Мистика

Глава 35

Тихий вечер, полное безветрие и безоблачное небо, усыпанное звездами… Правда, сейчас в просветах между верхушками деревьев виднелись только фрагменты этого великолепия, но мы с Ольгой оценили всю грандиозность картины еще по дороге к лесному озерку.

Суетный день закончился, бригада отдыхала, поужинав и немного посидев у костра. Я много раз наблюдала это – как постепенно накапливается в людях усталость, как они перестают даже раздражаться и конфликтовать, а становятся почти безразличными ко всему. Тянут обязанности практически на автомате и только потому, что работу нужно доделать. Сейчас было так же, я очень хорошо видела разницу после своей отлучки. Потом, в последние два-три дня, у мужчин откроется второе дыхание, и они станут успевать очень много – и работать, и добывать подарки для семьи, и вкус к вечерам у костра вернется с новой силой. Почему-то всегда сожалеешь, уезжая из места, которое подарило тебе воспоминания на будущее - о встреченных там людях, проведенном вместе времени, проделанной работе.

Мы с Ольгой не собирались уходить далеко от дома, но слишком хорошо было вокруг, чтобы просто взять и тупо лечь спать. Такое было ощущение, что вот уйдешь сейчас в дом… и не увидишь чего-то исключительно приятного, не услышишь чего-то важного для себя – потеряешь безвозвратно вместе с этим тихим летним вечером.

Ольга постелила себе в машине, наотрез отказавшись делить кровать со мной или своей бабушкой – не хотела стеснять нас или просто не считала это удобным для себя… не важно. Я сделала бы так же, потому и не стала настаивать. Немного посидев на жесткой лавке, мы решили прогуляться по теплому асфальту. Опрыскались спреем от комаров, и пошли себе потихоньку.

Село засыпало рано, вот так - к двенадцати часам, почти все окна уже стали темными, звуки стихли, только собаки провожали нас лаем. Поэтому мы свернули на боковую улицу, а потом вообще вышли на дорогу, что шла в обход села «в колхоз». Ноги в удобной обуви ступали мягко и бесшумно, мы незаметно свернули на грунтовку, а еще дальше пошли по чуть влажной траве, так и добрели до лесного озера.

Тропинка была хорошо видна – поднималась уже убывающая, но еще очень яркая луна… при взгляде на нее явспомнился поход в Черный лес. Но отвлекаться на прошлые переживания было некогда – почти всю дорогу Ольга рассказывала мне историю своей прабабушки. То ли я в свое время не сумела правильно задать Марии Львовне вопросы, то ли степень ее доверия к постороннему, по сути, человеку и родному по крови разнилась? Не нашла я времени на серьезные расспросы или просто не решилась на них, боясь как-то задеть ее – не важно. Ольга сумела раскрутить бабушку на информацию.

Дело было так: молодая девушка-фельдшер получила назначение на работу в сельский медпункт. Незнакомая местность, чужие люди, ответственность, одиночество и молодой человек, родительский дом которого располагался наискосок через дорогу. Не то, чтобы она сразу полюбила его, но он был высоким, интересным, водителем по профессии, а еще очень настойчивым – нравился точно. И семья его считалась обеспеченной по той простой причине, что отец живым вернулся с фронта. Семьи при кормильцах жили неизмеримо лучше, чем вдовы с детьми.

Чем привлекла его Маша? Симпатичная девушка уважаемой, особенно на селе, профессии, приветливая, нарядная. Да, именно нарядная и чистенькая, хотя какие тогда были наряды? Просто в послевоенное время многие местные женщины ходили в кирзовых сапогах и телогрейках, пропахли фермой или прокисшим силосом… Более-менее женственно выглядели только учительницы, библиотекарша при сельском клубе, пара работниц колхозной конторы и она – медик. Парень влюбился, а Маше был уже двадцать один год – возраст как-никак, вот она и согласилась – замуж. Уже когда шли расписываться в сельский клуб, она замедлила шаг и почти простонала:

- Как же я не хочу всего этого…

- Ну что ты такое говоришь, Маша? – забеспокоился жених, обнимая ее за плечи, и они пошли дальше. Наверное, он не забыл этих ее слов, даже – скорее всего.

