Она - моё табу

Глава 42

Любить до дрожи

Тишина между нами затягивается. Пока меня бомбит от всей ситуации, собственного дерьма и признания Крис, Манюня моя старается успокоиться и взять себя в руки. Колотит обоих ещё долго. У меня внутри всё клокочет от бешенства, но стоит только посмотреть на её осунувшееся, заплаканное лицо, как там всё замирает от нежности к девочке-женщине. К моей девочке. И к моей женщине.

Исправить нихера уже не выйдет. Только постараться стереть последний час нашей жизни. А как стереть то, что натворил? Никак уже. Поздно. Раньше думать надо было. Правильно Кристинка подметила: от неё требовал, а сам, блядь, поддался эмоциям и наворотил дичайшей хуйни.

Молодец, Андрюха. Пиздец, какой молодец.

Пробурчав что-то невнятное и шмыгнув носом, Кристина трётся щекой о моё плечо. Задирает голову и пробегает губами по шее.

— Что, Манюнь? — шепчу, стянув на неё рассеянный взгляд.

— Перестань грузиться, Андрюш. — просит тихонечко, прижавшись губами к месту, где под ними отбивает кривой пульс. Всё уже… Случилось… — как-то безразлично толкает.

И очень хуёво всё случилось.

Осторожно столкнув Фурию с плеча на подушку, приподнимаюсь и свешиваю ноги с кровати. Она подскакивает следом и, не давая встать, обнимает со спины за шею. Закрыв глаза, громко перевожу дыхание. Надрывисто вздыхаю. Сжав пальцами переносицу, плотнее зажмуриваюсь.

— Куда ты? — трещит напряжённо прямо в ухо.

— Таблетку выпью. Башка трещит. — медленно поворачиваюсь к ней, кончиками пальцев касаясь такой же шишки на лбу, как и у меня. — И тебе принесу. Блядь, надо было лёд приложить. — рычу злобно.

Опять накрывает от собственного поступка. Мразота, блядь!

Крис трогает сначала свой лоб, морщась, а потом и мой. Деликатно это делает, но и я хмурюсь. Но Фурия только улыбается и приглушённо смеётся.

— Боевая травма. Не думала, что ты такой твердолобый. — чуть растягиваю губы. Поймав её пальцы, опускаю ниже. Целую каждый из них, подушечки под ними, ладонь, запястье. Её дыхание срывается. Юркий язычок проходит по губам. — Считай, в одном бою побывали. — смеётся громче и свободнее. — Теперь оба контуженные.

Я уж точно контузию охеренную поймал.

Как ты смеёшься, Кристина? Как улыбаться можешь?

— Фурия. — выдыхаю, повернувшись вполоборота и схватит за талию, перетаскиваю к себе на колени. Зажмуриваюсь, ткнувшись лоб в лоб. — Прости меня. Я так виноват перед тобой.

Помню, что извинения ничего не изменят, но и молчать не могу.

— Да, Андрей, виноват. — серьёзно отсекает Царёва. Сдавливает ладошками лицо. Водит своим носом по моему из стороны в сторону. — Потому что не веришь мне. Я бы никогда не стала врать о таком.

— Я знаю. — выдавливаю сквозь болезненные спазмы в груди. — Знаю, Кристина. Башню снесло. Прости.

Нос сменяется губами. Они сползают ниже к моим губам. Мягко прижимаются.

— Не прощу. Не сейчас. Только тогда, когда верить будешь. — шумно вздыхает. — Но я не хочу больше об этом говорить. Давай забудем, Андрюш.

Пальцами гладит мою голову. Проводит ладонью до затылка, возвращает на лоб — и обратно. В какой-то маниакальной зависимости трётся губами о мой рот. Я просто обнимаю. С нежностью. Не давлю, не прижимаю. Просто держу, как самую дорогую драгоценность в мире. И очень хрупкую. Пусть с другими она стальная, а для меня хрустальная. Чуть неправильно возьми — разобьётся.

