Она - моё табу

Глава 53

Реальность всегда жестока

Дела в Йели занимают куда больше времени, чем мне хотелось бы. Общаться с Андрюшей очень сложно, когда нас разбросало не только по континентам, но и во времени. Я чуть не сошла с ума за эти полтора месяца. Возможно, всё же немного свихнулась. Но не критично. Мне уже не терпится наброситься на него только для того, чтобы обнимать долго-долго, крепко-крепко. Чтобы просто прижаться к его губам и сгореть в этом прикосновении. Тело чешется и покалывает в предвкушении его агрессивного тепла.

Скучаю. Мамочки, как же сильно я скучаю!

Мне так мало тех коротких разговоров, что случаются у нас. Бездушных переписок и голосовых сообщений. Фотографий, которые я уже затёрла до дыр во всех смыслах. И глазами, и пальцами, и губами. Я каждую ночь перед сном выбираю ту, где его face вблизи, и целую её, мечтая, чтобы он ощутил мои губы. Не это ли крайняя степень безумия? А разговоры по видео? Сумасшествие! Когда набираю Андрюшу после отбоя и вижу его заспанного, уставшего, с покрасневшими глазами, представляю, что ложусь рядом с ним, укладываю голову на плечо, обнимаю за живот и царапаю губы о лёгкую щетину, отросшую за день. Что он гладит меня по спине, расчёсывает пальцами волосы и целует в ответ. А утром мы просыпаемся вместе и, как у меня постоянно бывает, я смущаюсь, а он ненавязчиво, с провокацией подкалывает, что ночью мне позавидовала бы любая путана, а утром — монахиня. И я смущаюсь ещё больше! И плыву, плыву, плыву куда-то на воздушных облаках. Я — влюблённая до одури дурочка, и мне в кайф! Андрей никогда не осуждает за то, что я не могу контролировать. Я сама его провоцирую и возбуждаю. В сексе смелая и резвая. Моё тело понимает куда больше, чем я сама. Например, на прошлой неделе я случайно спровоцировала секс по телефону. Точнее, по видеосвязи.

Это был один из немногих моментов, когда я не спала ночью, а у моего психопата было свободное время. Он написал. Я прислала фото в тоненьком небесно-голубом пеньюаре на бретельках. Он скинул мне фотку из душа. С каменным стояком. Жар залил щёки и скатился к груди. Я вспоминала, как он двигается во мне, какие хриплые стоны выдаёт, с каким напором целует и как самоотверженно я отвечаю, позволяя разнести меня на осколки. Наша разлука затянулась. Голодало не только сердце, но и тело. Оно жаждало мужчину. Одного-единственного, того самого, неповторимого. И я в порыве чувств написала об этом Дикому. Тут же пришёл видеозвонок. Я приняла его и сразу увидела, как запотевшая камера мобильного фокусируется на твёрдом жезле, который Андрей сдавливает, водя туда-сюда. И я почти вживую слышала его стоны. Спустила руку по животу, перевела камеру и задрала пеньюар. Мастурбируя, смотрела, как мой мужчина дрочит в душе, и едва не слетала с катушек. Он требовал сделать то одно, то другое, а я всё выполняла. Спустила с груди сорочку, накрыла полушария, свела их вместе, ласкала соски, стянула промокшие трусы и вошла в себя двумя пальцами. А я никогда этого не делала! Закрыла глаза, слушая его охрипший от неудовлетворения голос. Стонала, воображая, что это его рука ласкает мою грудь и теребит клитор. Ощущения были такими явными, острыми и яркими, что меня унесло минут через пять. Старалась отдышаться и смотрела, как кончает Дикий. Выстрел белой спермы. Её потёки на стене душевой кабинки. А потом долго ругала его за то, что он снёс мне голову и вообще не переживал, что кто-то может это увидеть. А он хохотал и заверял «порядок».

И даже сейчас, спустя время, сидя в уличном кафе за плетёным столиком со стеклянной поверхностью, я краснею от этих воспоминаний. И мне хочется повторения. В реале. Его руки и рот. Его севший голос, оседающий на коже мурашками. Его сбитое дыхание, вызывающее дрожь. Его близость просто необходима! Я — как мои кактусы без воды и подкормки. С виду цвету и пахну, а корни сохнут. Я засыхаю без его любви. Нет, она, конечно, и сейчас чувствуется, но всё же это не то, что мне надо.

