Беркутов вышел из гостиницы в состоянии легкого потрясения. Это состояние настигало его всякий раз, когда он видел свою соседку. В самом начале он еще не совсем понимал – что с ней не так и что происходит ним? Первый раз он увидел ее в конце зимы, одетую в пушистую шубку и просто ненадолго задержал взгляд. Красивых женщин было много и то, что в соседней квартире поселилась одна из них, не самая выдающаяся, не было чем-то из ряда вон…
Когда только строился дом, а квартиру уже готовили под его запросы, он не учел один нюанс… просто не знал, что стены остро нуждаются в дополнительной звукоизоляции. Это стало ясно, когда ремонт был окончен и заводить бодягу по новой уже не имело смысла. Да и особой надобности в этом не возникало - через общую с соседями стенку он устроил хоз.комнату, где хозяйничала приходящая прислуга. Просто однажды он пролил на свой письменный стол что-то липкое и не захотел убирать это чистым кухонным полотенцем – пошел искать ветошь и услышал…
Теперь он понимал из-за чего все началось – его соседка говорила, а главное смеялась, как его Лена. Его жена - женщина, которую он по-настоящему любил, умерла восемь лет назад, и Беркутов долго страдал по ней. В полном смысле и понимании этого слова – с тяжелой депрессией, ухудшением здоровья, потерей интереса к работе и женскому телу. Ему тогда не было и сорока, а жизнь, казалось, остановилась навсегда. Дети - сын и дочка, справлялись с бедой самостоятельно и особой заботы не требовали, хотя он старался проявлять ее, как только мог.
- Папа, - ломко басил пятнадцатилетний Борис, названный в честь деда: - С нами все в порядке. Помощь нужна только тебе – займись уже собой, наконец.
Ему поддакивала близняшка Оленька. Этим двоим кто-то третий никогда особо и не был нужен - даже мать. Они сравнительно легко пережили трагедию еще и потому, что перед смертью Лена очень долго лежала в больнице и дети успели привыкнуть к ее отсутствию. Беркутов честно делился с ними новостями о состоянии матери, и это постепенно готовило их к самому плохому исходу. Поэтому ее уход не стал таким страшным потрясением для близнецов, как для мужа. Первые пару ночей после похорон он провел на кладбище. Летняя земля была теплой, и он даже умудрялся уснуть на мягком могильном холмике возле своей Лены. Эти ночевки не являлись каким-то чудачеством или помешательством, просто так ему было легче – уйти туда и пережить первое, самое острое горе в одиночестве.
Этот тяжелый период прошел – он справился. Дальше справился и с депрессией, а потом, казалось, полностью вернулся к жизни – подтянул дела на работе, а через три года даже стал изредка встречаться со спокойной симпатичной женщиной. Дети получали дополнительное образование в Москве и в родной город возвращаться не планировали. А увеличение доходов и изменение статуса требовали присутствия статусной же спутницы на встречах и приемах. Серьезно впрягаться в проблемы взрослых уже детей своей любовницы у Владимира не было никакого желания. Тогда, полтора года назад, он спокойно расстался с женщиной, сделав дорогой подарок, в котором нуждался ее сын. Закончив с этим, он присмотрел для себя Руслану. Навел о ней справки и предложил взаимовыгодный союз с брачным договором, честно озвучив ей причину, и она не отказалась.
Плюсы этого брака были в том, что теперь не нужно было каждый раз терпеть возле себя нового чужого человека, а еще Руся была натуральной с ног до головы, не очень умной, не наглой, не надоедливой и не хотела детей. В доме появилось что-то вроде красивой ласковой собаки, к которой Беркутов со временем даже по-своему привязался. Все оказалось неплохо, кроме секса – он не особо хотел свою новую жену, суповой набор с модными прямыми плечами и тонкими длинными ходулями не вдохновлял на постельные подвиги. Ему действительно нравились женщины с формами, он не соврал. Особенно такими, как у Алены.
Но вначале он услышал смех из-за стены… Смех и звуки оживленных разговоров вообще часто звучали в той квартире. Беркутов стал заходить по вечерам в хоз.комнату, чтобы просто послушать ее голос. Это не было подслушиванием - фразы по отдельным словам не угадывались. В один из дней он приурочил свой выход из квартиры к тому моменту, когда открылась дверь у соседей, и они, наконец, познакомились, а он вблизи рассмотрел обладательницу приятного грудного смеха. Женщина оказалась совсем не похожа на Лену внешне, зато ему вспомнилось, как однажды он разглядывал комиксы-карикатуры Бидструпа. Между оригинальными изображениями компьютер выбрасывал схожие картинки, и ему врезались в память эти зарисовки. В тот же день, как настало тепло, и соседка сняла объемную верхнюю одежду, он влез в компьютер и нашел этот образ женщины-мечты, воплощенного идеала для любого мужчины, как бы ни заявляли они свои вкусы.
Черты лица Алены не поражали - они были приятными, но немного старомодными, отсылая память к немецким фильмам середины прошлого века. Но вот ее тело… это была совершенно другая история.
Беркутов стал поджидать, когда супруги выйдут утром из квартиры и успевал войти в лифт вместе с ними. Там с ним ожидаемо творилось то, что и должно было твориться с нормальным здоровым мужчиной, у которого секс случался изредка и без особого желания - стойкая эрекция и зуд в ладонях. Они зудели и ныли от потребности измерить объем талии этой женщины, обхватив ее пальцами двух рук. Все остальное части тела соседки – грудь, зад, длинные рельефные ноги могли быть просто приятны глазу, но на контрасте с немыслимой талией они слепили, как сполохи бриллиантов. Он прикрывал стояк верхней одеждой или папкой с документами всю дорогу – с семнадцатого по первый этаж, будучи не в состоянии поддерживать даже самую простую беседу.