— Я люблю тебя, маленькая моя. — хриплю ей в рот. Крис застывает. Влажно вдыхает. Жмётся к губам. Сдавливаю немного крепче. — Я очень сильно тебя люблю. И жизнь положу, чтобы исправить свой косяк.

Женщины любят ушами. Моя ими просто обожает. Девочка, которая в детстве недополучала нежностей, сейчас тает от любого милого слова. А я хочу отдать ей их все. На всех языках и диалектах. Хочу, чтобы они у неё были.

— Моя малышка. Красавица. Ласковая моя девочка. Тигрёнок. Солнышко. Хорошая моя. Любимая. — хриплю всё, что приходит в голову. Ощущаю, что её сердце начинает сильнее колошматить мне в грудину. — Манюня. Моя колючая роза. Нежная и острая.

— Ну и фантазия у тебя, Маньячело. — фыркает Фурия весело.

— Милая Колючка. — бубню ей губы.

И не понимаю, в какой момент невинные соприкосновения перестают в нежный поцелуй. Она как-то неуловимо прихватывает губками мою нижнюю. Я в ответ провожу языком по её верхней. И мы плывём. Оба. Её изящные пальчики с длинными острыми ногтями скатываются вниз по шее, легонько царапая кожу на затылке и задней части шеи. Она полулежит-полусидит поперёк моих ног на бёдрах. Удерживаю за спину. Размашисто глажу языком опиумные уста. Но стоит Фурии скользнуть в ответ своим, усиливаю давление и отворачиваю лицо. Она вопросительно смотрит на меня огромными тигриными глазами.

— Нет, Крис. Наигрались. Хватит.

— Почему? — шуршит, пройдя губами вдоль подбородка. Смыкаю веки так плотно, что в темноте расползаются неравномерные круги и мелькают яркие вспышки. — Ты возбуждаешься, да?

Дёргано сглатываю ставшую комом поперёк горла слюну. И молчу.

Конечно, меня это возбуждает. Что бы не происходило, я в любой ситуации хочу её. Я сказал ей, что так устроены мужчины. Но не сказал, что такая реакция только на СВОЮ женщину. Все мои радары на неё настроены. Даже несмотря на то, что координаты я не задавал. Один глупый орган дал направление на Царёву, и я пошёл вслепую. Доверился. А что делает Крис? Так же слепо верит мне. Даже после всего. Верит. Наверное, пора найти себе другой ориентир. Перестать думать и анализировать. И довериться ей.

— Чего хочешь ты, Кристина? — выталкиваю, врезавшись взглядом в её глаза.

Она думает недолго. Выпрямившись, перебрасывает одну ногу через мои бёдра и седлает. Оборачивает руками шею, сомкнув сзади в замке. Губы в губы. Глаза в глаза. Сердцем к сердцу. Душа к душе.

— Тебя. — ровно, уверенно и спокойно.

Только сбоящий в её груди орган, рваное дыхание и облизывающий без конца губы язычок выдают её волнение. Чувственная, выразительная дрожь, колючие мурашки, жар между стройных ножек — всё на месте. Она тоже возбуждена. И она хочет идти до конца. Если буду сидеть и ныть, жалеть её и ругать себя, то ничем хорошим это не закончится. Она хочет меня. И она меня получит.

— Веди. — командую сипло, смочив свои пересохшие губы.

— Подчинишься? — шепчет, сменив мой язык своим.

— Полностью.

Фурия сдвигается назад. Ловит край футболки и тянет вверх. Поднимаю руки, позволяя ей раздеть меня. Она, как завороженная, прижимает ладони к прессу и ведёт вверх. Мышцы самопроизвольно сокращаются. Несколько раз вверх-вниз. Ладонями, пальцами, ногтями. Медленно и нежно. Быстро и с нажимом.

— Ты горячий. — выпаливает, ведя руками по спине. — Я хочу греться об тебя всю жизнь.

— Тогда грейся, Манюня.

— Сгореть боюсь.

