Она - моё табу

Глава 13

Весь мир сошёл с ума или это мой бред?

— Поговорим?

— Нет.

— Я всё равно спрошу.

— Я всё равно не отвечу.

— Что с тобой творится?

Молчу. Как и последние три дня. Макеев задаёт вопросы, я на них не отвечаю. Замкнутый круг. Но товарищ с завидным упорством продолжает безрезультатные попытки.

— Андрюха, скажи уже хоть что-то! — гаркает в отчаянии, дёргая меня за плечо.

Словно закрученный ураганом, останавливаюсь и оборачиваюсь. Сузив глаза, обдаю друга холодным бешенством. Он с таким же выражением лица и непоколебимой решимостью добиться от меня хоть чего-то смотрит. Замираем посредине плаца, давя друг друга тяжёлыми взглядами. Сдаться значит принять поражение. С меня хватит и одного.

— Не хочешь говорить, окей. Тогда слушай. — хрипит Паха сквозь зубы. Закатываю глаза, только чтобы показать, как мне похуй на его речь. Прокручиваюсь и возобновляю движение в сторону парка военной техники. Он быстро нагоняет и вышагивает рядом. — Молчи, если тебе так хочется, но перестань вытворять эту дичь. — я только хмыкаю и вопросительно выгибаю бровь. — Отрицай, не отрицай, но после встречи с Крис у тебя свистит фляга. — делаю вид, что за рёбрами не происходит очередной обвал, стоит только сослуживцу упомянуть её имя. — Опустим очевидные факты того, что случилось у меня дома. Не стану спрашивать и о следующем утре. Но как у тебя хватило мозгов съебаться из части, когда весь командный состав на месте? И с каких, блядь, пор после отбоя можно выходить на прогулки? Ты плюёшь на все правила и законы. Нарушаешь устав так, будто это правила детской игры и их можно переписать. Нельзя, Дикий! Ты не только сам подставляешься, но и остальных подводишь под трибунал! Пацаны молчат только потому, что не хотят быть стукачами, но если им влетит, каждый будет спасать свою шкуру.

— Ты тоже? — высекаю безразлично.

Макей ведёт плечами назад, раздувая грудную клетку.

— Андрюха, мы друзья, и я в жизни тебя не предам, но реши уже свои проблемы с Крис и перестань подставлять сослуживцев.

— У меня нет с ней никаких проблем. — цежу со свистом сквозь скрипящие челюсти. — И вообще никаких дел. Всё, что было, решил ещё когда свалил в самоволку.

— Тогда на кой хер каждую ночь сваливаешь? — не отступает друг, пристально сканируя мою раскрасневшуюся от жары и наращиваемой скорости передвижения рожу.

— Паха, — выдыхаю и беру паузу, дабы перевести слетевшее ко всем чертям дыхание, — тебе больше заняться нечем, кроме как палить меня?

— Лучше тебя буду палить я, а не Гафрионов. Давай откровенно.

Только откровенности мне и не хватало. Вот очень сильно мне хочется выслушивать его теории о наших с Фурией "отношениях". Их нет. В ту же ночь оборвал все контакты, заблокировал её в соцсети и удалил номер. А что было до, уже не имеет значения. Даже если и был бы шанс нормально поговорить и попробовать выстроить что-то, в этом нет смысла по нескольким весомым причинам. Она генеральская дочка с запросами, которые я не смогу удовлетворить, как и сказал взводник. И всё то же расстояние. Америка, Карелия… Прям вообще херня. Да и я понятия не имею, есть ли у Царёвой ко мне что-то, кроме ненависти.

— Расслабься, брат. — отсекаю прохладно. — Если меня поймают, то всю вину возьму на себя. Из-за меня никому не влетит.

— Андрюха. — толкает тихим сипом. Скатываю взгляд в его сторону. — Побег — не выход.

Говорит он явно не о самоволке, и я прекрасно это понимаю. А толку-то от этого?