Жить стали в доме у родителей жениха. Там было тесновато – кроме молодой четы, было еще двое подрастающих детей – сестра и брат. Скоро решили строить новый дом – из кирпича, самый первый такой на деревне. Маша тоже участвовала и однажды, балансируя на столе, когда белила потолок, почувствовала, как по ногам течет что-то горячее – сорвалась беременность.

Сутки она пролежала в постели и только пару раз ей принесли попить – новые родственники были злы на нее. Свекровь считала, что медичка не могла просто так скинуть дитя, а сделала это специально. Наверное, муж Маши поверил матери. С этого времени их отношения дали трещину. Маша отлежалась, выздоровела, а со временем даже немного поправилась, округлилась и стала еще интереснее и симпатичнее… муж заревновал. Отслеживал каждого пациента, который заходил в медпункт, требовал отчета и рассказа, как прошел день – поминутно. Ничего такого уж страшного в этом не было, и Маше даже понравилось рассказывать и отчитываться – ее работой живо интересовались, и это было приятно.

Вскоре у молодых родилась двойня – двое мальчишек, очень похожих на своего отца. Маша осторожно радовалась этой похожести – никто не усомнился в отцовстве.

Так и жили. Когда мальчишкам исполнилось по двенадцать лет, младшие брат и сестра мужа уехали из села, родители умерли один за другим, и в доме осталось всего четыре жильца. В хлеву мычала корова, держали двух свиней, кур. Еще Маша тянула огород, дом и свою работу, а муж и сыновья помогали ей. А потом случилось это – в молодую женщину, хорошенькую, чистенькую, вкусно пахнущую медикаментами, влюбился женатый мужчина. По поводу и без он стал заходить к ней на работу или прохаживаться мимо, только бы увидеть ее. Это заметили.

В селе всегда все тайное со временем становится явным и для Маши начался ад. Свекор не сдерживал больше мужа, и тот совсем сошел с ума от ревности. Скандалы зачастую стали заканчиваться рукоприкладством. В те времена на селе не было принято жаловаться на побои мужа, Маша и не жаловалась – терпела. Не так и сильно он избивал ее – оплеухи да тычки. Но когда все стало намного серьезнее, она испугалась и отчаялась. Как-то накатило… и она подошла на улице к тому - влюбленному в нее мужчине и, бросившись в отчаянии на колени, попросила объяснить ее мужу, что между ними никогда ничего не было. Ее просьбу слышали многие, она была выполнена, но, как водится, этот ее отчаянный поступок стали трактовать иначе – не в ее пользу, слишком интимно, на посторонний взгляд, выглядела эта сцена.

И опять побои, следы их на лице – перед людьми стыдно и сил нет терпеть. Влюбленный мужчина решил уехать из села от нелюбимой жены, завербовался на какую-то стройку и пришел звать с собой Машу. Увидел свежие синяки, повинился, заплакал и обнял ее, утешая и прощаясь навсегда. Объятие было нежным и осторожным, бережным… Маша ехать с ним отказалась, но вырываться не стала, а потом ответила и на поцелуй – она радостно прощалась, надеясь, что теперь, наконец, наступит покой от ревности мужа.

Как водится, кто-то проследил его приход, кто-то увидел. Опять побои, заявление в милицию, попытка взять развод. Уже укрепившаяся за ней слава неверной жены играла против нее – муж сказал, что не отдаст гулящей детей. Из-за этого Маша решила не разводиться, а муж немного притих – до времени. Только до того, как в медпункт ворвалась молодая баба и кинулась рвать Маше волосы, обзывая потаскухой. Оказывается, ее муж недавно обращался за помощью в медпункт и потом поставил медичку в пример жене – чистая, пахучая, красивая. Об этом наскоке скоро узнало все село и этот мужчина тоже. Он зашел извиниться за жену и застал Машу избитой очередной раз и потухшей, как свеча… Что уж там случилось и почему так – Мария Львовна подробно объяснять не стала, но тогда она изменила мужу по-настоящему – первый раз.

На удивление, эта тайная связь, которая стала настоящей отдушиной в ее жизни, довольно долго оставалась тайной – целых два летних месяца. Потом все открылось, но мужчина сам пошел к Машиному мужу и избил его – так уж повернулся их разговор. После этого Машу с мужем развели, но мальчиков оставили отцу. Любовник тоже развелся и звал Машу уехать с ним, но она и этому отказала – здесь оставались ее мальчики.

