнее, я намочила ему всю спину, распределяя воду руками и смывая пряный мужской пот с гладкой молодой кожи. И тут будто проснулась и со стороны увидела всю нашу прогулку: вместе, рядом, иногда за ручки, со смехом и огромным удовольствием. Пальцы ощутили чужое тело, и тут включился мозг, не дав потом потерять голову от его жадного поцелуя – я поняла, как это могло выглядеть в его глазах – не как простая прогулка, а как мое согласие «погулять вечерком». И тут же родились мысли на этот счет – мои собственные проклятые мысли.

Я же хотела ребенка? Так вот оно! Прекрасный мужской образчик – молодой, сильный, здоровый, судя по блеску волос и гладкости кожи. А еще эти черные глаза, кудри, широкие плечи, рост… Породу не испортит точно, где я найду лучше? Сказка же будет, а не лялька! Переспать и будь что будет! А вдруг? Вдруг, как в сказке – с первого раза и в яблочко? Он же даже не узнает потом - я уеду и не скажу, на глаза ему больше не попадусь. И будет у меня крошечка-дочка или маленький сынок с такими же ресницами и кудряшками. Будут маленькие розовые пальчики и пяточки, пеленки и пустышки, вечная забота и беспокойство, а еще - немыслимая радость! Но это только мысли…

А вот ощущения… загорелая кожа под пальцами не дала почувствовать ничего, кроме неловкости за этот бред, вызванный голодом по материнству. Пришло понимание неправильности того, что мы делаем - мне не нужно было идти с ним. Зря подтолкнула баба Маня, а я повелась на его слова о «красотах». Он же сразу выказал свой интерес - еще при встрече и мне не нужно было забывать об этом. Закатанные по колено штаны, открывшие крепкие мужские икры, и мускулистый голый торс - все это вполне себе могло быть обнажено намеренно, и даже - скорее всего. Парень не мог не понимать, какое впечатление производит на женщин красивое мужское тело, в его возрасте он уже должен знать это.

И тут ожидаемо вспомнился Олег. А как нет-то? До этого я жила только им одним, мысли о других просто в голову не приходили. Я обожала его тело, млела от него. И никогда не было такого, чтобы не залюбовалась, увидев мужа раздетым. Удивлялась своему счастью и замирала в тихом восторге – мой же! До самой последней клеточки, до каждой волосиночки. Не видела изъянов и недостатков, не замечала, не придавала значения.

Я пропиталась его запахом за наши годы, подсела на ощущение простого присутствия рядом с собой. Как наркоман… Просто молчать вместе было для меня за счастье. Хоть и не любила этих выходов, но всегда наизнанку выворачивалась, чтобы соответствовать ему, когда мы выходили куда-нибудь вместе. В ход шло все: наряд, прическа, прозрачный, чуть заметный макияж – Олег не любил яркой раскраски. Светилась рядом с ним – от гордости за своего мужчину! Знала, что скоро мы вернемся домой и останемся вдвоем, заберемся в свое логово и будем любить друг друга. Или просто обнимемся, уставшие до чертиков, и спокойно уснем…

А теперь оказалось, что нужно время. Даже когда открылись глаза, и я увидела перед собой не совершенство во плоти, а просто сухощавый и волосатый мужской зад. Мне все равно нужно было время, чтобы решиться переспать с другим. И даже такой удобный для меня случай, как сегодня, такой правильный расчет Романа не сработал. Чужое тело не вызывало того самого интереса, его владелец – только человеческую симпатию. Еще и это... ну не заслуживал этот парень такой подлянки, подставы, такого потребительского отношения. И все, что я чувствовала - это неловкость и растерянность. Пришло понимание, что не самая лучшая идея была, да и вообще легко не будет. Зачем вообще принуждать себя, терпеть кого-то - смысл, если никакой гарантии? Но это не край! Есть еще банк спермы и ЭКО.

- Рома, спасибо за сумасшедший день. Помнить буду многие годы, честно, особенно полет. Ты просто чудо, - благодарила я, прощаясь.

- А ты – ведьма, - коротко и грубо ответил он, мотнув головой. На подходе к дому прекратились всякие разговорчики и улыбки. Я тоже замолчала. Ну, извини, дорогой… Пою, кормлю, а потом танцую - не прошло.

Когда уже совсем стемнело, и мы с баб Маней улеглись спать, в окошко ко мне стукнули. Вернулся или никуда и не уходил? Он просил, умолял и грозился, прижимаясь к окну лицом:

- Выйди ко мне. Выйди, Алена, - шипел, положив кулаки на стекло и стараясь разглядеть меня в темноте комнаты: - Мне же ехать завтра, бля-а… Выйди, кому говорю?! Ведьма-а… Я же честно терпел весь день. Выйди, а то окно выставлю, выйди-и…

Детский сад, ну честное слово… честно он терпел - хлюпала я. Мне бы его проблемы. Шел бы уже… из-за него навалилось опять... Не истерика, но тоска накатила страшная – по привычному нормальному Олегу, по своему дому, по всей жизни той… И теперь я давилась слезами, уцепившись в подушку. Да сколько же можно, в конце-то концов?