— Я не дам тебе сгореть. — очередное опрометчивое обещание, но она верит.

Дурочка.

— Скажи, что любишь.

Стискиваю пальцами подбородок и со сталью выдыхаю:

— Очень сильно люблю тебя.

— Веришь?

— Верю. И больше не подведу.

Её маковые губы дёргаются в улыбке.

— И я верю.

Прижимается. Целует. Покрывает жаркими касаниями всё лицо. Положив одну ладонь на шею сбоку, с другой влажно ласкает губами. Прикрыв веки, наслаждаюсь её смелостью. Она втягивает в рот кожу, посасывает.

Засос оставит. — понимаю я. — И пусть. Пацаны хоть так, хоть эдак спалят расцарапанную спину.

Её руки ни на секунду не останавливаются. Мои лежат на её спине. Одна на пояснице, вторая между лопаток. Скатывает по разорванным плечам. Я, не сдержавшись, шиплю.

— Больно? — шепчет мне в плечо.

— Порядок. — отбиваю, недовольно поморщившись.

Долго она сводит меня с ума своими поцелуями. Шея, плечи, верхняя часть грудной клетки, ключицы, горло — всё мокрое. Как и штаны в паху. Кристина течёт обильно и безостановочно. Знаю, что там не только смазка, но и кровь. Она ещё и ёрзает сверху. Частью мозга понимаю, что меня, блядь, ещё и стирка ждёт. Но тут же забываю об этом.

— Откинься назад. — прошу глухо.

Фурия послушно ложится спиной на мою ладонь. Теперь мои губы доводят её до безумия. Её лобок прижимается к животу. Внутри всё скручивает. Тянущая боль внизу живота и в паху буквально сводит всё в судорогах.

— Андрюша мой… Андрюша… — непослушными губами толкает воздух Царёва. — Люблю тебя. Андрюша…

Давя снизу-вверх на спину, вдавливаюсь ртом во впадинку по горлом. Замедленно поднимаю Крис, скользя губами к её устам. Сплетаемся. Время теряет ход, пока мы нежно ласкаемся языками. Нет никакой спешки. Даже самого времени нет. Время, пространство — абстрактные понятия. Мы же кружимся в невесомости, вне земных законов, вне человеческих правил. Только голые инстинкты. Мои орут мне присвоить до конца. Насадить на себя. Двигаться быстро, резко, жёстко. А потом заполнить её. Кажется, меня начинает привлекать не только процесс размножения, но и его последствия, потому в эту секунду я понимаю, что хочу от неё детей. Возможно, это и чистый инстинкт первобытного хищника: размножаться со своей самкой.

— Я не знаю, что делать дальше. — растеряно шелестит Фурия, ненадолго оторвавшись от моего рта.

И краснеет. Щёки заливает ярким румянцем. Собираю его губами.

— Хочешь меня раздеть? — хриплю вместо указок.

— Хочу. — неспешно опускает вниз подбородок. — Мой Андрюша… — костяшками пальцев проводит по скуле. — Мой Андрюша.

Да. Её. Безраздельно. Её.

— Твой, любимая. Нужен? Забирай.

— Забираю.

Скатывается назад. Придерживаю за локти, чтобы не упала на ватных ногах. Взгляд сползает к блекло розоватым дорожкам между её бёдрами. Подтягиваю Крис обратно к себе и, как преданный пёс, утыкаюсь лицом в плоский живот.

— Прости. — шепчу бездумно.

Ненормальная моя опускается на колени между моих разведённых в стороны ног и сгребает ладонями щёки.

— Перестань просить прощения. Это слова. Не говори. Действуй, Андрюш.

Понял. Больше ей просить не надо.

Сминаю талию и в одно движение меняюсь с Кристинкой местами. Она взвизгивает от неожиданной резкости. Оказываюсь перед ней со склонённой головой. Опустив руки на внутреннюю часть бёдер, расталкиваю шире. Приподнимаю футболку и приникаю ртом туда, где расходятся половые губки. Крис опять вскрикивает.

