Подняться на вершину
Отведённые нам недели не тянутся, как мы не стараемся их растягивать. Они летят. Пролетают мимо быстро и неизбежно. Благодаря протекции генерала Царёва в нашем с Фурией распоряжении все выходные. И мне уже похуй, что товарищи косятся на меня и постоянно «жалят» едкими замечаниями, что я пользуюсь тем, что трахаю генеральскую дочку. А мне срать на всё! Мне нужна его поддержка, чтобы быть с ней как можно дольше и чаще, потому что через несколько часов нам предстоит расстаться на достаточно долгий срок. От трёх недель до пяти-шести. И не видеться так долго пиздец как сложно. Особенно накануне дембеля и совместного отъезда. Где-то в глубине души живут страхи и сомнения, что если меня не будет рядом, Кристина может передумать. Мне не хочется в это верить. Да, она капризная и сумасбродная, но искренняя. И почему-то на душе всё равно неспокойно, кошки скребут. И как ни пытаюсь от них избавиться, всё равно как-то не по себе.
Листаю в галерее телефона сотни фоток, что она шлёт мне несколько раз в день. На одной она готовит. Смешная такая, в фартуке и с растрёпанным, торчащим во все стороны пучком на макушке. В руке деревянная лопатка, и она явно злится на отца, сделавшего это фото.
Блядь, моя Фурия сегодня улетает, а я торчу в казарме, не зная, как выбраться! Среда — увал мне никто не даст. Генерала нет. Иначе я бы к нему на коленях пополз, умоляя, чтобы он дал нам попрощаться. Съебаться втихаря тоже никак. Гафрионов в курсе, что Крис летит в Америку, и лично следит за мной.
Сука!!!
Остервенело вбиваюсь головой в подушку. Закрываю глаза, учащённо гоняя пронизанный тоской кислород. Не будет же старлей всё время караулить, в конце-то концов. Сейчас свободное время, парни разбежались кто куда. А я, как бесполезная ветошь, валяюсь на шконке. Нихуя не хочется. Ни курить, ни выходить из духоты на воздух, ни говорить с кем-то, ни даже тупо жить. Без неё не тянет. Впасть бы в анабиоз на эти полтора месяца, а потом проснуться и обнять свою любимую девочку. Глаза жжёт соль. Пиздец, как мне погано. И от бессилия хочется разреветься, как мои младшие периодически. Вот такой из меня хуёвый вышел старший брат и мужчина. Наверное, нельзя так сильно любить. Потому что, когда между вами тысячи километров, сердце рвётся напополам. А когда тебя разрывает, сдерживать внутренний ад практически невозможно.
Перекатываюсь на живот и вжимаюсь лицом в подушку. Она немного пахнет Кристиной. Фурия подогнала мне свои духи взамен на мой брелок с шаманским символом. Как-то так и выживаем. Вроде и постоянно на расстоянии, но ожидание выходных, понимание, что всего пять, четыре, три дня до встречи, позволяло ровно дышать. А неизвестность душит пеньковой верёвкой.
В очередной раз ловлю себя на сравнении ощущений с Крис и с Алей. И в очередной раз понимаю, что Завьялову не любил. А Царёву до полного безумия. Да я дышать ей готов! И кажется, что уже задыхаюсь.
— Кристина. — хриплю в подушку, впитывая запах её духов.
Подушка, парфюм, фотки, переписки и редкие звонки — всё, что нам остаётся на эти недели. А мне, блядь, мало.
Мы даже не попрощались нормально. Прошлые выходные пролетели как в тумане. Мы гуляли, готовили что-то, что я уже и не помню, смотрели фильмы, целовались до остановки сердца и трахались до тех пор, пока не отрубались от упадка сил. А утром проспали. Летели в часть как ошалелые. Один короткий поцелуй и недели одиночества среди тысяч людей в разных странах. Военная, блядь, романтика. Проза, мать её, жизни. До тошноты скручивает внутренности.
Смотрю на часы. Её рейс через четыре часа. Она обещала заехать, если получится, но потом прислала сообщение, что у неё какой-то завал и не вариант.
Слышу, как открывается дверь, но не обращаю на неё никакого внимания, пока мне в затылок не прилетает:
— Дикий, в кабинет к Царёву.
Сильнее вдавливаюсь в подушку и бухчу:
— Его нет.
— Младший сержант Андрей Дикий, ты часом вместе с девушкой инстинкт самосохранение не потерял? Устав не забыл? — рычит Гафринов.
Только теперь до меня доходит, что рушится исключительно мой мир. А окружающий продолжает жить по своим правилам. Спрыгиваю с койки, цепляю с тумбочки кепку, натягиваю на голову и прикладываю к козырьку пальцы.
— Прошу прощения, товарищ старший лейтенант. Я думал, что это кто-то из сослуживцев решил приколоться.
