Приходилось согласиться с тем, что баба Маня ведьма. Потому что этим же вечером мы с ней сидели за столом, пили чай из неведомых садовых трав с покупными пирожками, привезенными мною из города, и я рассказывала ей обо всем, что у меня случилось. Едкая и злая душевная горечь, вызванная больными воспоминаниями, прорывалась в подрагивающем голосе и нервном треморе пальцев… Я сжимала их в кулаки и всеми силами давила в себе жесткую нервную трясучку. Закончив с фактами, судорожно вздохнула и сделала выводы из собственного рассказа:
- И вот теперь я понимаю - о чем вы… после того, как вы это сказали, я понимаю, что я и есть та самая ведьма, потому что на кухню я метнулась за ножом, у меня в глазах мутилось, я убивать шла! Глаза вырывать, кишки на кулак наматывать! Плохо помню, на самом деле, но нож перед глазами стоит, вспоминается, как… сама не знаю. И удивляюсь, что в руках сковорода оказалась, а не он. Наверное, просто ближе - перед самыми глазами, а подставка с ножами стояла дальше. И еще вот… я женщина неслабая, девчонкой еще по два десятилитровых ведра с водой таскала. Мелкая, худая, а сила в руках всегда была. Сейчас тем более, но эта сковорода… она чугунная, толстая, большая. И вот ее я иногда едва не роняла - такая тяжеленная, а когда полная, так вообще... А тогда будто ляпачкой взмахнула.
- Что-й то еще такое? - забеспокоилась печально молчавшая до сих пор женщина.
- Мухобойка, не знаете? У нас дома так говорят. Палка с куском кожи, вырезанным кружком, чтобы мух бить. Там у нас их до черта летом.
- Не поминай врага, на ночь глядя, - строго цыкнула она, не меняя позы и не отрывая от щеки подпирающий ее крепкий сухой кулачок. Я машинально кивнула – нельзя, так нельзя.
- У нас на селе тоже было дело - мужик сам грузовик приподнял, чтобы жену его из-под него вытащили, да только поздно уже было… зря все, - вздохнула она, а потом вспомнила еще: - И по РэнТВ про такие случаи рассказывали, помню...
- У вас тут есть телевизор? – огляделась я внимательнее, и увидела – на самом конце стола у стены стоял объемный ящик старого образца, аккуратно накрытый белой салфеткой, обшитой кружевом ручной работы. Такой же любовно вышитой тряпочкой накрывала подушки, сложенные горкой, моя бабушка. Великое дело – памятные ассоциации. Пахнуло теплыми воспоминаниями из детства, согрело, и даже дом этот стал казаться роднее, потому что глаз подмечал многие детали из разряда знакомых. Наверное, все дело в том, что баба Маня и моя бабушка были почти ровесницами.
- Не знаю даже – как спать буду? – жаловалась я ей, с надеждой глядя в выцветшие голубые глаза: - Не хочется подсаживаться на таблетки. А может, по-ведьмовски почистите мне память, а? Ага! – рассмеялась, хлопнув себя по лбу:
- Не берите в голову, это все нервное – ночи боюсь, мыслей боюсь. Боюсь – не справлюсь, свалюсь во что-то страшное. Вот и подумала – а вдруг вы правду сказали? А то держусь непонятной силой… Почему и ночи боюсь – думать же стану… дойдет до ума, пойму не так, как сейчас, а глубинно, осознано - подохну от боли. Не знаю, как объяснить… сейчас я будто за стенкой и спасаюсь ею. Точно что-то такое есть, потому что сама себе удивляюсь - как получается просто жить после этого – ходить, дышать, говорить? У меня же сердце должно разорваться… разорвано… Я и вижу, и слышу, а как-то не так… крыша едет? Я уже не удивлюсь, - обнимала я себя за плечи, сдерживая крупную дрожь и едва не чакая зубами из-за нервного возбуждения, вызванного собственным рассказом.
- Это вечер… особо тяжко бывает вечерами, как солнце скрылось - так сразу и наваливается... Пей сегодня свою химию, а уже завтра посмотрим. Я тут фельдшером почти сорок лет проработала… все нормально у тебя с головой, довели просто. Потом, если само не попустит, что-нибудь придумаем, - прозвучало очень неожиданно и сразу отвлекло меня от трясучки, выдернуло из воспоминаний. Женщина сидела, горестно подперев голову, и даже не смотрела на меня – просто вспоминала, глядя в окошко старинного вида – наследие старинной версии этого дома:
- Сюда еще в пятьдесят шестом распределили из Архангельского медицинского техникума. Ты знаешь, кто такой фельдшер? Это тот же врач, только широкого профиля. Раньше очень грамотно, добротно учили – я и зуб могла удалить, и рану обработать… Роды принять, простуду вылечить, облегчить колику, простой перелом сложить, вывих вправить… Много чего делала, работала долго. Рассказывать можно всю ночь, но сейчас не нужно. Потому как к нашему делу не относится.
