Она - моё табу

Глава 32

«Тогда не будем тратить её на готовку.»

Эти слова не дают покоя всю неделю. И днём, и ночью зудят в голове.

Не думаю, что Кристинка говорила о сексе. Ещё слишком рано для неё. Для нас обоих. Не тот уровень доверия. Не только она учится, но и я сам. Быть с ней в отношениях слишком сложно. Не счесть тех киловатт нервных клеток, что она сожгла мне за три недели, что мы вместе. Когда не рядом, стервозничает от души. Капризов у Царевишны на годы вперёд. Психует, когда говорю, что мне не нравится её наряд. Бесится, когда стараюсь её игнорировать во время марша. Каждый день ведь приезжает и стоит в стороне. Не только меня своим видом провоцирует, но и внимание остальных привлекает. А там, между, блядь, прочим, не только наша рота и часть. Не все в курсе, чья она дочка и девушка. Пялятся уроды с голодом. Уже ни раз выхватывал обрывки пошлых разговоров и недвусмысленных шуток, намёков, предположений. Несколько раз видел, как к ней подходят в попытке познакомиться. От того, что она всех отшивает, нихуя легче не становится. Я вскипаю от ревности. Высказываю ей. Требую не приезжать. Естественно, мы ссоримся. На регулярной, блядь, основе.

Последняя неделя сложнее остальных даётся. Я вечно на нервах. Нас ебут всё жёстче. Все устали. Сбиваются и тупят. Строй летит. Ротный надрывает глотку. Маты ссыплются тоннами. Даже зная, что сегодня финальная репетиция, Фурия приезжает. Короткие джинсовые шорты и синяя майка на тонких бретельках. Она забивает хер на то, что я просил её сегодня не появляться. Полночи спорили на эту тему. В итоге она швырнула трубку, а сейчас, уверен, назло притащилась. Стоит там вся такая красивая, с едкой улыбочкой. Душу, сука, рвёт. Как бы ни старался не смотреть на неё, у глаз свои планы. Вечно тянутся к ней. Руки чешутся от желания сначала придушить, а потом до хруста в объятиях сжать. Губы покалывает от желания напиться её яда. Не уверен, что доживу до ночи.

Когда нас, наконец, перестают надрачивать и дают вольную, стерва без промедления запрыгивает в тачку и уезжает. Скриплю зубами в бессильной ярости, но сделать сейчас нихуя не могу. Даже мобилы с собой нет, чтобы набрать ей и высказать всё, что думаю о её приёбнутом характере и стервозном поведении.

Пока ПАЗик, гремя, до жути медленно катится в часть, делаю вид, что сплю, лишь бы ни с кем не говорить и не отвечать на подъёбы товарищей. Скрыть ведь, что у нас творится, не выходит. Все видят, что я бешусь, а ненормальная чисто показательно выёбывается. И без того уже заебали фразами типа: раздор в раю, что-то ты уже так дебильно не улыбаешься, трахни её уже, чтобы перебесилась.

Как вам?

Чтобы, блядь, перебесилась?!

Бесит, сука, до трясучки. Это, мать вашу, не мужики, а базарные бабы! У самих личной жизни нихера нет, так они решили моей заняться. А советчики, блядь, от Бога! Уже закидали, как мне вести себя со своей девушкой. Правда, один мне всё же понравился. Отлупить её по заднице за такие выебоны. Это я с удовольствием.

Первым делом в казарме врубаю телефон. И что вы думаете? Там, блядь, селфи от гарпии. В машине, сверху-вниз, с ядовитой улыбкой. Учитывая глубокий вырез на майке, могу разглядеть не только впадинку между грудями и чёрное кружево лифчика, но край тёмного ореола. Даже этой картины достаточно, чтобы член сказал: «привет, я готов в бой».

Конечно же, я злюсь ещё больше. Звоню Царёвой, но она сбрасывает. Присылает сообщение с одним словом.

Крис Царёва: Занята.

Она, блядь, занята! У меня уже пар из ушей валит. Я клинюсь на каждого, кто имеет неосторожность сказать мне хоть что-то или просто подвернуться под руку.