Во Владивостоке сейчас всего четыре утра. Короткие пара минут нам светят всего через два часа. Андрей позвонит, пока будет одеваться. Ещё немного я просто послушаю, как он бежит в санузел и чистит зубы. Потом ещё пара минут, пока бреется. А следующий созвон у нас будет только утром. Это становится невыносимым. Но меня греет мысль о том, что всего через двое суток я заявлюсь в часть и сразу после утреннего построения брошусь ему на шею. Предвкушаю его удивление и растерянность, ведь я готовлю ему сюрприз и не говорю, что лечу домой. Конечно, он немного позлится, что не отвечала ему, но оно того стоит. Уверена, что смогу растопить его одними своими горящими глазами. Во мне столько нерастраченной любви и нежности накопилось за эти шесть недель, что я Андрюшу в них утоплю. И сама утону в его. Знаю, что он скучает не меньше, чем я сама. И мне столько отдать хочется. И взамен поглотить. Ужас просто! Чем ближе долгожданный рейс, тем дольше тянется чёртово время и тем сильнее я волнуюсь. Всё же это так странно — встречаться после долгой разлуки. Кажется, что мы несколько лет не виделись. Главное — не робеть! Он — мой будущий муж и я имею право на проявление чувств.

Улыбаюсь, предвкушая нашу встречу. В голове миллион вариантов развития событий. Беру фарфоровую кружечку с кофе двумя руками и подношу к губам.

— Крис, привет! Прости за опоздание.

Делаю глоток и опускаю на стол. Поднимаюсь и обнимаю девушку, с которой мы год прожили в общаге и здорово повеселились. Чмокаемся в щёки. Садимся за столик. Она подтягивает к себе уже подстывший кофе и сэндвич с арахисовым маслом, которые я заказала заранее. Откусывает большой кусок и, закрыв от блаженства глаза, пережёвывает. Запивает таким же несуразно огромным глотком кофе. — Ч-и-т-а-й- к-н-и-г-и- на- К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-

Николь — истинная американка. Манера говорить, двигаться, выбор одежды и еды так и кричат о её национальности. Весёлая и немного опасная в плане развлечений. Меня с ней тоже неслабо заносило. Но теперь всё это неинтересно уже. Я замуж выхожу. За любимого мужчину.

— Тебя дома не кормят? — посмеиваюсь на английском. Он почти безупречен. Немного говор хромает и есть акцент, но это совсем некритично. — Ты чего такая взмыленная?

— Зря ты вчера не пошла на эту тусовку. Такой движ — крутяк! Прям вау! А какие там парни, Кри-и-ис… Ну просто м-м-м… — мечтательно закатывает глаза.

— Николь, какие мне парни? — выставляю перед ней правую руку, в очередной раз демонстрируя кольцо. Но её не берёт. В этой стране брак немного не то, к чему я привыкла. — По любви. За самого лучшего парня на свете! И других мне не надо.

— Ты и до этого к парням равнодушна была. — театрально взмахивает рукой.

Я хохочу, проливая кофе на светлые капри. Пропитываю салфеткой, но им капец. Даже застирывать смысла нет.

— Равнодушна была, потому что не встретила СВОЕГО. А когда встретила — всё, облом всем остальным. Люблю я его. Лю-б-лю! — отсекаю резко, но скрашиваю улыбкой и смехом.

Ещё какое-то время беззаботно болтаем. Прогуливаемся по территории кампуса. Огибаем огромный, величественный древний Йельский университет из светло-серого камня. Останавливаюсь возле главного входа и задираю голову на шпили башенок и покатые крыши. На массивные ворота, в которые входила почти каждый день. Кругом идеально изумрудный газон, вековые деревья. Этому зданию уже триста девятнадцать лет. Красивое и величественное. Да, реконструированное, но сохранившее своё былое величие и даже сейчас вызывающее благоговейный трепет. Не уверена, что в России вообще есть такие древние постройки, сохранившиеся до наших времён. Но… Я не буду по нему тосковать. Я приехала попрощаться с одним из самых престижных универов мира. И пусть! Не нужны мне лавры, что даёт диплом из Йеля. Андрюша нужен. И всё тут!