— Не бойся только. — выталкиваю, на секунду подняв на неё глаза.

— Кровь. — с тихим возмущением изворачивается Фурия.

Удерживая за бёдра, не даю свести ноги вместе.

— Из-за меня. — слизываю алую полосу на основании бедра. — Расслабься. — она самозабвенно крутит головой, стараясь сжать ноги. Давлю чуть сильнее, мешая сделать это. — Я хочу сделать так. Похуй на кровь. Она — твоя. Успокойся.

Своей крови я уже наглотался. Она хорошо приправлена виной. Её кровь другая. Она чистая, без яда. И я пью её без отвращения. Слизываю с нежной кожи бёдер, с припухших ласковых лепестков. Собираю языком между ними. Толкаюсь внутрь неё, вращая мышцей по кругу. Ядовитая моя Фурия на вкус божественная. Амброзия, мать её. Яд, никотин, наркотик, адреналин — всё в ней. Она сладкая и острая. Опасное сочетание. Взрывоопасная смесь. Но я только и жду, когда шарахнет.

Развожу пальцами складки и как тот самый маньяк, поглощаю глазами розовую, покрытую блестящими каплями влаги плоть.

— Не надо… так… смотреть. — обрывисто умоляет Царёва.

— Красиво. — отбиваю очарованно.

— Маньячело.

— Ещё какой.

Присасываюсь к плотному бугорку, пульсирующему у меня на языке. Грубее втягиваю в рот. Бью по нему языком. Тихие, гортанные стоны набирают силы, громкости и децибелов. Они дробят мой мозг и выдержку. Простонав с наполненным ртом её имя, легонько царапаю зубами. Сосредоточиваться на её реакциях уже сложно. Тут бы со своими не налажать. А я к этому пиздец как близко. Сомкнув веки, втягиваю носом аромат её похоти. Он охуенный. Он крышесносный. Он дурманящий и наркотический.

Мне нравится в Кристине Царёвой абсолютно всё, пусть раньше почти всё в ней раздражало. А сейчас я люблю, как она двигается, как говорит, как дышит, как стонет, как пахнет, как течёт, её вкус, её касания, её тепло, её одежда, её обувь, её макияж, её маникюр, её манера водить и это её «фуф». Всё!

С нажимом веду языком по клитору, не выпуская из ротовой. Частота дыхания Фурии нарастает, что говорит о приближении её оргазма. Ослабляю захват и выпускаю пульсирующий узелок. Почти не касаясь, глажу кончиком языка. Отодвигаюсь немного назад. Смазка, оставшаяся на губах и подбородке, блестящими паутинками тянется за мной. И как же это, сука, сносит башню.

Почему я никогда не делал этого для Али? Она не та. Даже мысль о том, чтобы ласкать её языком, была неприятной. Это казалось грязным и неправильным. Но не с Кристиной. С ней всё в кайф.

Колени ноют от стояния на твёрдом полу. Живот уже до самого горла в судорогах дёргается. Вся кровь скатывается в пах, перенакачивая член до физической боли.

— Андрюша… — всхлипывает жалостно Крис, слегка приподнявшись.

Но стоит ей увидеть моё перемазанное её соками лицо, как она краснеет и с шумным вздохом падает обратно. Ухмыляюсь немного самодовольно. Раскрываю её пальцами, большим проникая внутрь. Легонько растираю им верхнюю стенку влагалища. Заталкиваю капельку глубже, проверяя, будет ли сопротивление. Его нет. Я наглею. Складываю вместе два пальца и просовываю в неё. Крис дышать перестаёт, но не сжимается. Крайне медленно продвигаю их глубже. Довожу до основания. Так же вытаскиваю полностью. Загоняю. Вытягиваю. Как околдованный, не отрываю взгляда от того, как мои пальцы беспрепятственно скользят в её теле. Имитируя движения члена, трахаю её рукой. Но и лизать её хочу. Вкусная — невозможно просто. Облизнув склизкую влагу со своих губ, делаю тоже самое с её нижними губками. Пиздец, да что же она такая сладкая? Сносит меня. Ой, как быстро и неминуемо.