Даже представлять боюсь, как развернётся наша встреча. Я готов её убить. А если учесть, что встречаемся мы у Макея на квартире, понятия не имею, как сдержусь. Уже у последней черты. А вот когда Фурия сбрасывает и остальные звонки, переступаю её. Окончательно скатываюсь в бешенство. От него даже трясёт.

— Дюха, успокойся уже, а. — рубит Макеев, когда под отборный мат сжимаю в кулаке мобилу.

— Пах, лучше, блядь, не приближайся ко мне сейчас. Реально въебу. Отвали. — рявкаю, стягивая футболку и переодеваясь в свежую.

Тем взглядом, что окатываю его, убить можно. Удивлён, но даже он тушуется. Просит только:

— Выдохни. С Крис не переборщи. Испортишь всё.

— Я, блядь, знаю. — цежу гневно сквозь скрипящие челюсти. Хрипло выдыхаю и немного спокойнее толкаю: — Постараюсь не перегнуть. — и тут же новая буря поднимается. — Но ты, блядь, видишь, что она вытворяет? Специально же меня на прочность проверяет. Уже конкретно довела.

— Понимаю, Андрюх. С Крис пиздец сложно, но если ты сейчас не успокоишься, то вы только разосрётесь в хлам, и на этом всё. Постарайся взять себя в руки и не вестись на провокации.

Не то чтобы его слова работают как ушат ледяной воды, но всё же отрезвляют. К тому моменту, как выхожу через КПП, могу относительно ровно дышать и не представлять, как луплю гарпию по сочной заднице.

Понимаю, что потеряю способность рационально мыслить, как только увижу её, коснусь, вдохну её аромат, поэтому раскладываю по полочкам весь вечер. В самом крайнем случае решаю игнорировать её поведение и слова, иначе точно с катушек слечу. На Пахину квартиру ехать не спешу. Несмотря на уговорённое с Крис время, она не звонит и не пишет. На звонки не отвечает, а сообщения не читает. Подозреваю, что продолжает показывать характер, а заодно и мариновать меня в собственном бешенстве.

Осторожно перевожу дыхание, очень шумно и распорото дышу. Закуриваю. Глубоко, с гневом тяну никотин вместе с дымом. Он жжёт лёгкие, словно кислота. Трещит что-то в груди. Всего за минуту приканчиваю сигарету.

Блядь, давно меня так не мотало.

Чтобы хоть как-то отвлечься, достаточно долго выбираю продукты в супермаркете. Помимо набора для борща, захватываю кое-что из овощей, фрукты, сыр, мясную нарезку и бутылку вина.

Отличный план. Винишко под борщ. Невъебаться просто.

Уже закинув в багажник такси пакет, решаю всё же пойти на уступки. Прошу таксиста заехать в цветочный. Так долго смотрю на разнобой цветов, что в глазах начинает рябить. Почему-то розы сразу отпадают. Хотя для Фурии в самый раз. Она как та самая роза: нежные лепестки и острые шипы. Но всё же решаю поступить по-другому. Беру букет благоухающих пионов и одну белую розу. Она почти теряется на фоне пушистых головок, но всё равно заметна.

— Свидание? — улыбается таксист, кивком головы указывая на лежащий рядом букет.

— Скорее примирение. — хмыкаю с усмешкой.

И похеру на взгляд, который он на меня кидает, типа я где-то накосячил. Главное, что я решил пойти на уступки, как бы Царевишна не выводила.

Впрочем, с этой мысль сосуществую недолго. Стоит войти в квартиру, увидеть злобную Фурию, и желание свернуть ей шею возвращается.

Только притягиваю за спиной дверь, как она вылетает в коридор, словно ураган. Волосы взлетают вверх и медленно опускаются на плечи, спину и раскрасневшееся лицо. Гримаса злости искажает черты. Но, сука, даже так она слишком красивая. Пока я забываю обо всём на свете, думая лишь о том, чтобы поцеловать её. Для начала… Она переходит в атаку. Упирает кулаки в бока и вопит:

— Явился?! А что же так «рано»?! — толкает с сарказмом, надавив на последнее слово. — Мог вообще уже не приезжать!