— Для меня — выход. Нихуя не получится. Где она, а где я. — да, я признаюсь в том, что помешался на Царёвой, но не чтобы облегчить душу. Это крик о помощи. Если я сам не могу себя остановить, надежда, что это сделает Макеев. — И хватит об этом. — предупреждаю новые попытки вывести меня на чистую воду. — Можешь не париться, дичь больше творить не буду. Никаких ночных прогулок и съёбов. И никакой Кристины Царёвой. Не говори мне о ней. Я не хочу ничего знать и слышать.

Паха притихает и подкуривает сигарету, нырнув в тень забора. Следую его примеру, прокручивая в пальцах папиросу. Смотрю, как медленно тлеет табак. Как вспыхивают и гаснут листья. Проблема в том, что если подуть, они разгорятся сильнее, но и быстрее истлеют. Где же тот ветер, который погасит мои чувства к Фурии?

Всю пятницу работаем с техникой. Я и ещё трое техников занимаемся обслуживанием, а остальные намывают и полируют до блеска броню.

— Надо было идти в танкисты. — брякает Иридиев, выныривая из-под башни Т-64. — Кайф же, катайся и стреляй.

— Ага, кайф. — отбиваю, не отрываясь от изучения сложной схемы транзисторов и резисторов. — Торчать целыми днями в консервной банке, а пострелять тебе будут давать раз в полгода, потому что снаряды дорогие. И не забывай, что вся обслужка машины на его экипаже.

— Так какого хера этим занимаемся мы? — трещит Гребенский снизу, начищая гусеницы.

— Спроси чего попроще. — рыкаю, прикрывая глаза.

От всей этой херни башка трещит. Бессонница тоже аукается. Никак не могу сообразить, как подключить чёртову лампочку. А в придачу ко всему, генерал Царёв лично проверяет нашу работу. Вот только когда вижу его, накатывает не благоговейный страх перед главнокомандующим, а мысли о его дочке. Видимо, мне понадобится ещё немало времени, чтобы избавиться от неё.

В коротком перерыве падаем на бордюр в тени высоких тополей.

— Диксон, сигаретой поделишься? — сечёт кто-то справа.

Молча протягиваю пачку, уже не ожидая возврата. Травлю кровь никотином. В последние две недели запасы курева быстро кончаются.

— Кто завтра в увал? — лупит Ванёк, откинувшись на руки и вытянув вперёд ноги.

Стягиваю кепку и подставляю морду солнечным лучам.

— Мы с Диким. — отбивает за меня Макей.

— Герыч, ты тоже?

— Ейс ав коз. — коверкает язык Гребенский.

— А может, толпой в киноху завалимся? — с энтузиазмом предлагает Иридиев, туша окурок об асфальт. — Там какой-то трешовый триллер вышел.

— Посланники смерти? — сечёт Гера.

— Ага. Читал анонс, публика в восторге. Пишут, что мозг сломать можно.

— Дикий, это по твоей части. — ржёт Ваня.

У меня нет ни капли настроя и желания торчать весь день в окружении рож, которые приходится лицезреть ежедневно в течении года, но и тут Паха свинью подкладывает. Чеша затылок, бомбит, не давая мне возможности отказаться:

— Дюха, ты же у нас мозговитый. Спорим, что до конца фильма не разгадаешь загадку.

— На косарь? — толкаю лениво.

— Да хоть на пять.

— Я в теме. — поддерживает Даниил.

Не то чтобы мне нужны были деньги, но лишними они никогда не бывают.

— Делайте ставки, парни, и готовьте деньги. — рублю, подтянув уголки губ в усмешке. — Ещё до половины фильма я разгадаю, кто убийца.

— Не заливай, Дикий.

— Отсоси, Гребень. — поднявшись на ноги, показываю "балалейку" и уворачиваюсь от летящего в меня кирпича. — Ну ты, Герыч, и мазила. Тебе в роту снайперов надо. Вместо мишени.

— Уёбок! — вопит сослуживец, подрываясь следом.

— Ноги как у Дикого сначала отрасти, а потом в догонялки играй! — орут ребята.

