В этих местах во время войны прошли страшные бои. Впереди по фронту располагалась немецкая линия обороны «Пантера» – укрепленный за время оккупации рубеж, преодолеть который с наскоку у советских войск не получилось. Наше наступление замерло, противники переключились на позиционное противостояние - вялые перестрелки, редкие артналеты и разведвылазки. Когда высшее командование решило, что пришло время, наши войска поднялись и пошли в наступление. Пошли в наступление… Просто встали по приказу и пошли…
- Там болото не топкое, скорее – просто очень влажная низина, а вокруг лес… и старый и совсем молодой – дикий, выросший безо всяких посадок и ухода. Сосны, лещина, рябинки с кустарниками понизу, а под деревьями редкая трава и мох, шапками укрывающий песчаную землю. Птицы не селятся… я, во всяком случае, ни разу не слышал там ни пения, ни свиста – даже в самый погожий день.
Мы сидели у костра, который был разведен невдалеке от дома - одиннадцать человек, включая меня и бабу Маню. Костер разбрасывал горячие искры, дрова прогорали и с шорохом оседали, превращаясь в алые угли. В кострище еще подбрасывали колотых поленец – из хозяйских запасов. Баб Маня отмахнулась от меня, когда я напомнила, что дрова в зиму будут нужны ей самой:
- Они всегда оставляют деньги, прикуплю потом.
Отряд поисковиков состоял из студентов и их руководителя - пожилого мужчины в спортивном костюме. Он вышел на пенсию в звании подполковника еще лет тридцать назад. Какое-то время работал военруком в школе, там же пристрастился к поисковой работе. В походы с ним ходили его ученики, а потом их дети и знакомая молодежь. Сейчас на поиски останков павших бойцов шли студенты областного архитектурно-строительного, который когда-то заканчивала и я.
Вначале, увидев приближающуюся к дому шумную компанию, я слегка опешила – у нас с баб Маней как раз шел серьезный разговор. Утром я нашла возле входной двери плетеную корзину с продуктами. Там было наложено столько всего! Сыр, домашний творог, десятка три яиц, чисто и грамотно ободранная кроличья тушка, так же аккуратно ощипанная жирная курица, молоко в двухлитровой пластиковой бутылке. А еще – конверт. За него я и ухватилась в первую очередь, надеясь найти объяснение анонимной доставке. В конверте краснело пять тысяч одной бумажечкой. Баба Маня невесело хмыкнула, отводя глаза, потопталась на месте, тяжело вздохнула и деньги у меня отобрала, объяснив появление корзины очень просто:
- Заказ мой принесли.
- А деньги?
- А деньги – сдача, - отрезала она, - заноси и разбирай.
Потом мы сидели на лавочке под яблоней, и она настырно выясняла:
- Ну и что же ты не вышла к нему?
- Вы серьезно? – удивилась я, - а зачем оно мне, интересно? Я уже седые волосины дергаю, если что. И привыкла, чтобы рядом взрослый мужик храпел. А он хоть и немного разбалованный, но неплохой – умный, с широким кругом интересов, романтик. Я не знаю, за каким… таким он топтался под окошком. Может, пару дней уже секса не было? У них в этом возрасте вместо мозга – кипящая сперма. Я ничего ему не обещала… ну, бегала тетка сдуру, трясла задом, так не я и задавала программу - командовал он. Я просто брала экскурсию. Так что ничего страшного - ему полезно. Такому, наверное, редко отказывают.
- Рано утром забегал… я уже не спала. Оставил номер для тебя, просил позвонить.
- Давайте. Позвоню потом, еще раз скажу спасибо, - вздохнула я, забирая бумажку-записку из ее рук и вместе с хозяйкой глядя на приближающихся со стороны села людей. Присмотревшись к груженым большими рюкзаками фигурам, взглянула на бабу Маню - она выглядела спокойной и даже довольной.
- Поисковики… Приезжают на автобусе и всегда останавливаются у меня. Посидят немного, пообедают и сразу уйдут. Туда не сильно далеко - километров семь и место. Здравствуй, Степан, - приветствовала она худощавого мужчину лет семидесяти, вставая навстречу и легонько приобнимая его.
И вот мы сидели у костра, а уже упала ночь, но никто не уходил спать, хотя палатки были расставлены тут же – на поляне. Отряд решил задержаться до утра – одна из девочек не очень хорошо себя чувствовала. Не знаю, в чем там было дело, может в простом женском недомогании – они шептались с баб Маней, а потом та заварила какую-то травку и дала ей выпить, велев не забыть заодно и но-шпу. Гости пообедали, разбили временный лагерь, выспались днем, а вечером подтянулись к костру на посиделки. Эта доверительная и уютная обстановка напомнила мне сразу и детство, и студенческую юность, и наши с Олегом рыбалки. Теми вечерами так же горел костер, только где-нибудь над водой. Мы с ним сидели в удобных раскладных креслах и смотрели на прогорающие угли, дышали озерной или речной влагой, дровяным дымком, запахами вкусной готовки…
Сейчас все было почти так же, только лица, которые выхватывал из темноты отблеск пламени, были незнакомыми и молодыми – шесть парней, две девушки и их пожилой командир Степан Григорьевич. Это он делился своими впечатлениями о прошлых походах, разъяснял обстановку и доводил ребятам свои требования с абсолютно прозрачной для меня целью – обеспечить их безопасность.
