Мистика

Глава 23

Координаты баба Маня нарисовала подробно: все по дороге и по дороге, а где-то посередине леса у самой дороги и должен находиться лагерь поисковиков. Так и я пояснила Голубеву. Он молча кивнул, и все свое внимание уделил передвижению в стремительно сгущающихся сумерках.

Было странно и непривычно ехать ночью не по ярко освещенному городу, а по лесу, где уже наступает ночь и нормальные деревья в свете фар выглядят страшными дикими зарослями. Потряхивало на корнях и ухабах, я даже извинилась перед водителем, но он на это только скупо улыбнулся.

Саша Голубев был самой таинственной личностью во всем нашем коллективе. К нам он пришел из фирмы, которая занималась установкой электронных систем бытового комфорта. С такой техникой он управлялся очень грамотно, и работал, как правило, в паре с еще одним человеком. У нас он был единственным специалистом такого рода, имеющим сертификат-разрешения, выданные представителями фирм-производителей, с которыми мы работали. Насколько я знала, у него была семья, кажется, я краем уха что-то слышала о дочери. Но здесь, в своем отпуске, он почему-то находился один.

- Саша, вы любите отдых такого рода? Увлекаетесь экотуризмом? А семья не разделяет ваше увлечение?

- Нет, Алена, дело не в этом, - быстро взглянул он на меня и опять уставился на дорогу. Ну, нет, так нет – виновата. Вообще не мое дело.

Вскоре между деревьями мелькнул слабый свет, а уже потом я увидела и отблески костра. Окинула взглядом просторную, уютно обустроенную поляну с небольшим палаточным городком на ней. Это место мне нравилось. Мы остановились, съехав на обочину, и Голубев спросил меня:

- А если бы я тоже… собрался поучаствовать? Любопытно… я еще не сталкивался с такого рода увлечениями.

- Я бы так не сказала - увлечением, Саша. Скорее – служением. Вы можете приехать сюда в любой другой день или ночь, но лучше не сегодня.

- Ну… я понял. Тогда просто узнаю условия, на которых смогу остаться в другой раз.

- Саша, я не могу запретить вам остаться даже сегодня. Можно спать в машине, но Мария Львовна ждет, я уже предупредила ее, - пыталась я как можно деликатнее отправить его восвояси, и стараясь не слишком показывать свою заинтересованность в этом.

- Конечно, я понимаю, - мягко остановил он мои извинения и вышел из машины, я – следом за ним. Возле костра уже собрались все те ребята, которых я запомнила еще с первой нашей встречи. И две девочки тоже оставались здесь, несмотря на страшноватую эпопею с боеприпасами и взрывами. Подполковник встал нам навстречу и поздоровался за руку с Сашей, одобрительно окинув взглядом его мощную фигуру. Они поговорили, Голубев отошел от костра и уехал.

Подойдя ближе, я устроилась рядом с сидевшими на длинном бревне ребятами на мягкий сверток спального мешка. От предложенного ужина отказалась. Недолго молча посидела и послушала не совсем понятные для меня разговоры. Пора было задавать свои вопросы, и я подумала, что там нет ничего такого, что нельзя обсудить коллективно. Ребята собрались грамотные, вдруг что подскажут? Извинилась, что перебиваю и отвлекаю, и спросила у их командира:

- Скажите, а какая-нибудь схема или план размещения войск, которые стояли в этом лесу перед самым наступлением, существует?

- Само собой, - оживился он, усаживаясь удобнее и, похоже, настраиваясь на интересный разговор: - Наступление готовили, долго длилось позиционное противостояние. Лес большой, но если походить и внимательно посмотреть… до сих пор хорошо видны обрушившиеся блиндажи, системы ходов, одиночные ячейки для стрелков и полноценные окопы, вырытые в полный рост. Конечно, все это оплыло и заросло, но все равно заметно и узнаваемо. Какие именно части вас интересуют?

- Танкисты. Меня интересует то место, где тогда стояли танки. Сколько их было, номер части и если можно - список офицерского состава, количество танков в одном батальоне, мог ли офицер ездить на танке один? И пистолеты… их выдавали всем офицерам?

- Сведения о точном количестве техники и по личному составу я дать вам не могу, - улыбался мужчина, - только общее: тогда в тяжелом танковом батальоне было девять танков, средних – до тридцати, а легкие танки в конце войны в наступлениях уже не участвовали. Командиром танка всегда был офицер – лейтенант, старший лейтенант. Танковой ротой командовал капитан. Батальоном - майор, дивизией…

- Нет, дальше мне не нужно.