И, блядь, разворачивается и уходит вглубь квартиры. Я тупо охуеваю от ситуации. Секунд десять трачу на то, чтобы переваривать, что это сейчас было. Это не я на звонки и сообщения не отвечал. Если бы хоть раз трубку взяла, знала бы, почему задерживаюсь.

Переведя дыхание, направляюсь за ней. Судя по шуму, чем-то гремит на кухне. Только вхожу, оборачивается и глазами убивает.

— Что смотришь?! — рявкает раздражённо. — Опять одежда моя не нравится?!

— Успокойся, Кристина. — прошу негромко, но жёстко. Тоном продавливаю. — Дело не в одежде, и ты отлично это знаешь.

— А в чём тогда?

Затрамбовывает посуду в посудомоечную машину и выпрямляется. Снова «руки в боки». Дышит быстро и часто. Грудь рывками поднимается и опадает.

— В твоём поведении. — так же глухо цежу, ощущая, как зарождается внутри негодование.

— О-о-о-о. — растягивает на вдохе. — Даже так? Что в этот раз?!

— Я просил тебя не приезжать, но ты приехала, разрядившись так, будто, блядь, в ночной клуб собралась. — выбиваю громче и гораздо злее. С трудом восстановленное спокойствие не тает, а мать вашу, подрывается на мине, разлетаясь вхлам. Стискиваю кулаки, но с места не двигаюсь. — Тебе нравится, когда на тебя все пялятся? Или специально вызываешь меня на эмоции?

— Больно нужны мне твои эмоции. — фыркает так, словно реально похуй. — Если тебя так раздражает моё присутствие, то нафига припёрся?! Вали отсюда! — я не двигаюсь не столько от шока, сколько от упадка сил, уходящих на то, чтобы сдержать себя и не навредить Царёвой. — Забыла! Тебе же только в часть дорога, так что лучше сама пойду!

Швыряет на стол полотенце, которое держала в руках, и делает шаг. Одновременно шагаю и я, перекрывая ей путь. Фурия вскидывает на меня лицо и шипит:

— Уйди с дороги, питекантроп. Мне не о чем с тобой говорить.

— Замолчи, Кристина. — сиплю угрожающе тихо. Понимаю, что уже на краю стою. Но она продолжает толкать во всех смыслах. Лупит меня ладонями в грудину, стараясь сдвинуть с места. Открывает рот, но я грубо припечатываю его рукой, второй удерживая затылок. — Не говори того, о чём пожалеешь. Перестань истерить и объясни, какого хера ты всё делаешь мне назло. Ты в последние дни как с цепи сорвалась. По любому поводу споришь и психуешь. Что случилось?

Она выкручивается из моих рук и с размаху отпускает пощёчину. Я охуеваю и замираю. Взгляд мрачнеет, а контроль летит к чертям. Если бы Крис сейчас извинилась или хотя бы пожалела о своём поступке, то всё могло бы быть иначе. Но она снова поднимает руку для нового удара. Ловлю за запястье, дёргаю на себя и заламываю руки сзади.

— Мне больно! Отпусти! — верещит Царевишна, пытаясь выдраться из моей хватки.

— Ещё нет. — рычу приглушённо. — Но сейчас будет.

Склоняюсь, подхватываю под задницей и закидываю на плечо. Фурия орёт, матерится, машет руками и ногами, лупит кулаками по спине, но я ничего из этого не замечаю. Несу её в спальню и сваливаю лицом на кровать. Она тут же подскакивает, но лишь взглянув на меня, теряет запал. Сползает на пол и сминает платье. Но остановиться я уже не способен. Сдавливаю пальцами запястья, подрываю вверх и перебрасываю через колено задницей кверху. Задираю лавандовое платье и всего секунду испытываю жалость и зарождение вины за то, что собираюсь делать. Но лишь короткое мгновение, а после заношу руку и со звонким шлепком опускаю ладонь на ягодицы. Кристина взвизгивает и предпринимает попытку подняться, но я крепко фиксирую её. Луплю во второй раз, с трудом разбирая обрывки её криков.

— Ты ответишь за это! Я тебя убью! Скотина! Психопат!