Сосед и муж – Олег, быстро раскусил маневры Беркутова с совместными поездками в лифте и попытался сдвинуть свой график выхода из квартиры на раньше или позже. Но для Владимира это не имело значения - время его появление на работе точно никто не отслеживал и он мог позволить себе любую задержку и даже серьезное опоздание. Когда по огненным взглядам Олега выяснилось, что тот понял интерес соседа к своей жене, Беркутов совсем перестал скрывать его и тратить на это драгоценное время в лифте. Да и что, собственно, оскорбительного было в его молчаливом любовании? Он только смотрел – и все.
Сама женщина ничего не замечала, она была полностью зациклена на своем муже, а тот ревниво и грозно отслеживал взгляды Беркутова. Это было забавно, хотя и мучительно с точки зрения физиологии. Но совместные поездки стоили того, потому что благодаря наблюдениям и невольно подслушанным обрывкам разговоров выяснилось, что эта Алена… вообще что-то с чем-то, и дело не во внешности. Она оказалась уникумом в принципе! Эта женщина абсолютно не осознавала своей власти над мужчинами – почти над любым из них, стоило ей только захотеть. И совершенно искренне и честно не подозревала о наличии в своем боевом арсенале почти неотразимой женской харизмы. А коктейль был убойным – живая естественная непосредственность, наличие ума, легкий характер и эти линии… Бомба! Это была просто атомная бомба.
Она была немного простоватой в своем поведении и общении. В ней не наблюдалось ни грамма так называемого «гламура» или спокойной высокомерности, присущей знающим себе цену женщинам. Но Беркутов давно вышел из возраста, когда ценят дорогие подделки или эксклюзив такого плана. У него уже был когда-то свой собственный уютный и милый эксклюзив – его Лена. В свое время он любил ее до умопомрачения и как-то незаметно стал проецировать те самые подзабытые уже чувства на Алену – такую же недосягаемую для него сейчас. Они с Леной не были похожи внешне, но эта милая и естественная простота, это отсутствие манерности, этот искренний смех… эти приятные глазу объемы в нужных местах!
Он ни на что не надеялся и ни на что не рассчитывал – просто любовался ею со стороны и тут вдруг такой подарок! Думать так было грех, все же Руся сильно пострадала - некогда красивое лицо превратилось в кровавое месиво…, он с сожалением отвел взгляд и пообещал оплатить любую пластику.
Сразу же положил на ее счет некоторую сумму на первое время (какое-то жилье у нее было) и мирно договорился о разводе. Кажется, Руся рассчитывала в будущем на внимание своего любовника. Беркутов веселился по этому поводу, но только в самом начале – в первые часы после трагедии, пока не узнал, что Алена находится под стражей. Он быстро поднял все доступные ему связи, ее свобода стоила ему нервов и денег, но! Потом он говорил с ней, касался ее локтя, владел ее вниманием, получил ее благодарность и опять – но! Он крупно лоханулся – оказывается, вчера было можно... А он не знал! Просто не сообразил, в голову не пришло, что тяжелым, почти убитым состоянием женщины можно было воспользоваться. Сообразил бы – воспользовался. Ему было не до щепетильности и не до тех самых реверансов – без малого год лифтового мазохизма довел его почти до ручки: иногда он фантазировал ночами и… баловался. В полных сорок семь лет…
Они с Олегом подрались, наговорили друг другу гадостей и после этого Беркутов почувствовал себя влюбленным мальчишкой, который первый раз дрался за девочку. Он готов был подарить ей мир в разумных пределах, себя и, само собой - детей, которых она хотела, хотя и понимал, что немного староват для этой женщины. Но привычка продумывать стратегию и строить планы давала себя знать - после родов ее талия обязательно раздастся и перестанет быть такой хрупкой и тонкой, и тогда чужие мужики больше не будут пускать слюни на его женщину. К тому времени он уже успеет насладиться бесподобными ощущениями, а ее смех и она сама - это очень надолго. Сейчас он хорошо понимал ревность Олега, но не жалел его – этот идиот бездарно просрал самое лучшее, что могло случиться в его жизни. Все эти мысли и планы доставляли Беркутову колоссальное удовольствие, погружали в немыслимую эйфорию, но только до тех пор, когда он поговорил с Аленой и узнал, что не в ее вкусе.
Этого следовало ожидать. Он никогда не считал себя красавцем, но и уродом его нельзя было назвать – грубоватые черты лица и его уверенное выражение нравились женщинам. Сейчас же он утратил половину своего обаяния - уверенности не было и на грош! Он не знал что ему делать, ему было жаль страдающую из-за предательства мужа Алену, которую он умудрился несколько раз назвать именем своей жены и разозлить. Он не собирался делать этого, просто был растерян и дезориентирован открывающимися возможностями. Хорошо еще, что хватило ума и выдержки не выказать свой интерес слишком явно, а еще раньше пришло это решение – с домом. Это было единственное, что он сделал правильно – дал ей время отойти от психологической травмы и обезопасил себя – в далекой деревне у него не должно было появиться серьезных конкурентов. А что они будут и даже уже где-то есть – скрытые и замаскированные, как он сам все это время, он был уверен.
Нужно было ненадолго отложить завоевание женщины и закончить все дела с Русей – статус свободного мужчины был необходим ему, как воздух… или, как Алена. Он опять мечтал ночами, как положит руки на невыносимо тонкую талию и сожмет ее, и пальцы обязательно встретятся, а она будет искренне и простодушно смеяться над его восторгом. Немыслимая женщина, просто невозможная!