Мистика

Глава 29

К родительскому дому мы добрались в самый солнцепек. В саду под огромной грушей, такой старой, что нутро ее было одним огромным дуплом, стояли столы с количеством посадочных мест человек на пятнадцать. Проходя к дому мимо груши, я шепотом отметила:

- Коль, сидеть под ней все страшнее и страшнее, а мне жить сейчас хочется особенно сильно.

- Посмотришь потом – батя зацементировал ствол. Теперь это считай - бетонный столб, а выкорчевать… ты что – это же «Бера» и груш с нее не меряно.

- И ос тоже - ух, - вспомнила я истекающие медовым соком груши, подбородок, руки в этом соке и тысячи ос над кучами падалицы под деревом. Нашей с братом обязанностью было собирать ее и уносить из сада. Таскали ведрами, отмахиваясь от осиных полчищ. Не единожды были ими кусаны.

Наконец, вошли в относительную прохладу дома – каменного, большого, с надстроенным десять лет назад деревянным вторым этажом. Делала проект я, перепланировкой и стройкой тоже руководила я и сейчас с удовольствием осматривалась вокруг, а потом обнималась и расцеловывалась с родственниками. Кого-то из женщин я уже видела в саду, пробегающих с тарелками в руках, кивала, махала им руками и невольно принюхивалась – в желудке ощущалась пустота, сказывались двое голодных суток. А настроение зашкаливало от немыслимой эйфории, я и шла-то – не шла, а танцевала, летела над землей.

То, что нужно будет объясняться с родителями, выдать свою военную тайну Коле, потом возвращаться непонятно куда, а перед этим – опять в Длинное, которое больше не казалось мне таким уж привлекательным – до следующего цветения липы… Это сейчас было не важно – я переживала самое, наверно, счастливое время в своей жизни, хотя УЗИ Валя не советовала и точно сказать пока ничего не могла – матка в тонусе, так перед месячными так и должно быть. Ждать задержку? Да вообще не вопрос – я-то знала, что там уже не пусто, потому что сама себя не узнавала с этими переменами настроения и слезливостью.

- Переоденься, Аленка, - гладила меня по спине мама, - в жару пропадешь в шелках своих.

- Они натуральные, мам, - обнимала я ее в ответ, - переоденусь, само собой, только после душа.

- Я недавно набрал воды, еще не прогрелась, - прогудел батя, - к вечеру будет, как парное молоко, а то – на речку сходите.

Я радостно встрепенулась, но потом вспомнила о нынешней экологии, благополучие которой сейчас везде под большим вопросом – особенно в низовьях рек. А еще о не совсем определенном, но скорее всего - нежном своем состоянии, и засветилась ему в ответ:

- Спасибо, батя, тогда в душевую схожу перед сном, - и повисла у него на шее, еле дотягиваясь, чтобы обнять. Коля был таким же высоким, как он, и мы с мамой казались совсем маленькими рядом с ними.

Он слегка приподнял меня на весу, отметил: - Худая, что ли?

- Откормите, она на целую неделю к вам, - подсказал брат, - а бабаня спит?

- Спит, к столу потом выйдет, с ней в комнате Боровичок – рисует.

Боровичком звали старшую дочку Коли – мою племянницу. Она не была толстой, скорее – плотной, сбитой. Был еще племяш Саша четырех лет. Коля спросил маму:

- Ты что – Аську сюда позвала?

Мне не понравилось, как он это сказал, я не поняла этот его тон, как и мамин виноватый ответ: - А как, Коль? Племянники же Аленкины, давно не виделись. И ты мою сторону знаешь…

- Да уж знаю, маманя, - скрипнул он зубами, а я сделала для себя зарубку на ум – узнать потом, в чем тут у них дело, и почему на этом празднике жизни Коля не хочет видеть свою жену?

Скоро мы сидели в тени под грушей, и мне совсем уже не хотелось уходить куда-то и скрываться от родни, как собиралась вначале. Валя сказала, что к вечеру температура может подниматься, но в этом нет ничего страшного. А сейчас, выслушав пожелания здоровья и похвалы моему цветущему виду от родственников, я с удовольствием пробовала все угощения, приготовленные мамой. Отказавшись от рюмки прошлогодней вишневой наливки и объясняя это жарой, наелась до отвала и стала прислушиваться к разговорам за столом. Все почти то же, что и всегда – преимущества роторной системы обмолота, недостатки молотильного барабана и классического соломотряса, цены на семенную суперэлиту в этом году…

- Коль, а они о чем-нибудь другом говорят когда? - шепнула я брату.

- А то, - усмехнулся он, - отбраковка, типичные колосья, стабильность многолинейных сортов, потомство, каждый колосок знать в лицо… они живут этим, радуйся, что уже смирились. Так что пускай себе. Дела идут неплохо, кажется...