- Как-то с нами ходила девочка… на самом деле и не девочка уже, но я помню ее еще десятиклассницей - Анечка, а потом уже Анна Матвеевна - небольшой чиновник в районной администрации. Крепкая с виду женщина, а оказалась сильно впечатлительной, - рассказывал мужчина.
- Там… стоит только выйти ночью одному, как лес начинает звучать… Я тоже слышал крики «Ура!»… будто души погибших до сих пор идут в атаку. Еще взрывы, пулеметные очереди, крики агонии – звуки боя. Не в полную силу, а будто в отдалении. А Аня не просто слышала, она видела бойца, который полз с простреленной ногой… видела не раз. Вечером отходила от лагеря, а он тут как тут – ползет… и стонет, сцепив зубы. И да… птиц не было, все обращали на это внимание. А там, где было совсем тихо… мертвенно тихо, искали особенно старательно и всегда находили, - печально вздохнул он и поднял глаза на нас.
- Как? Ковыряли все бугорки? - тихо спросила я.
- Тела лежат поверху, укрытые только мхами, - отрицательно качнул он головой, - срабатывал металлоискатель – в одежде и экипировке всегда присутствовал металл – пуговицы, портсигары, пряжки ремней, ножи... Мы вскрывали мох, убирали корни и проросшие сквозь тела кусты и деревца - всяко было, и находили скелеты в истлевшей одежде и сапогах, с оружием. Она не выдержала - Аня. В какой-то раз пошла за ним, а он все полз и полз, и стонал…, а она шла. Заметила место, где он окончательно ткнулся в землю лицом. Там мы его и нашли, захоронили потом в братской могиле – смертного медальона при нем не оказалось. Анечку я потом с собой больше не брал – она совсем поседела за эти пару часов. Там нельзя находиться людям с больным сердцем или слабой психикой - слишком впечатлительным. Нельзя отходить от лагеря ночью, особенно девушкам.
- А почему только им? Нам, значит, можно? - настороженно хмыкнул высокий белобрысый парень.
- Лучше не отходить никому. Но чаще почему-то выходят к девочкам… заводят приветливый разговор, советуют - где искать.
- Кто выходит? – спросила я деревянным голосом.
- Погибшие бойцы. В красноармейской форме, с оружием… все, как положено - как живые.
- И что? На том месте, куда они укажут, их находят?
- Если девчонки дослушают, то всегда находят. А то в обморок валятся, до конца не выслушают... Во всех без исключения поисковых группах есть строгое правило – не проводить раскопки в вечернее время и после наступления темноты оставаться в палаточном лагере.
- Только здесь так? Только в одном этом месте? – поинтересовался еще один из ребят.
- Точно знаю, что такое же творится в Мясном Бору. Но думаю, что везде, где гибли настолько массово и тела до сих пор не захоронены, будет то же самое. Хочу понимания…. Я не пугаю вас, а мотивирую. Вы должны правильно понимать – зачем мы туда идем. И что предстоит не туристический поход и не отдых на природе. ИМ это жизненно необходимо. Нет, даже не так… речь же идет не о жизни, а о чем-то еще серьезнее. Мы не знаем – что это и почему ИМ так важно быть захороненными – это тайна, но не мистика, я в мистику не верю. Есть какой-то закон природы – закон сохранения души и этой душе нужно, чтобы было именно так, иначе ей плохо.
- Туманно все… - задумчиво кивнул полноватый, бритый под ноль парень.
- Да.
- И неправильно, - продолжил студент, - госпитальное судно "Армения", затонувшие во время войны вместе с экипажем и персоналом четырех севастопольских и ялтинских госпиталей... с семьями, раненые... всего около десяти тысяч - кто их считал тогда, при погрузке? Искали семьдесят пять лет... обнаружили и не поднимают. Никогда не поднимают такого рода объекты, даже если нашли. Максимум – забивают координаты и опускают в волны венок. Корабль считается неприкосновенным захоронением, братской могилой. Так зачем рыться в человеческих костях, если можно освятить территории, наподобие этого Черного леса, как освящают кладбища, не тревожа воинские останки? Их же не так и много – этих мест.
- Не знаю, - тяжко вздохнул старый подполковник, - но так не делают. Наши кладбища освящают по православному канону, а воевал и погибал народ разных верований, может поэтому? Я не думал об этом так, как ты, Саша. Обязательно поинтересуюсь потом у священника.
- А что дальше было с этой Аней? - спросила одна из девочек, вытирая мокрые щеки.
- Ходят с мужем в церковь, вдвоем молятся за того солдата.
- А как, если они не знают его имени? – уточнил бритый парень.
- Может, это не так и важно? Не знаю... Говорила, что молится за него, за погибшего воина.
Ближе к полуночи все разошлись спать. Я проследила, чтобы костер затушили и тоже ушла в свой угол. Удобно устроилась на постели, открыла ноут и влезла в интернет.