- Тогда – пистолеты? Да, личное оружие положено было всем без исключения офицерам.

- Танкист… он мог просто пропасть без вести? Командир батальона, например?

- Вы о боевых потерях? Не думаю… - заинтересовался он, - а к чему вопрос? С чем связано?

- Здесь в сорок четвертом пропал без вести майор Дружанин Ив…ан Георгиевич, - слегка запнулась я на имени, - так и сообщили родным – во время наступления пропал без вести.

- Фантастика… - пробормотал подполковник, - не имею права отрицать такие сведения… они же официальные?

- Само собой. Да, - подтвердила я.

- Не знаю… после войны находили танки, которые «утонули». Но именно во время наступления и командир…? Ничего не могу сказать. А почему вы спросили - мог ли офицер ехать на танке один?

- Да будто бы он ездил. Насколько это вообще... нормальная практика?

- Вы имеете в виду этого Дружанина? Майор? А почему нет? Командир в нужный момент мог заменить любого члена экипажа, в том числе и механика-водителя. И сгонять на легком танке в дивизию или полк на военный совет или доклад мог вполне. Зачем в этом случае гнать весь экипаж?

- А здесь стояли легкие танки?

- Не должны. В сорок четвертом в наступление, как правило, шла только тяжелая мощная техника. Тогда в войска уже массово поступал и легендарный средний Т-34. Хотя… в тяжелом или среднем танковом подразделении вполне мог быть и легкий танк – они использовались в разведке и вот так… выполняли функции автомобиля, - улыбнулся он.

- А как поступали со сгоревшими танками? – настырно выясняла я, - меня интересует судьба погибших экипажей. Тела же извлекали потом? Они могли сгореть там… в пепел? До невозможности идентифицировать останки?

- Нет, - внимательно смотрел на меня мужчина, - внутри самого танка нечему так длительно поддерживать горение – масла и смазки выгорают быстро. В раскаленной броне тела обгорали, а потом просто… пеклись, простите за такие подробности. И да – тела извлекали из корпуса похоронные команды. Составлялись документы, шла сверка по списку личного состава и бортовому номеру танка.

- Вы разрешите мне заночевать здесь? – трудно вытолкнула я из себя самые простые слова, - хотелось бы завтра взглянуть на то место, где стояли танкисты.

- Ну, это просто – по этой самой дороге дальше и почти до самого конца леса. Это километра два отсюда. Там по обе стороны до сих пор нет высоких деревьев, только поросль осинника, а в войну, очевидно, была просто поляна. Танки всегда маскировали от чужой авиации под деревьями, а там они перестроились и пошли в наступление.

Еще некоторое время народ упорно бодрствовал, а потом стал зевать и расходиться по палаткам. Я спросила у начальника, где можно устроиться на ночь мне.

- В моей, разве что, - пожал он плечами, - там походная койка, устраивайтесь, я могу у костра.

- А свободной палатки нет?

- Там у нас склад, - кивнул он на стоящую в стороне палатку, - и ящики с останками. В этот раз нашли шестерых. С каждым годом все меньше.

- Это, наверное, хорошо? - осторожно поинтересовалась я, - а спать у костра буду я. Только, если можно, выделите противомоскитную сетку и что-нибудь под голову.

Он согласился, не стал спорить и уговаривать меня, и это было правильно. Часам к одиннадцати у потухшего костра не осталось уже никого. Я расстелила вдоль бревна полипропиленовый коврик и голубевский спальный мешок. Под голову подложила выданное мне теплое одеяло, обезопасила себя от комаров, улеглась и притихла, вспоминая разговор. Все было так, как и я думала – то, что танкист пропал без вести, удивило даже бывалого военного. Но Ваня не вернулся с войны и в части его не досчитались именно после наступления у села Длинное. Конечно, нужно сделать скидку на разного рода случайности, перестраховку и бардак, которые обязательно имели место и в те времена. Значит, или-или… И одно «или» я собиралась проверить этой ночью.

Постепенно стихли все звуки, издаваемые людьми – шелест, шорохи, голоса в палатках. Наступала глубокая ночь. Птичьи голоса… хотелось бы сказать, что стихли, но и правда – я не помнила их здесь. Постепенно вершины деревьев, хорошо видные на фоне чуть более светлого неба, пришли в движение, уже давно тянуло прохладой, ночной ветерок немного сдувал комаров или просто – я их не сильно привлекала?