- Кажется?

- Я редко бываю у них, Алена. Чаще, чем ты, но все равно редко, а заводить разговоры на эту тему...

- Длинный у нас будет разговор. Я говорила, что у меня к тебе дело? Когда ты сможешь?

- Сегодня и смогу. Пойдем вечером на Дон, посидим…- смотрел он на Настю, которая подходила к нам. Колина жена была тоненькой, как девочка и рыжей. По-хорошему рыжей – по красивому, и моложе его на шесть лет. Как и я, она была в просторном сарафане и балетках. Она шла к нам, и Колька смотрел, как она плывет, а потом отвернулся. Настя поздоровалась со мной, неловко ткнувшись в щеку, спросила у мужа, глядя куда-то в сторону:

- Коля, ты будешь сегодня дома?

- Не знаю. Если и буду, то поздно, - нехотя отозвался тот, - сестра приехала.

- Хорошо, тогда я пойду – посижу вместо Боровичка с бабаней.

- Ага, иди, - разрешил брат.

Настя поплыла в дом, а он опять смотрел… потом, почувствовав мой взгляд, криво улыбнулся и опрокинул в себя рюмку. Я попросила:

- Не напивайся, ты нужен мне трезвым.

- Вторая, Ален. Я больше двух не пью… и еще я закусываю, - набросился он на еду, чтобы я не вздумала, очевидно, распрашивать дальше. Все это не нравилось мне категорически.

Народ постепенно оживился, несмотря на жару - иммунитет на нее сказывался. Вино веселило, и на том краю стола вскоре запели… А я увидела бабаню, которую подводила к столу Колина жена и поспешила навстречу. Усадила ее рядом с собой, разговорилась с ней, стала кормить и отвлеклась от основного действа.

Совсем пропустила, как спели «Скакал казак…», потом еще что-то, а мы говорили с бабушкой о моей работе, о дороге, погоде у нас, о новых вагонах с туалетом в каждом купе и кондиционером… И вдруг я насторожилась от словосочетания, прозвучавшего в следующей песне – мазнуло что-то по сознанию… что оно там затронуло – без понятия, потому что никаких ассоциаций начало песни вызвать не могло. А может, дело было в общем ее смысле – я же хорошо знала ее и помнила. А только я смолкла на полуслове - горло пережало, затрудняя дыхание.

- Не для меня… - глубоким басом завел батя, - цвету…еут са-ады…

- Не для меня Дон разолье-отся, - грянули хором родственники, - там се-ердце девичье забье-ется… с восторгом чувств – не для меня…

Коля тронул меня за плечо, я обернулась, как во сне… брат провел ладонью по моей щеке, вытирая с нее слезы, спросил в ухо: - Соскучилась?

Я отрицательно мотнула головой, прислушиваясь к песне – вся была там – в ней:

- Там дева с черными бровя-ами… - она растет не для меня-а….

Пережатое горло потихоньку отпускало. Я глубоко вдохнула, набирая полную грудь воздуха, улыбнулась брату – кривовато, наверное, получилось, и в свою очередь затянула, присоединяясь:

- А для меня-а…! Кусо…еок свинца-а! Он, - задохнулась внутренним рыданием, - в тело белое вопье-ется-а…!

И смолкла… больше не могла – сцепила челюсти, потряхивало, будто в истерике, а может, это она и была. Потому что - «признайся – для меня выросла такая, меня ждала?»… Боже-Боже… - заливалась я слезами. Бабаня погладила меня по спине, потянулась через меня, толкнула Колю:

- Плохо девке, пойдите… пойди-пойди, уведи ее куда, а я тут пока посижу.

Брат обнял меня за плечи, поднял и повел мимо стола, кивнув гостям: - Устала в дороге, растрогалась… песни наши такие…

И народ затянул с удвоенным энтузиазмом: - И кровь горячая прольется-а…

Твою ж…

- Вот же, - смеялась и плакала я, - куда ты меня тащишь? Никто бы и не заметил, нашего батю все одно не переорешь.

- А зачем оно тебе? Вдруг там и правда есть кто-то внутри? Бабаня приказала увести, а она знает, что говорит.

Пройдя через сад в заднюю калитку, мы пошли к Дону по мягкой пыльной грунтовке. Над ней нависали такие же пыльные деревья, жарило солнце. Правда, ближе к воде задул ветерок, потянуло речной свежестью, мы спустились вниз и сели в тени высокого куста на траву. Я уже успокоилась и, вдоволь насмотревшись на легкую волну и почти болезненные для глаз отблески солнца на ней, повинилась:

- Просто наболело, сорвалась – каюсь. Потом все тебе расскажу. А вот у тебя точно что-то случилось.