Ухожу я без сожалений. Так же прощаюсь с Николь и остальными девчонками и сокурсниками. Немного грустно, да. Тут не поспорю. Но нет того разрушающего отчаяния, что я испытывала, прощаясь с Андреем. Эту жизнь я отпускаю легко, чтобы шагнуть в новую. Уверена, что там будет куда интереснее. Я хочу в поход! Жарить сосиски на костре и печь картошку. Сидеть на пледе в обнимку и смотреть на звёзды перед догорающим огнём. А потом заниматься любовью в крошечной палатке и спать в одном спальнике. Дикий так красиво и восторженно всё это описывал, что я буквально видела и чувствовала. Как минимум, моя душа уже побывала в магических лесах Карелии.

Без двух минут девять вечера мне приходит долгожданный звонок. В этот раз по видео. Радуюсь, как трёхлетняя девчонка сладкой вате. Едва не подпрыгиваю от счастья увидеть любимого пусть даже так. А через каких-то там тридцать шесть часов он станет реальным. Моя тыква обратится обратно в карету.

— Доброе утро, Андрюша. — улыбаюсь во весь рот, пританцовывая на месте с новым серебристым шёлковым пеньюаром, прижатым к груди.

— Доброй ночи, Фурия. — отвечает сонной улыбкой.

А я опять представляю, что совсем немного времени осталось подождать, и буду каждое утро видеть его таким нерасторопным, слегка потерянным и невозможно любимым.

— Как прошла ночь? — шуршу, падая с телефоном на узкую кровать.

— Ужасно. — серьёзно сипит мужчина, сомкнув брови галочкой на переносице.

Хочу их пригладить! Аж пальцы вибрируют, а подушечки колит.

— Почему? — шепчу немного смущённо.

— Потому что вижу свою любимую Фурию только во сне. Скучаю ужасно, любимая.

Проклятые слёзы застилают глаза. Язык чешется сказать, что осталось потерпеть совсем немного. Впрочем, я и говорю, расплываясь в улыбке:

— Потерпи, любимый мой. Я скоро приеду. И сама тебя и зацелую, и заобнимаю, и залюблю, — подворачиваю губы, приобретая оттенок свекольно-красного, и выпаливаю, — и затрахаю. — на секунду прячу глаза, а потом набираюсь смелости и табаню в камеру: — Соскучилась — жуть просто! Хочу тебя всего исцеловать, облизать и заниматься любовью сутки напролёт.

Его лохматые брови теперь ползут вверх. О-о-очень высоко. Будь у него короткая чёлка, спрятались бы под ней. Дыхание сбивается. Вижу, как ускоряется пульс по пульсации вены на шее.

— Нихуя ж себе. — выдыхает он ошарашенно. Прочищает горло. — Извини. Я просто чу-уточку, — сощурив один глаз, показывает пальцами сантиметра пол, — охренел от такого смелого заявления.

— Не издевайся, Андрей! — бурчу возмущённо, пряча лицо в ладонях, оставив только глаза между растопыренных пальцев.

Он смеётся. Заливисто и искренне. А потом оставляет только ласковую улыбку и шепчет:

— Я выполню твой любой каприз, Царевна. Но не надейся, что первые пару раз обойдутся без лажи. Голодный паёк, эротические фотки и секс по телефону не способствуют. Не всегда получается получить разрядку.

— Мамочки, Андрей, если это кто-то услышит?! — вскрикиваю, завышая тональность.

Он морщится. И опять смеётся. Подмигивает мне и высекает:

— Они поймут, Фурия. Поймут, как сильно я тебя люблю. И какая огненная страсть между нами кипит. Ну и, конечно же… — театральная пауза, а потом торжественно: — обзавидуются, что у меня такая охуенная невеста!

Если бы я только могла себе представить, что это последний раз, когда слышу его счастливый смех и вижу настоящую, не вымученную улыбку, то я бы отмотала время назад и не села на этот самолёт. Но я не могу управлять временем. Я в него сажусь и лечу навстречу концу всех свои мечтаний и надежд.