— Совсем, парень, поплыл. — ухмыляется старлей. — Слушай меня сейчас внимательно, чтобы сам себе проблемы не создавал. — сжимает моё плечо и опускается на ближайшую койку, присаживая меня рядом. — Я, признаться честно, рад, что ошибся и ваши отношения сложились. Но ты никак не можешь повлиять на нынешнюю ситуацию. Возьми яйца в кулак и перестань киснуть, как баба. Расстояние — всегда сложно. Но если будешь сидеть и мотать сопли на кулак, тянуться оно будет ещё больше. Так что соберись, тряпка, и бегом к Царёву. — хлопает ладонью по спине. — Тебя там ждёт одна очень красивая барышня.
— Кристина? — загораются надеждой мои глаза.
— А у тебя много вариантов? — ржёт он, снова стукнув по спине. — Чего сидишь? Бегом к ней!
— Спасибо. — протягиваю ему руку.
Жмёт и качает головой.
— Беги уже.
И я бегу. В этот раз без похуизма. Около старших по званию притормаживаю и отдаю честь, а потом опять лечу к зданию штаба. Поднимаюсь на этаж и толкаю дверь, задыхаясь от бега и счастья. Фурия мгновенно влетает в меня, накрепко обнимая за торс. Оборачиваю плечи и впиваюсь в её опиумный рот остервенелым поцелуем. Проталкиваю язык, оглаживая её. Пальцами с давлением веду выше, запутываясь в волосах и придавливая за затылок ближе. Стукаемся зубами, но не останавливаемся в своём безумии до тех пор, пока кислород в лёгких не выгорает, а ротовая не заполняется слюной. Отпускаю Кристинку из плена и скатываю руки на поясницу, не давая отстраниться от меня. Не веря в реальность происходящего, отупело смотрю в тигриные глаза, переполненные слезами. Провожу костяшками пальцев по её бледной щеке, искусанным губам и перестаю дышать.
— Ты же говорила, что не получится приехать.
— Как я могла не приехать? — слегка приподнимает одно плечо, а потом собирает в ладошках моё лицо и поднимается на носочки. Прикладывает пальцы к моему рту, вынуждая заткнуться. — Не спрашивай ни о чём, любимый мой. У нас мало времени.
— Сколько? — выжимаю через силу, когда глотку распирает крупным комом.
— Пара часов. Я отсюда сразу в аэропорт. И давай, пожалуйста, не будем тратить их на разговоры. На них у нас будет полно времени. — замолкая, опускает взгляд в пол. Жёлтый блеклый свет с настольной лампы создаёт круг света за её спиной. Волосы, кажется, светятся. Но рассмотреть розовый румянец на щеках я всё равно способен. Вот такая девочка моя: от стесняшки и до ненасытной шлюшки и обратно. Она поднимает глаза из-подо лба и вздыхает. Облизывает губы. Переводит дыхание и… — На мне нет белья.
Сползаю руками на её бёдра и прощупываю под юбкой. Ничего. Только голая кожа. Поднимаю взгляд к её лицу, собирая пальцами юбку и оголяя колени, бёдра, лобок. Обоюдно рвано дыша, смотрим в глаза. А потом срываемся.
Подхватываю под задницу и поднимаю вверх, одновременно впиваясь в губы. Крис обнимает ногами за ягодицы, вдавливаясь горящей промежностью в мой пытающий пах. Обнимает за шею, одурело отвечая на голодные, почти грубые поцелуи. Пошатнувшись на размякших ногах, делаю несколько шагов и усаживаю её на генеральский стол. На пол летят какие-то предметы, но я слеп и глух от возбуждения. Ни мыслей, ни опасений, ни сознания. Только моя Ненормальная и два коротких часа. Сквозь брюки вдавливаюсь в неё, продолжая неконтролируемо целовать всё лицо, шею, горло, открытые плечи. Сдёргиваю зубами лямку платья. Всасываю кожу над ключицей. Срываю вторую лямку трясущимися пальцами и стягиваю верхнюю часть платья. Оно трещит, но не рвётся. Грудь с тёмными сосками пружинит от резкого рывка и призывно покачивается. Толкаю Фурию назад и втягиваю в рот сосочек. Сосу его, словно оголодавший. Жадно, возможно, до боли, сминаю вторую полусферу. Тремя пальцами ловлю твёрдую горошинку и выкручиваю по часовой. Вскрикивая, Крис заходится дрожью и падает назад. Удерживаю за лопатки, не давая сбежать от меня. Возвращаюсь к губам, продолжая с озверением терзать грудь.
— Сладкая моя девочка. — хриплю ей в губы. Она прикусывает мои, впиваясь ноготками в плечи. — Как же я люблю тебя.