— Андрюша… Андрюш… Не так. Хочу… Хочу… кончить… — разорванно хрипит Царевна, внутренними мышцами стискивая мои пальцы и замедляя движения.

А я представляю, как она проделывает тот же финт с моим членом и меня конкретно так ведёт. Башка отключается. Свет гаснет. И я, как животное, набрасываюсь на её плоть. Лижу и прикусываю ножки от основания и ниже. Зигзагом веду по тропинке из волосков. Продолжая всаживать в неё пальцы, добираюсь до серёжки в пупке. Поддеваю языком и забираю в рот. Мутным, почти озверевшим взглядом впиваюсь в её лицо, убеждаясь, что ни одно из моих действий не причиняет боль или дискомфорт моей маленькой девочке-женщине. Щекочу языком пупок. Кристинка тихо смеётся, изворачиваясь. Возвращаюсь вниз. Сосу клитор, как младенец пустышку. И слетаю с катушек под крик её оргазма. Пятки скользят по полу по бокам от моих ног. А я всё впитываю. Каждую волну дрожи. Каждую пульсацию и вибрацию её удовольствия. И мне это нравится. Только для неё всё. Мои глаза закатываются. Дыхание сбивается окончательно. Член, вибрируя, снова спускает сперму в трусы. Это вообще нормально: кончать от того, что кончает твоя девушка? Ай, похуй. Ей хорошо, я не обделён.

Дабы не причинить ей боль во время перезагрузки, пока ломает, выпускаю из плена узелок, вынимаю пальцы и утыкаюсь лбом в её лобок, жадно хватая влажный и тяжёлый от её жара кислород. Закрываю глаза и, кажется, на какое-то время тупо отключаюсь.

В себя меня приводят её ласковые пальчики, копошащиеся в моих коротких волосах. С каким-то трепетом перебирающие их, гладящие голову. Опираясь ладонями в край матраса, приподнимаю раскисшее тело и смотрю в удовлетворённое лицо. Ну точно тигрица. Наелась и лежит довольная. Растягиваю рот в улыбке. Крис улыбается в ответ. Подтягиваюсь на руках и падаю рядом с ней. Прибиваю к груди и трусь носом о шелковистые волосы. Она поднимает лицо и чмокает в губы.

— Фу, ты липкий. — бурчит, вытирая рот ладонью.

Подвернув губы, начинаю ржать. От всей, блядь, души. Фурия хмурится и щипает за плечо.

— Я вообще-то в тебе, Кристина. — о-о-о, как же она краснеет. Всё тело заливает. Я ещё громче угораю. И она тихонько посмеивается. — Понравилось? — хриплю уже немногим позже, когда хохот утихает.

Она неуверенно кивает, рисуя пальчиками какие-то узоры на моей груди. Глубоко вдыхает и шепчет, подняв на меня чуть потерянный, расфокусированный взгляд:

— Но я всё ещё хочу тебя раздеть.

Тянется к портупее. Звякает пряжкой. Расстёгивает пуговицы. Заползает под резинку боксеров. Конечно же, вляпывается в сперму. Мне становится стрёмно. Вечно я с ней лажаю от души. Хуже младших братьев, а им, извините, всего по шестнадцать. Там достаточно одним глазком порнуху глянуть, чтобы кончить. Что же… У меня своя личная порнуха. Такой секс, что порноактёры позавидуют. В данной ситуации очень смелая и абсолютно бесстыжая. И она определённо не хочет останавливаться на достигнутом. Обволакивая ладошкой головку сверху, водит ногтем по ободку. Сцепив зубы, откидываю голову назад и сдержано стону. Едва вернувшаяся в обычное русло кровь снова стягивается к паху. Очень, блядь, стремительно. Меня дёргает, когда она плотнее смыкает пальцы. Губами пробегает по шее и шепчет в самое ухо:

— Давай закончим начатое. Ты хочешь меня?