- Зовут-то вас как? – спросила я и меня поняли правильно.
- Мария Львовна жовут, - не отрывала она задумчивого взгляда от темного окна, пихая в рот последний кусочек пирожка с капустой и неспешно прожевывая его.
- А что тогда относится к делу? – уважительно полюбопытствовала я, благодарная ей уже за то, что она отвлекала меня разговором и, похоже, собиралась рассказать о чьем-то состоянии, подобном моему. У медиков тоже есть такие профессиональные байки, как и в любой другой профессии. Вот и я только навскидку могла рассказать с десяток по-настоящему смешных анекдотов на тему строительства - разного рода забавную брехню и живые жизненные истории.
Но я устала, так сильно устала за этот день – от событий, впечатлений, переживаний. Так что сейчас разговоры такого плана точно были бы лишними, лучше перенести их на любой другой день. Что я и объяснила ей, выдвинув предложение:
- Давайте уже спать, дорогая Мария Львовна. Если вы что-то важное хотите до меня донести, то сегодня я просто не в состоянии воспринимать. На вас вот выплеснула, а сама ни внимательно слушать, ни думать, ни правильно реагировать… не обещаю. Нужно выспаться. С химией, так с химией, таблетки на самом деле неплохие. А завтра выслушаю вас со всем своим вниманием, клятвенно обещаю, - широко зевнула я, прикрывая рот ладонью и вспоминая удобную на вид кровать в соседней комнате, к этому времени уже застеленную моим собственным бельем.
- Ты хорошо держишься, - печально покачала она головой, - старайся не вспоминать то, что видела. Может, еще и помиритесь. И, раз уж ты здесь, вдруг придется… если позову, крикну – сделаешь, как говорю.
- Вам может стать плохо? Хорошо, обещаю сделать все, как скажете, только сегодня ночью не кричите, пожалуйста, ладно? – улыбнулась я ей и зверски зевнула - просто раздирало.
- Ночью не буду, а вечерком как-нибудь – обязательно, - согласно покивала она и поднялась подать мне постельное белье, потянула его из шкафа.
- У меня свое уже застелено, спасибо, - остановила я ее, - вы тоже ложитесь, отдыхайте, все будет хорошо. Телефон здесь берет – я смотрела. А нужно будет – сбегаю к вашему медику, у нас в станице тоже была женщина – ходила по вызовам и днем и ночью. Потом уже большую больницу построили… в общем, помогу чем смогу, если вдруг… Мы же с вами ведьмы, так же?
- Сильно похоже на то, - хитро подмигнула она мне.
Засыпая, я думала об этой женщине. А еще о том, каким замечательным местом будет наш лагерь на горе и какой сумасшедший вид открывается оттуда на село и участок, где будем строить дом. Старый сад с редкими узловатыми деревьями, синий ставок на границе участка, берег бежит от него вверх - зеленый от молодой травы и с желтыми пятнами нагло разросшихся одуванчиков. А дом? Он же говорил, что нужно снести старую развалюху! Поблизости была только одна - эта. И не огорожено тут… точно – это и есть старый дом под снос. Жаль его.
А куда тогда девать бабулечку, почему она живет здесь одна, может дальняя родня? Тогда он уже подумал о ней, но меня почему-то не предупредил. А мне она понравилась. Давно уже у меня не случалось по-настоящему интересных знакомств, в ближний круг не допускался и не входил никто лишний.
Комнатка мне досталась маленькая, поэтому очень уютная, как старая потертая шкатулочка. Я лежала в темноте, свернувшись комочком и зарывшись в любимый постельный комплект шоколадного цвета. Он пах знакомо и уютно, как дома. Я старалась не вспоминать то, что видела тогда, как мне и советовали, но оно все равно вспоминалось. Не получалось и не думать о том, что Олег не звонит, не пытается оправдаться опять. Я бы выслушала, вот сейчас бы выслушала, только чтобы понять – все эти годы я была нужна ему или можно считать их пропащими? Сегодня я ответила бы, позвони он, а вот завтра – уже не знаю. Скорее всего – нет. Просто вечером всегда тяжелее – солнце скрывается и приходит тоска. Тут баба Маня права.
Закрыла глаза и прислушалась - звуки здесь тоже были в тему. Все до мелочи в полнейшем соответствии с обстановкой и ожиданиями - старые стены и перекрытия поскрипывали, легонько постукивал ставень, не взятый на крючок, за глухим окошком шумел в березовых ветках ветер, срывался порывами – к ночи собирался обещанный метеорологами дождь.
Я правильно сделала, уехав из города - на людях поневоле придется держать себя в руках. Работа затянет, новые знакомства развлекут, да село еще это… на первый взгляд так похожее на донскую станицу… все - спать-спать-спать…