- Я уже два месяца не живу с ней. Подсказали люди, пришел и увидел… - махнул он рукой и отвернулся в сторону.

- Коля-я… в кровати? – не верила я сама в такое совпадение. Он повернулся на мой умирающий голос, внимательно вгляделся в лицо.

- Та нет…, дело не дошло. Но поцелуй был ну очень страстный, – нервно хмыкнул он, ломая веточку, - развестись батя не дает. Говорит – дети не виноваты, а они видят меня - дети? И раньше не видели, вот и…

- Думаешь – поэтому? – осторожно поинтересовалась я.

- Ален, я ж не по пьянкам и по бабам? Я на службе, вообще-то. Я ее отпустил, - грыз он веточку, - так не уходит же, плачет – ошиблась она, не было ничего. Не было ничего – это если б я какую шалаву походя, разложил и забыл сразу. А я никогда, Ален, хотя не только…, а и убить иногда хотелось. Но не трахал и не убивал. А она, Ален… Баба не просто так, а с душой все делает – нужно ей. Ну, а мне теперь не нужно – все шалавы мои.

- Коля…

- Не могу, Ален, и не смогу уже, хотя люблю до безумия – пытался, пробовал… себя не переступить. Шалавы чище… Больше спину не подставлю, ну нах… - быстро оглянулся он за спину, прошептал: - Та задра-ал…

- Я тоже до сих пор боюсь, - кивнула я, помолчала и призналась: - а я Олега застала в постели с соседкой.

- С-сука… нах.. да во… б..ь! – подхватился он с места и стал быстро раздеваться. Разделся до семейных трусов, кивнул мне: - Не бойся, я вдоль.

И прыгнул с берега, поплыл быстрыми саженками, а я сидела, обхватив колени и смотрела. Здесь было хорошее дно, я уже и сама бы искупалась, но мало ли… экология. И улыбнулась, вспоминая причину боязни, но теперь это получалось печально. Жаль было Кольку, немного – себя, а больше всех жаль было Ваню. Уехав из Длинного, я потихоньку опускалась с небес на землю и начинала понимать, что шанс вытянуть его оттуда настолько мизерный, настолько… не реальный вообще? Нащупаю ли я ту единственную возможность, если она вообще существует? А должна бы, потому что во всем, что происходит, есть свой смысл, даже если происходящее бессмысленно на первый взгляд. Все равно когда-нибудь аукнется - не сейчас, так в следующем поколении, но смысл есть всегда.

Коля немного охладится, остынет от того, что сжигает его изнутри – то, что я нечаянно раздула, задав неудачный вопрос. Его Настя… бабаня еще до свадьбы сказала, что «дохлая» она. Мы тогда поняли это, как субтильная. А оказалась, что и правда - дохлая. Да, мент сутками на работе, да – мало помощи от него, так он обеспечивал ей эту помощь, мобилизовав родню, знакомых, друзей… Дохлая, как есть. Но еще есть Боровичок и маленький Сашка – это замкнутый круг. И окончательно решать Коле.

- Какое у тебя дело, Ален? – спросил брат, снова садясь рядом со мной на траву, отмахнулся: - Трусы мигом высохнут.

- Отвези меня в станицу Боковскую.

- Ни фиг ты… это ж куда ехать! - кивнул он, соглашаясь: - Если нужно – отвезу. А за каким, расскажешь? Или уже по дороге?

- По дороге лучше бы не надо. И сейчас тоже… жарко сильно, пошли обратно. Думала, только тебе рассказать, а теперь хочу и бабане. Если ты говоришь – скоро ей туда…

- Не я, Ален – маманя говорит. Бабаня давно уже нюх потеряла – совсем почти.

- Нюх… обоняние, что ли?

- Да, - тряхнул брат мокрой головой, - говорят – тоже к этому самому. Так что, может, лучше без нее? Она и так из-за меня переживает.

- Ничего… если уж гадючек не боится, может мне подскажет что? Перед уходом ум проясняется – я тоже слышала. В том смысле, что понимается многое уже, будто со стороны – той уже. У меня такой разговор, что может и задержит ее. Странный разговор, если честно.

- Не боишься говорить так? – оглянулся на меня брат.

- А чего тут бояться, Коль? Просто жаль. Она дала нам время привыкнуть. Сама спокойно ждет…

- Ладно. Тогда возьмем ее вечером на Дон – пускай погуляет. Искупаемся с тобой, а потом посидим втроем.

Посидим, погутарим – улыбалась я, и искупаемся… тампон мне в помощь – отказывать себе в купании больше не хотелось. Потом ополоснусь в душевой. Хорошо было сейчас… я медленно шла за братом, загребая босыми ногами жирную дорожную пылюку. Нога тонула в ней, она, как вода, сочилась между пальцами – черноземы.