— Блядь, Крис! — рявкаю, схватив её за плечи и в один рывок уложив на лопатки. — Ты прикалываешься? Какое, на хрен, начатое? Я тебя только недавно порвал.

— Но не закончил. — не унимается она, пошло покусывая мои губы.

— Тебе, скорее всего, пока больно будет. Надо подождать, когда заживёт немного.

Она ласково проводит по моему подёргивающемуся от нервов лицу.

— А когда у нас ещё будет столько времени, Андрюш? — шуршит тёплыми интонациями. — Когда мы в следующий раз сможем побыть вместе?

Она чего-то не договаривает. Я это вижу. Отводит взгляд. Шумно сглатывает.

— Говори. О чём молчишь?

— Мне не больно, Андрей. Было всего какое-то мгновение боли, а сейчас только немного ноет. Но я всё равно хочу быть с тобой до самого конца.

Опускаю голову в основание её шеи и обречённо качаю ей.

— Защиты нет, Крис. У меня всего одна дежурная резинка была. Не думал, что мы с тобой так далеко зайдём. Так что не сегодня, Манюнь.

Скатываюсь с неё и растираю лицо ладонями, беззвучно матерясь в них. Хотел, блядь, дать ей желаемое, а в итоге что? Не запасся гандонами, пусть и знал, что ночью мы будем вдвоём. Вот только даже не думал, что она готова до конца идти.

Фурия от своей затеи не отступает. Садится на меня верхом. Я только растерянно глазею, как она стаскивает футболку и отшвыривает её на пол. Налитая грудь пружинит, освободившись от ткани. Внизу она вся блестит от своих соков и моей слюны. Насаживается на ширинку и, прижимаясь, скользит вверх.

— Кристина, твою мать, о последствиях думай! — рычу, но как-то нихуя неуверенно сопротивляюсь, протянув кисти к её полушариям и приподняв вверх. Приятная такая тяжесть. Блядь. — Крис… Точно не болит?

— Нет, любимый. — падает на меня, расплющив мягкие холмики о грудину, и обводит язычком контур моих губ. — Если любишь меня, то пойди на риск. Я люблю. Я рискну.

Ма-а-ать… Ну, пиздец. Картина Репина «Приплыли». Чем я думаю в момент, когда соглашаюсь на незащищённый контакт? Именно! В работе только одна голова. И точно не та, где есть мозги.

— Я тоже люблю, Ненормальная.

Сгребаю за талию и приподнимаю, глазами указав на расстёгнутые штаны. Фурия подцепляет одежду и сползает вниз. В момент, когда её порозовевшее лицо проскакивает на уровне покачивающегося члена, моя фантазия идёт вразнос, подкидывая картинки, как опиумные губы обхватывают головку. Как я погружаюсь в жар её ротика.

Ой, бля, Андрюха, харе фантазировать. Тебе ещё не налажать надо.

Судорожно вдыхаю и тащу на себя Кристинку. Укладываю на грудь и целую. В том, что мокрая, убеждаться не надо. Возбуждённое, раздробленное дыхание, запредельный стук сердца, стекающая мне на пах смазка… Готова девочка моя. Хочет меня не меньше, чем я её.

Сминаю ладонями задницу и приподнимаю немного.

— Не опускайся. — командую, придерживая одной рукой, а второй направляя в неё член. Как только проскакивает головка, Крис широко распахивает глаза. — Больно? — закусив нижнюю губу, отрицательно качает головой. — Боишься?

— Немножечко. — выпаливает глухо.

— Не надо бояться, малышка. Ты сверху. Давай сама.

— Не могу сама. — расстроенно трётся лицом о мою шею.

— Опускайся медленно. Расслабься. Не зажимайся. Всё хорошо, Манюня. Ты же хотела этого. Бери то, что хотела.