После четвёртого удара она притихает и перестаёт сопротивляться. На пятом слышу тихий всхлип. Сердцу становится тесно в груди, но я заставляю себя шлёпнуть её ещё два раза, но с уже меньшей силой. После последнего перестаю давить на лопатки, обезумевшими глазами смотря на покрасневшую кожу и следы ладони. Одёргиваю платье вниз и помогаю Царёвой подняться. Стоит ей обернуться, и я готов сдохнуть от грёбанного чувства вины. Всё лицо залито слезами. Губы искусаны в кровь и дрожат. Готовлюсь к словесной и физической атаке, но сразу теряюсь, потому что её не следует. Фурия бросается мне на шею, крепко-крепко обнимает и разражается рыданиями. Трясётся вся, всхлипывает, шмыгает носом, едва ли не душит.

Мягко обнимаю за лопатки, прижимая плотнее. Прячу лицо в волосах, сам чуть не скуля от того, что начудил. Да, она довела меня до ручки, но срываться не должен был. Не так.

Она ревёт так, как в прошлый раз в этой же квартире. Долго, протяжно, отчаянно. Я же тупо обнимаю и даю выплакаться. Когда рыдания стихают, несильно давлю на плечи, вынуждая смотреть мне в глаза. Стираю большим пальцем ручейки слёз.

— Прости меня. — выдыхаем одновременно и замолкаем.

Просто смотрим друг на друга, руками продолжая успокаивать. Крис толкается вперёд, я принимаю. Опять глажу, пока приходит в себя. Ещё тихо всхлипывает, но уже не ревёт.

— Зачем ты так себя ведёшь? Зачем говоришь всю эту хрень? — выжимаю приглушённо.

— Затем… Затем… — задыхается, но от плеча отрывается и сама зрительный контакт инициирует. С дрожью в охрипшем голосе шепчет. Прочищает горло и забивается кислородом. — Затем, что тебя никогда нет рядом. Мне кажется, что я не нужна тебе на самом деле. Когда рядом — хорошо, а нет — и не надо. Я не чувствую тебя.

Не понимаю, злиться мне или смеяться. Мы оба понимаем, почему я не могу быть с ней двадцать четыре на семь. И Царёва знает, что если бы не служба, ни на секунду не отпускал бы. Много раз это повторял. Она говорила, что понимает. Что случилось, раз она сорвалась и начала так думать? Откуда это взялось?

Ничего не ответив, поднимаюсь на ноги и снимаю китель. Следом стягиваю футболку. Фурия смотрит во все перепуганные, заплаканные глаза. Оставшись в одних штанах, протягиваю ей ладонь. Вижу, что с сомнением вкладывает пальцы и встаёт. Нащупываю на спине тонкую молнию и тащу собачку вниз. Сталкиваю с плеч ткань. Кристинка тут же прикрывает грудь руками. Цепляю их и прикладываю к своей грудной клетке. Крепко прижимаю. Она силится вырвать кисти, но я давлю сильнее, удерживая.

— Я здесь, Кристина. Я с тобой. Даже если не рядом — с тобой. Всегда. — хриплю, не выпуская её из зрительного плена. — Ты чувствуешь меня? Чувствуешь?

Царёва неспешно спускает руки до живота. Ведёт обратно вверх. Проводит по плечам и рукам. В итоге замирает на левой стороне груди.

— Ты меня чувствуешь? — продолжаю давить морально в надежде на результат.

— Да… — выдыхает потерянно. — Чувствую.

— Тогда в чём проблема, Кристина? Откуда эти мысли? Десять дней всё было норм, а потом тебя будто подменили. Что случилось?

С теплотой и нежностью смотрю на неё. Всё, что есть, бесконтактно ей передаю. Впервые с момента нашей встречи никаких пошлых мыслей и желаний, несмотря на то, что она в одном нижнем белье. Все резервы ушли на срыв.

— Ничего. — как-то обречённо головой качает и убирает руки. Присаживается на корточки и натягивает обратно платье. Без слов застёгиваю его. — Просто накопилось. У меня иногда бывает. Я не должна была тебя так злить. Сама виновата. — пожимает плечами. — Извини ещё раз. Пойду умоюсь.