Но это преждевременно. Пока у меня есть ещё один беззаботный день прогулок по Коннектикуту. Дегустации американского фастфуда и попытки запомнить вкус и разгадать секреты приготовления, чтобы потом порадовать любимого. Ещё несколько встреч для прощания. Сборы всех вещей и отправка в аэропорт. Они полетят отдельным рейсом. Подарки и сувениры от девчонок. Ещё пара минут разговоров по телефону и…

И вот я уже поднимаюсь по трапу, занимаю место возле иллюминатора и отключаю телефон, чтобы Дикий не звонил. Утром первым делом заеду домой, приму душ, освежусь, надену новое платье, которое Андрюше сто процентов понравится, и полечу к нему. Самолёт, вибрируя, разгоняется по взлётной полосе, а затем плавно взмывает в воздух. С лёгкой, почти неуловимой грустью смотрю на удаляющийся Коннектикут. Прикидываю, где находится Йельский университет и мой кампус. Слежу, пока город, а затем и континент не растворяются в тумане, и на смену им не приходит тёмный, беспокойный океан. А потом засыпаю, вибрируя не меньше фюзеляжа от предвкушения нашей встречи.

По прилёту, в аэропорту папа, что очень удивительно, меня не встречает, а ведь он обещал. Выглядываю его в толпе, но так и не замечаю. Спустя сорок минут ожидания психую и еду домой. Телефон остаётся выключенным, иначе я увижу сообщения от Андрея и тут же во всём признаюсь. А раз папа не соизволил меня встретить, то и звонить ему нет смысла. Да, я дуюсь, хотя уже давно должна была привыкнуть. Просто мне казалось, что в последнее время мы очень сблизились.

Такси тормозит у ворот. Расплачиваюсь переводом, забираю небольшой чемодан и решительно иду в дом. Я очень зла сейчас на папу. Так сильно, что это даже глушит мурашек и радость от скорого свидания с любимым. И от это ещё больше злюсь на него! Всё настроение испортил!

Толкаю входную дверь и, бросив чемодан на пороге, ураганом несусь по дому, в глубине души мечтая, чтобы его не было дома. Иначе мы поругаемся и настроение упадёт до нуля. А я хочу, чтобы Андрей видел, как я счастлива его видеть.

— Кристина. — сухой оклик застаёт меня врасплох возле папиного кабинета.

Останавливаюсь, поворачиваюсь и складываю руки на груди, злобно притопывая ногой. Папа выходит из кабинета и застывает. Бледный, с мешками под глазами и будто испуганный. Мгновенно сдуваюсь и шагаю к нему. Но строгий, ледяной, полный сожаления взгляд окатывает промораживающей волной и парализует тело. Сердце стремительно ускоряется. Мне вдруг становится страшно.

— Пап, что происходит? — лепечу онемевшими губами.

Он отводит глаза! Я готова умереть от страха. Папа никогда не отводит взгляда. Ни-ко-гда!!!

— Прости меня, дочка. — хрипит глухо и обречённо.

— З-за ч-что? — выталкиваю я стучащими зубами.

— Ты выходишь замуж.

Отгоняю странное чувство обречённости и улыбаюсь. Обнимаю папу за плечи и клюю в щёку.

— Да, пап. Ты же смирился уже. Мы с Андреем позовём тебя на свадьбу.

Но сердце всё равно сжимается от его взгляда. Пустой, словно мёртвый. Неприятные мурашки по моей коже.

— Не за него. Извини, но тебе придётся его бросить.

— Что ты такое говоришь?! — взрываюсь криком, пятясь от него, как от проклятого. Уши закладывает. Пальцы трясутся. Всё тело, кажется, каменеет. На глаза наворачиваются слёзы. Потоками летят по щекам. — Пап, что за шутки? Пап? — шепчу, стараясь руками удержать в груди сердце. Бейся, родное, мы с тобой выстоим. — За кого, пап?

— За меня, красавица.

За спиной отца открывается дверь и появляется Савельский.

— Пап… — лепечу, ловя его взгляд, но он постоянно ускользает.

— Прости, дочка. Так надо.

Нет, мы не выстояли. Разбились вдребезги.