Этой ночью снова изучаю криво побеленный потолок, но не делаю попыток нарваться на неприятности. Макей прав, и я это прекрасно понимаю. Парни не сдадут, но из-за меня подставляться никто не станет. До конца службы осталось меньше четырёх месяцев, и заработать себе "чёрное" дело не самая лучшая перспектива. К тому же, рассматривания потолка не такое уж и скучное занятие.

Утром все навеселе. Поддерживаю шутки смехом. Кажется, я начинаю понимать, почему Фурия ведёт себя так, будто ей на весь мир похую. Вот в чём заключается игра: прятать внутренний пиздец, никому не показывать, что происходит у тебя на душе. Достаточно и того, что Пахан в курсе.

— Во сколько там сеанс? — выбивает Гера.

— В четырнадцать сорок.

— Есть планы, что делать до этого времени? — толкает Макей.

— Жрать! — во всё горло оповещает Ванёк.

После кафехи, убивая время, прогуливаемся по одному из проспектов Владивостока, поглядывая на синюю полосу залива вдалеке. Пацаны присвистывают и вываливают глазные яблоки, стоит пройти мимо хоть одной симпатичной девчонке. К некоторым откровенно пристают. Нимирову даже удаётся выбить у одной номер телефона.

— Как с голодного края. — гогочет Макеев, когда сослуживцы дружно поворачивают головы на высокую брюнетку в коротком белом платье.

— А ты не пизди, Макей. К тебе вон какая красотка заезжала на днях.

С моего лица сползают все краски. С Пахиного улыбка. Глаза сужаются. Он заталкивает руки в карманы армейских брюк и передёргивает плечами.

— Есть такое.

— Ты так и не сказал, кому душу продал, чтобы она к тебе попала.

Друг бросает на меня быстрый взгляд и отводит глаза в сторону. Блядь, неужели всё настолько очевидно? Я не говорил, что у меня к Кристине, но он будто и так знает. Сначала Гафрионов, теперь Макей. Кто ещё в теме, что я помешался на Фурии? Окидываю парней настороженным взглядом, но они не обращают на меня никакого внимания, продолжая расспрашивать Паху о Царёвой. Незаметно сглатываю плотный нервный ком и перевожу потерявшее стабильность дыхание. Как мне избавиться от неё, если всё кругом напоминает? Даже блядские декоративные маки, высаженные на клумбах, так и кричат, что хер у меня это получится.

Несмотря на начало лета и непосредственную близость Восточного Босфора, жара стоит запредельная. Столбик термометра на одном из магазинов показывает двадцать восемь градусов в тени. Из-под кепки за шиворот скатываются раскалённые капли пота. Умываю лицо и поливаю голову в одном из городских фонтанов.

— Я бы сейчас в него нырнул. — ноет Гера.

— Могу помочь. — полушутя предлагает Ванёк, толкая того к бортику.

Гребень ловко уворачивается и, зачерпнув ладонью воды, поливает Нимирова.

— Дети малые. — бубню, отходя в сторону.

Паха в стороне с кем-то звиздит по телефону. Падаю спиной на ствол дерева, мечтая хоть о лёгком ветерке. Из-под полуопущенных век наблюдаю, как бесятся парни. Они во многом напоминают мне младших братьев. Такие же бесящие, но родные. Жаль только, что после службы мы, скорее всего, больше не встретимся. Нимиров живёт в Краснодарском крае, Гребенский в Астрахани, а Иридиев вообще из Уссурийска.

В торгово-развлекательном центре на полную мощь пашут кондиционеры. Как только минуем главный вход, в одночасье выдыхаем с очевидным облегчением. Холодный воздух пробирается под влажную ткань военной формы и оседает не особо приятными мурашками на покрытой потом коже. Ёжусь, маршируя к эскалаторам. Несколько девушек, одетых слишком откровенно, становятся на ступеньки перед нами. Ребята, толкая друг друга плечами, стараются заглянуть под короткие юбки.

— Ну увидишь ты её трусы, и что с того? — рычу с ярым раздражением. — Понимаю, когда страдаешь такой хернёй в четырнадцать, а не в двадцать.