До этого момента я к ней не прикасался, но как только делает шаг, удерживаю за плечи.

— Андрей, я хочу привести себя в порядок.

Тигриные глаза бегают по комнате. Дыхание рвётся. Её колотун набирает оборотов.

— Что случилось? — давлю грубее. — Рассказывай.

— Мне нечего тебе рассказывать. — повышает голос Царевна.

— Что ты творишь, Крис? Что вытворяешь, а? — выпаливаю убито и отпускаю её.

Отворачиваюсь и подхожу к окну. Размазываю взгляд по ночному городу. Слышу, как Фурия выходит из спальни. Шумно вздыхаю.

Мы так не сможем. Не вытянем на таких градусах накала. Ещё два месяца короткими набегами, а потом она уедет. А потом ещё как минимум два мы не увидимся. Сразу за ней я рвануть не смогу. Если у меня сейчас сдают нервы, то за несколько тысяч километров она доведёт меня до белого каления.

Никогда в жизни не поднимал руку на того, кто слабее. Максимум — братьям отпускал подзатыльник. Но чтобы вот так отлупить по заднице — ни разу. После всех слов, действий, признаний Кристина несёт этот бред.

— Ещё дуешься? — шелестит за спиной.

— Не дуюсь. — отсекаю ровно. — Это не обида, Кристина. Я не понимаю, что ты делаешь и зачем? — сиплю, стоя к ней спиной. — У нас ведь всё было хорошо. Для чего ты всё портишь?

— Такая я. — выдаёт постоянную отговорку.

— Я не могу с тобой такой. Не вывожу, Крис. Не в тех условиях, что имею.

От этих слов самого растаскивает на куски. Но они нужны. Необходимы. Сдавливаю кулаки, но продолжаю пялиться в окно.

— Хочешь расстаться? — шепчет тише, но ближе.

Закрываю глаза и со стоном вздыхаю. Оборачиваюсь, едва не сбив с ног Фурию. Ловлю за локти и смотрю во влажные глаза.

— Так будет лучше. — выжигаю последние чувства и закрываюсь. Никаких эмоций. Так надо. — Я не сделал ничего, чтобы заслужить твоё вечное недовольство и злость. Но ты постоянно психуешь. На любое замечание и просьбу. Игнорируешь их, звонки, сообщения. Я не тот человек, который будет тянуть за обоих. Отношения строят двое. Ты обещала научиться, но даже не пытаешься.

По её щеке скатывается слезинка. Разбивается о пол. Кажется, что и сам сейчас рассыпаюсь. Но при этом абсолютно спокоен и непоколебим в своём решении. Сегодняшний день многое помог понять. Мы не справимся. Как бы больно не было, потом станет хуже.

— Андрюша. — всхлипывает Крис, вжимаясь лбом в шею. — Я буду стараться лучше. Обещаю. Я не хочу расставаться. Не хочу. Извини меня. Прости, если сможешь. — хватается за предплечья, снова плача, но в этот раз почти беззвучно. Только по вздрагивающим плечам и судорожным вдохам это понимаю. — Я люблю тебя, Андрей. Люблю. Давай ещё раз попробуем. Я не поеду в Америку. Не буду больше к тебе приезжать. Обещаю.

Я перестаю дышать ещё на «люблю». Не «ненавижу», не «влюблена», а именно люблю. Так глухо она это выдаёт, будто сокровенно.

— Крис. — выталкиваю, обернув одной рукой плечи. — Не надо. Хуже будет. Обоим.

— Нет, Андрей, надо. Надо! — рывком вскидывает голову, не стесняясь бесконечных слёз. Но всего через мгновение теряет уверенность и голос и шепчет: — Но если ты так хочешь, то хорошо. Нельзя заставить кого-то любить и быть с тобой, если он этого не хочет. Я понимаю. Всё понимаю. — утирает предплечьями лицо, размазывая влагу. — Только можешь ты уйти? Не хочу домой ехать. Здесь останусь.

Высвобождается из моих рук и выходит из комнаты, а я так и продолжаю стоять на месте и ощущать, как медленно обсыпается сердце и тлеет душа.