Она немного отталкивает. Почти рвёт пуговицы на кителе — так отчаянно их дёргает. Скидывает его на пол. Вытаскивает футболку и тянет вверх. На секунду отпускаю и поднимаю руки. Футболка улетает в неизвестном направлении. В четыре руки, мешая друг другу, распускаем портупею и кое-как справляемся с ширинкой. Сам скатываю штаны с боксерами. Подтаскиваю Кристину на край стола, потираясь окаменевшим и дрожащим от похоти членом между её губок. Стонем друг другу в рот. Она шире разводит ноги и сдавливает пальцами ствол. Пару раз ведёт вниз-вверх, смазывая своими соками, и направляет в себя. Толкаюсь бёдрами ближе, вжимаясь головкой в кипящую магмой пещерку. Прихватываю зубами нижнюю розовую губу и смотрю в янтарные глаза, горящие ярко. Несмотря на охватившее нас безумие, вхожу в неё медленно, как в первый раз. Хочу прочувствовать каждый миллиметр её влажной, обжигающей плоти. Хрипя и постанывая, заполняю её до краёв. Она с готовностью принимает, обволакивая приятным теплом и нежностью. Глаза в глаза. Дыхание в губы. Наши бёдра сталкиваются. Срывающиеся стоны. Я в ней полностью. Но мне мало. Хочу пробраться к ней под кожу целиком. Глаза Кристины закатываются. Зубы проходят по моей губе. В ротовой полости привкус железа от пущенной крови.
— Посмотри на меня, малышка. Не закрывай глаза. — требую осипшим шёпотом. — Я хочу видеть… Хочу помнить… Смаковать в разлуке…
Она поднимает голову и врывается в меня янтарным взглядом с поволокой. Коротко касаюсь её рта. Медленно подаюсь бёдрами назад, почти полностью покинув её горячую глубину. Внутри остаётся только головка. Так же неспешно возвращаюсь. Фурия сжимает внутренними мышцами. Стонем в унисон. И срываемся в полное сумасшествие. Прижимаю её одной рукой к себе. Мягкая грудь плотно прижата к грудине. Животы, сокращаясь в спазмах, соприкасаются. Пальцами второй руки впиваюсь в её бедро, агрессивно вколачиваясь в послушное, отзывчивое тело. Стонем, не сдерживаясь. Трахаемся бешено. Целуемся яростно. Манюня царапается. Я прикусываю то здесь, то там, где достаю. Она ставит засос на шее справа. Я клеймлю её слева. Резкими, быстрыми движениями бёдер тараню её. Она сползает от напора толчков назад. Вгоняю пальцы в мягкую плоть бёдер и тяну обратно на себя, не переставая вколачиваться. Пробуем целоваться, но только бьёмся зубами от страстного напора. Крис кончает, выгибая поясницу. Зажимаю ей рот ладонью, силясь хоть немного заглушить крик. Сминает эрекцию плотным, ласковым, тугим кольцом. Подворачиваю губы, сдерживая собственный стон, когда после ещё нескольких резких рывков меня накрывает следом.
Падаю на изящно выгнутое тело. Мы оба продолжаем сокращаться и трястись. Упираюсь ладонями по сторонам от её плеч и вжимаюсь губами в её рот. Просто припечатываю, поглощая раздробленное дыхание. Только спустя время её пальцы перестают рвать мою кожу и ласковыми порхающими движениями гладят. Отталкиваюсь от столешницы и обезумевшими глазами поглощаю образ распятой на генеральском столе Фурии. Вся раскрасневшаяся, вспотевшая, тяжело дышащая, с пунцовым щеками и скулами, растрёпанными и разбросанными по поверхности влажными волосами, искусанными опиумными губами, тяжело вздымающейся грудью с всё ещё стянутыми в тугие узелки сосками, с собранным на талии молочным платьем, раздвинутыми и трясущимися ногами, а между ними блестящая розовая плоть, которую не спешу покидать.
Опускаюсь обратно и невообразимой нежностью целую отравленные губы.
Так вот, оказывается, где всё началось. Они так манили с первой встречи. И я поддался этому притяжению. И мгновенно подсел. А теперь без дозы ломает. И я беру столько, сколько она готова отдать. Я хочу этого передоза. Добровольно и осознанно.
— Я люблю тебя, Андрюша. — шепчет сорвано Манюня.
Глажу её лицо пальцами, собирая мурашек и румянец. Ловлю его губами, повторяя снова и снова, как сильно люблю её. Мы не говорим о предстоящем расставании — исключительно о размазывающих душу чувствах. Без конца целуемся и обнимаемся. Наши тела всё так же сплетены.
Снимаем кожу с губ и броню с сердец, когда время истекает. Выхожу из неё, поморщившись от неприятного холода на чувствительном после оргазма органе. Натягиваю штаны и застёгиваюсь. Помогаю Кристинке натянуть обратно платье, сняв её со стола. Нахожу футболку и китель, но не спешу надевать. Прижимаю любимую девочку к себе, и она беззвучно плачет в моих руках. Зажмуриваюсь, чтобы не раскиснуть вместе с ней. Её плечи вздрагивают и дрожат. Моё нутро рвёт на ошмётки. Так и стоим, пока её телефон не звонит и голос на том конце не оповещает, что такси будет через пять минут. Собираю её слёзы губами. Ещё раз целуемся, а потом она уходит. А через два часа присылает селфи из салона самолёта. С заплаканными глазами и слипшимися ресницами. Переписываемся, а потом она пропадает из сети.
Улетела моя Фурия. А мне остаётся только ждать.