Муж выгнал ее из дома и жила она в медпункте, но видела детей каждый день – они шли в школу и возвращались из нее, проходя мимо. А еще хозяйство… пока муж был на работе, Мария бегала кормить свиней и доить корову, готовила семье еду. Потом убегала, чтобы ее не застали. Стыдно было, но зато дети питались вкусно и правильно, а не всухомятку. Через некоторое время бывший Машин муж привел в дом другую женщину и Маше стало полегче – физически. Тяжело было оттого, что дети не разговаривали с ней, со слов отца зная о ней только плохое. Зато она могла видеть их каждый день.

В районе знали ее проблемы и предложили место в больнице, но она отказалась – так она совсем не видела бы мальчиков. А дальше случилось, собственно, то, что и сделало ее «ведьмой». Жила тогда в селе очень заметная и разбитная баба – молодая, видная, певунья и заводила. С ней не спорили – все равно перекричит и переспорит, принимали такой, какая есть. Вот она и прошлась своим грязным языком по Маше – в магазине, на виду и слуху у половины села. И при новой жене бывшего, которая хохотала вместе с подругой. Когда они выдохлись, и настала минутка тишины, Маша спокойно сказала:

- Готовься тогда – твоего возьму следующим.

Что там началось…?! А она нашла взглядом мужа орущей бабы и улыбнулась ему. Баба Маня рассказала, что тот пришел к ней в медпункт на следующий же день и сказал, что согласен на все, что она хочет. Такая неожиданная и непривычная власть над мужчиной ударила в голову и вылилась в очередную связь. Она длилась целый месяц, и встречались они каждый день. Этого мужчину Маша неожиданно для самой себя полюбила – первый раз именно так, как об этом поется в песнях. Краденые минуты и редкие часы счастья скоро закончились. Этот тоже звал ее за собой, просил, умолял уехать с ним… но здесь были ее дети, подросшие уже – шестнадцати лет. Еще два года и они уйдут в армию, и вряд ли уже вернутся в село.

В те времена многие уезжали на молодежные стройки и на целину, просто в города – колхозникам стали выдавать паспорта и это стало возможным. Она не могла потерять два последних года рядом с сыновьями. В селе ее любимый остаться не мог – жизни не дали бы. Он не обладал той силой воли и иммунитетом к ненависти, что Маша. Уехал… Она больше не слышала о нем никогда и мужчин в ее жизни и постели больше не было. Тогда ей было тридцать девять.

Когда к ней обратился за помощью мужчина с разрезанным на пальце сухожилием, Маша провела небольшую операцию, обезболив и сшив жилу. На следующий день под дверью медпункта она нашла корзину с продуктами и просьбой не отбирать у семьи Павла. Опорожнив корзину, она выставила ее за дверь, с пациентом на перевязках обращалась сухо и официально – приняла правила игры. Отношение к ней изменилось, хамских выпадов больше никто себе не позволял. Разговор посреди сельской улицы, врачебный прием в кабинете… на следующий день под дверь несли корзины с едой, а когда вместе с запиской подбрасывали и деньги. Маша безразлично пожимала плечами и брала.

- Оля, - перебила я рассказчицу, - дети выросли и уехали. Что помешало и ей тогда уехать – в ту же районную больницу?

- Тут немного непонятно и мне, - задумалась девушка, а я залюбовалась ею – в свете луны она смотрелась настоящей русалкой, в темном зрачке отражался лунный свет, светлая радужка почти слилась с белками глаз – получался острый, буквально пронизывающий взгляд – русалочий. Завораживающей была и сама обстановка вокруг нас – тишь, глушь, обнимающая со всех сторон природная благодать…

Ее рассказ будто перенес меня во времена молодости бабы Мани. Жалеть ее за то, что семья не сложилась...почему-то не жалелось - в этом деле всегда участвуют двое. Я и себя не жалела. Но вот то, что она не захотела потом устроить свою жизнь... тут уже имели место определенные опасения. Или просто не хотелось разочарований? Я становилась махровой эгоисткой, ставя на первое место только свои... наши уже интересы. Догадывалась, что послужило якорем для нее, но не знала – как это произошло? Если она осталась жить в этой ненавистной ей глухомани только из-за Вани...? Или все-таки из-за тайны, похожей на страшную сказку, что вошла в ее жизнь? Нет, это все волшебный вечер! Это он так влияет на настроение, настраивая на романтический лад. Даже тяжелая женская история воспринимается как поэма-трагедия...