Царёва очень медленно скользит ниже. Я снова раздираю зубами слизистую от божественных ощущений. Горячая, очень мокрая. Плотно обволакивает сокровенной плотью ствол, но вхожу легко. Она расслаблена. Принимает меня в себя неспешно, но без прошлого сопротивления. Чуть кривит лицо, нахмурив лоб. Видимо, тот самый момент, где сейчас у неё разрыв. Она останавливается. Я одурело наблюдаю, как наши тела проникают друг в друга. Мой твёрдый член в её розовой мягкой плоти. Вжимаю голову в подушку. Глаза держать открытыми не выходит долго. Удовольствие острее некуда. Без резины и преград всё чувствуется на пределе. Нервные окончания пробирает током. Кровь летает по венам, как взбесившийся космический корабль на сверхзвуке. Сердце, мать его, не отстаёт. Так долбит, что в ушах отдаёт пульсацией.

Провожу вверх по стволу и касаюсь её складочек. Открываю шире, наблюдая, как охуенно-пошло мы смотримся. Гармонично, блядь. Вот она — моя женщина. Идеально подходящая мне.

— Кристина. — зову хрипло. Она, трепеща ресницами, с трудом смотрит мне в лицо. — Доверься мне сейчас. Дальше я сам. Ладно?

Она сглатывает и кивает. Сильнее сжимаю ягодицы и приподнимаю бёдра вверх, проникая в кипящие глубины Ненормальной. Медленно-медленно, буквально по миллиметру вколачиваю в неё эрекцию. Она эти миллиметры с удовольствием поглощает. Без напора толкаю её бёдра вниз, навстречу своим. Последний рывок быстрый и в какой-то степени жёсткий, но иначе я сдохну от кайфа раньше, чем войду в неё полностью. Дёрнувшись вверх, синхронно насаживаю Крис до конца. Она падает вперёд, ловя распахнутыми губами воздух. Я зажмуриваюсь и глажу напряжённую спину, растирая по ней капли пота. Её трясёт. Меня не меньше. Она пульсирует вокруг, я внутри неё. Целую в ушко, шею, волосы.

— Всё, дыши. — улыбаюсь. — Я в тебе. Порядок, Кристина?

Она отрывает голову и тоже улыбается.

— Порядок, Андрюша. — прикусывает верхнюю губу. Заторможенно отпускает. — Ты во мне. Ты первый. Ты мой. Мой. Во мне. — щебечет, как будто её к высоковольтной линии подключили. И сияет так же. — Мамочки… Ты внутри меня. — приподнявшись, прикладывает ладонь к низу живота. Примерно на том уровне, где внутри неё вибрирует раскалённая шляпа. — Мы сделали это.

— Ещё не совсем. — высекаю низким хрипом, толкнувшись вперёд. Она всхлипывает. Прикусываю мочку. — Мы только начали. Не уверен, что в первый раз смогу удовольствие тебе доставить.

— Сможешь. — уверенно заявляет Фурия, укусив за плечо.

Сучка моя. Оторвёмся же мы с ней потом, когда запреты спадут. Она явно бревном лежать не станет.

— Приподнимись немного выше.

Она послушно скользит вверх. Выпустив основание, тут же возвращается.

Ох, бля, какая ты у меня горячая, Фурия.

Опять вверх, но уже чуть выше. Блядь, не хочу, чтобы она вообще двигалась. Так хорошо в ней. Обжигающе-тепло и уютно. Я кончу даже без движений. Всё же надо было озаботиться резинками. Блядь. Если она сейчас будет так дразнить, долго не протяну. Мало того, что впервые с по-настоящему любимой, так ещё и впервые без защиты. Как показывает прошлый опыт — ей и касаться меня не надо.

На очередном подъёме удерживаю её навесу, неспешно входя в неё снизу. Судя по резко оборвавшемуся стону — с первой попытки поймал идеальный угол. Опускаю бёдра на влажный матрас, почти полностью покинув её тело, но сразу рвусь обратно. За пределами Рая холодно и не кайфово. Вот в ней охуенно и классно.

— Ты как? — шепчу ей в волосы.