— Диксон, а ты с каких пор таким душнилой стал? — рыкает Нимиров, повернув на меня морду. — Не порти всем настрой своим тухлым видом.

Вывалив товарищу фак, переключаю внимание на ходящие внизу толпы народа. В какой-то момент мозги покидают меня окончательно, ибо мне кажется, что я вижу проплывающую по коридору Фурию.

Заебись, блядь! Теперь она мне и наяву мерещится. Если в ближайшем будущем это не прекратится, то я добровольно обращусь к армейскому психологу за помощью. Так не может больше продолжаться. Я скатываюсь в безумие.

— Какой поп корн кому? — выбивает Даня, занимая очередь.

Мнения, естественно, расходятся. Макей опять висит на трубе. Закончив разговор, выглядит мрачнее тучи. Скрипя зубами, сжимает и разжимает кулаки.

— Пацаны, я вас покидаю. Предки срочно вызывают. Андрюха, держи ключи от хаты. — протягивает мне связку. — Если чё, располагайся, будь как дома. Я подкачу, как только появится вариант. Пока, парни. Всех люблю. — ржёт он, рассылая воздушные поцелуи.

— А как же засосаться перед расставанием? — орёт Ванька вслед.

Пока все ржём, народ кругом в тотальном ахуе. Только те, кто сам прошёл службу, понимают армейские приколы.

Занимаем свои места в полутёмном зале. Рядом садится красивая девушка, но я едва задеваю её взором. Скидываю китель и вешаю на спинку сидения. Откидываюсь на сидушке, занимая удобное положение для просмотра фильма.

— Я так боюсь всех этих ужастиков. Не обращай внимания, есть буду визжать. — смеётся та самая девушка.

Поворачиваю на неё голову, впервые проявляя интерес к кому-то, кроме Царёвой. И дело не в том, что она мне нравится или вызывает какие-то другие реакции. Просто я должен любыми способами выбросить из головы Фурию. Так почему бы не с ней?

Принуждённо расслабляю мышцы и улыбаюсь ей:

— Я никому не скажу. — подмигиваю, задевая пальцами её руку, типа случайно. Тёмные глаза шатенки вспыхивают. — А если будет очень страшно, готов подставить плечо.

Пухлые губы девушки растягиваются шире. Я же с трудом заставляю себя держать лыбу.

— Таня. — тянет тонкие пальцы с длинными наращенными ногтями.

— Андрей. — на секунду сжимаю кисть.

— Не думала, Андрей, что остались в наше время рыцари. — нараспев тянет она, прижимаясь голым плечом к моему.

Свет гаснет. На белое полотно выводят рекламу и анонсы новинок. Кладу руку на подлокотник, а Таня сверху опускает свою. Семи пядей во лбу не надо, чтобы понять намёк. Вот только следом прилетает ещё один. Ещё одна девушка пробирается сквозь забитые ряды и занимает место рядом с шатенкой.

— Sorry, Киреева. Такое чувство, что всем придавило. В туалет не пробьёшься.

От звука этого голоса меня переклинивает. Резко дёргаюсь вперёд, поворачиваясь в сторону девчонок. Забыв о шатенке, впериваю остекленевший взгляд в янтарные глаза Фурии.

— Какого?.. — хриплю прихуевши.

— И ты здесь, Андрюша? С моей подругой Таней уже познакомился?

— Дикий, ты чё взбесился?

— Сядь!

— Царёва. — выдыхаю отупело. — Ты здесь откуда?

— Пришла кино посмотреть. — холодно отбивает стерва, закидывая в рот поп корн. — Расслабься, Андрюша, и присядь. Фильм начинается, а ты людям мешаешь.

Кроша зубы, паркуюсь обратно. На мобилу прилетает сообщение.

Макей: Соррян, предупредить не успел. Надеюсь, не будет никаких проблем, если Крис подтянется?

— Никаких проблем? Я тебя, суку, убью. — шиплю беззвучно. — Я тебя, блядь, убью.