Дождавшись полной тишины в лагере, я тихонько встала, прислушалась и сразу насторожилась. Показалось - шумит мотор. По коже пробежал озноб, вспомнились те слова подполковника – что ночью лес начинает звучать. Он и звучал – шумело в вершинах деревьев, поскрипывали стволы высоких сосен, было еще что-то – шорохи, легкий треск… Но звук мотора мне не послышался - он был. Правда, танк гремел сильнее, но что, если просто он далеко отсюда? В двух, к примеру, километрах?

Направление движения я знала, фонарик был с собой – я готовилась заранее. Свободный летний комбинезон, прилегающий к телу только в поясе, прикрывал от свежего ночного воздуха и комарья, ноги в спортивных тапочках ступали по земле тихо и неслышно – я шла по дороге. Скоро выяснилось, что без фонарика идти удобнее – тогда темнота уже не кажется такой непроглядной. Похоже, где-то за деревьями восходила луна, и лес потихоньку приобретал рельефные очертания и не ощущался уже такой темной массивной глыбой, нависающей над дорогой.

Не представляю себе, сколько времени прошло – все ощущения смазались, вытесненные чувством тревоги, легким страхом и волнением. Но, в конце концов, я дошла – все говорило об этом. Деревья расступились и стало видно почти полный лунный диск, который не спеша поднимался над широким пространством с действительно низкой порослью.

Все то время, пока шла, я неосознанно ждала того, о чем в прошлый раз предупреждал Степан Григорьевич – что вдруг окликнет меня кто-то из-за дерева мужским голосом, выйдет и вполне себе дружелюбно предложит искать его истлевшее тело под конкретным кустиком… и что тогда? Что делать, если я шла сюда, только чтобы убедиться в том, что Вани здесь, между ними - мертвыми, нет? И боялась до дрожи в коленках и замирания сердца не призраков – Бог с ними, по рассказам они совершенно безобидные, а того, что вдруг выйдет он… Выйдет и просто скажет:

- Девушка, вон под тем деревцем поищите.

И я сразу умру…

- Ваня… - тихонько позвала я, повернувшись лицом на ту сторону дороги, где пространство открывалось шире. И прислушалась… Все то же – шум ветра в ветках, скрипы, комариный звон, безобидные тихие шорохи – зверушки, наверное. Совсем не страшно. И я позвала уже громче и увереннее:

- Ванечка-а! Ты же не здесь? Я не верю, Ваня. Но если вдруг… то ты выйди. Ваня, выйди! Я не испугаюсь – клянусь. Просто посмотрю на тебя еще раз и потом найду, да? Ванечка-а! Ваня-а-а… ! - орала я во все горло, захлебываясь рыданиями. Сгибалась пополам, выдыхала, вдыхала и голосила опять:

- Выйди, если ты здесь! Сейчас же выйди, немедленно! Ваня-а…!

Тихий оклик заставил сердце почти остановиться, и я замерла… не дышала и не двигалась. Не знаю с чем можно сравнить это состояние? С параличом, когда во всем теле ощущается живым одно только сердце? Полное оцепенение и холод, сковавший тело от страшного осознания – откликнулся... Но я еще смогла выдавить из пережатой тоскливым ужасом глотки:

- Да… я жду… здесь… Ванечка.

Застыла столбом и ждала, обливаясь холодным потом - правда ждала его появления. Мыслей не было совсем, одно только отчаянье – не на это «или» я рассчитывала и совсем не этого хотела, не об этом молилась, когда почти не спала прошлой ночью, продумывая эту безумную вылазку. Молилась, не зная слов молитв, зато с глупой сумасшедшей надеждой:

- Господи! Пожалуйста, помоги - он заслужил. Лучше пусть я не найду его – хоть до десятой пускай будет живой. И черт с ней! Прости меня, Господи…

И сейчас тоже могла только это:

- Господи… Господи… Господи… - закоротило меня. Обреченно стояла и ждала, слыша тихий звук приближающихся шагов и почти теряя сознание от страха и понимания.

- Алька, – тихо раздалось шагах в двадцати от меня, - Аля, это я, не пугайся только.

Олег… Я развернулась в его сторону, как кукла – с висящими вдоль тела слабыми руками, на непослушных ногах. И с ощущением огромного, просто немыслимого облегчения, оставившего совсем без сил – не ОН…

- Что ты делаешь, а? Какого ты поперлась сюда?! Какой здесь, на хрен, Ваня?! – тормошил меня, обхватив руками, Олег. Стиснул, прижал к себе, а я просто затихла на время, уткнувшись носом ему в грудь и выжидая, когда тело и голос опять начнут повиноваться и слушаться.