— Порядок. — приподнимает губы.

— Тебе хорошо? Хочешь сама?

— Хорошо, когда ты…

— Понял.

Прибавляю немного скорости, но толчки длинные, затяжные, томные, глубокие. Дышать становится сложнее. Руки соскальзывают со смуглой вспотевшей кожи. Впиваюсь в неё пальцами. Сгибаю ноги в коленях, толкаясь до упора. Сталкиваемся паховыми зонами и очень громко стонем. Крис старается заглушить эти звуки, подвернув губы. Прикусываю подбородок и требую:

— Я хочу слышать, как ты стонешь и кричишь. Не сдерживайся.

Не Фурия, а баньши¹. Стоны то низкие и гортанные, то высокие, почти ультразвуковые. И где-то на инструменте её тела я нахожу тонкую грань баланса. Размеренно двигаясь в ней, высекаю из неё идеальную музыку. Какими-то нечеловеческими порыкиваниями подвываю ей.

Мы всё больше взмокаем. Я от усилий продержаться достаточно, она, судя по дыханию, в предобморочном состоянии. Замечаю, что иногда кривится.

Блядь, неудачная поза.

Крепко сжав талию, перекатываю Царевну на спину, не покидая её тела. Она скрещивает ноги на спине. Заведя руку назад, размыкаю замок и прошу приглушённо.

— Поставь стопы на кровать и выгни немного спину.

Послушная моя девочка, пусть и с опаской, но выполняет. Раскрывается. Дёргаю с тумбочки декоративную подушку и подкладываю под таз, чтобы ей было легче держаться. И во время всех манипуляций остаюсь внутри неё. А она очень плотно сдавливает внутренними мышцами. Вытаскиваю ствол, на какой-то момент словив предоргазменное состояние от вида её густой, ароматной амброзии на своём теле. Толкаюсь обратно. Сразу до конца. Стекающая вниз вязкая влага смачно хлюпает между нами. Мошонка стучит по аппетитной попке моей Ненормальной.

Быстрее. Ещё немного быстрее. Не отрываясь визуально от её лица, нащупываю клитор и грубовато раскатываю пальцами. Фурия, мать её, срываясь на звонкий крик, зажимает член в плотные тиски. Оргазм подкатывает незаметно и слишком неожиданно. Выдернуть успеваю в последнюю секунду. Или после последней секунды… Во время первой… Слабо соображаю. Дерьмово. Заливая стройное тело белой жидкостью, громко стону. Веки падают вниз. Кончать с Кристиной синхронно — это что-то с чем-то. Нереально просто, как охуенно.

И да, я всё же маньяк.

Беру ствол ладонью и головкой размазываю сперму по её лобку и животу, по половым губкам. Трусь между ними. После разрядки шляпа очень чувствительная и касания к коротким волоскам — до боли. Но, сука, остановиться не могу.

— Что?.. Что ты… делаешь? — задыхаясь, выжимает Крис.

Ударяю слегка расслабившейся эрекцией по складочкам и не менее чувствительному сейчас клитору. Рот растягивается, как у того самого дикаря-маньяка. Подтягиваюсь вверх и падаю рядом, когда наши лица оказываются на одном уровне. С жадностью целую её. Отлипнув, рывком прокручиваю набок, но оставляю расстояние, продолжая тереться членом о её живот и лобок. Оба как повёрнутые за этим наблюдаем.

— Ты хотела на себе моё тепло, мой запах, ты хотела меня, Кристина. — бомблю осипшим голосом. — Забирай.

Она придвигается ближе. Перекидывает ногу через торс, вдавливая мокрую от смазки и семени промежность мне в пресс. Обнимает за шею и смеётся в рот.

— Мне понравилось. Ожидания оправдал. Забираю.

— Стерва. — рычу, перекатывая её на спину и снова толкаясь в кипящее неустанным возбуждением лоно. — Моя… — толчок. — Любимая… — толчок глубже. — Стерва. — до конца.

И больше мы не говорим. Мы улетаем.