- Когда и прадед надумал уехать из села, он решил продать дом. За него он должен был бабушке еще с развода. Просто она не хотела отбирать что-то у детей. Но когда пришло время, он его все-таки продал, а ее упросил не брать деньгами. Ей достался старый дом его родни – вот этот самый, что сейчас. Его записали на одного из сыновей – моего деда, и она стала жить в нем. Уезжать куда-то опять не стала.

- А почему ведьма? - решила я не зацикливаться на своих сомнениях, - что сразу так категорично? Зачем эти корзины с едой, что за дикая традиция? Первый раз слышу о таком. Мне тоже притаскивали их – два раза.

- Ва-ау! Круто, - обвела меня взглядом Ольга, - ну… и ничего странного. Вы удивительная – воплощенная женственность со стальным стержнем внутри. А захотели бы - стали просто неотразимой.

- Помыть за ушами и оттереть пятки камушком? – усмехнулась я.

- Нет. Просто нужно хотеть, - махнула ладонью Ольга, отгоняя комаров.

- Налетели, сволочи. Нужно было взять спрей.

- Уходим? – поднялась я с расстеленной на траве ветровки. Отряхнула ее и набросила на плечи. Когда мы вышли на край леса, ветерок разогнал летучую живность. Ольга вздохнула и сказала:

- Запомню на всю жизнь. Хорошо, что взяли и просто пошли. Сто процентов – больше так не получится, даже если спланируем.

- А давайте попробуем? На завтра?

- А давайте! На что спорим? – загорелась она.

- Ольга? Вы что-то знаете, чего не знаю я?

Она засмеялась и нехотя призналась: - Приезжает папка. Просил сообщить, когда вы появитесь. Кто я такая, чтобы отказывать родному отцу? Точно не скотина неблагодарная.

- Оль, на буровой трудно? Не принимают женщину? Не считают авторитетом?

- Хмм… я была там только три месяца на практике. А что - так заметно? – сделала она вид, что расстроилась.

- Ну да, вы не особо выбираете выражения - знакомо все это. Раньше такого рода проблемы были для меня почти нормой. Я ругалась матом.

- Да неужели? – присела она в деланном испуге.

- Точно, - вздохнула я, - у Марка уши вяли, до сих пор уважает. А я долго боялась сорваться еще раз – и стыдно и боязнь с детства. Отец наказывал нас с братом за бранные слова, а уж за это… Если бы он только заподозрил, что я способна на такое…

- Наш не ругается. У нас лучший отец в мире. Присмотритесь к нему, Алена. Пожалуйста.

- Вы не в курсе, как там с Русей? – нейтрально поинтересовалась я.

- Они разведены, отец свободен. Руся… это единственное, чего я не понимаю, но Борька говорит, что папка просто одичал в пустой квартире. Живого дыхания рядом захотелось.

- Может быть, - задумалась я о том, как быстро живого дыхания рядом захочется Олегу? И пускай, но знать об этом я не хотела.

- Вы не могли помириться с мужем, - заявила Ольга.

А я, наконец, увидела эту возрастную разницу между нами. Она была очень разумной и благодаря легкой полноте выглядела старше своего возраста, а на самом деле была еще совсем молоденькой – что такое двадцать пять? Такая простая… как сказала бы Ирка. Простота хуже воровства. Что я могла ответить? Резко осадить? Вечер не способствовал этому, и я ответила мирно:

- Мы не помирились с мужем в том самом смысле. Но у меня будет ребенок от другого мужчины, по этой причине лучше вашему папе приехать через недельку, когда мы будем торжественно сдавать дом. Это будет хороший и серьезный повод. Если, конечно, у вас на завтра нет каких-то семейных планов. Папа у вас хороший, берегите его. Но со мной ему точно ничего не светит.

- Спасибо, что объяснили, - качнула она головой, - так я и сделаю.

Мы разошлись по своим спальным местам, ополоснув ноги у колодца. Я давно заметила, что лучше спится, если ноги ополоснуть на ночь холодной водой.

Уже в постели, вспоминала события этого длинного-предлинного дня, рассказ Ольги и вспомнила, что так и не получила ответ на свой вопрос – почему все-таки ведьмы? Не те женщины, род занятий которых давно уже имеет свое название, а именно – ведьмы? Вопросик…