Прошлое и настоящее не должны переплетаться
Следующий час моей жизни превращается в ещё больший кошмар, чем был до этого. Кажется, что я должна вот-вот проснуться, но этого не происходит. Уже и щипала себя, и царапала, и незаметно дёргала за волосы, но сидящие рядом Саша и Андрей не растворяются в дымке морока. Я даже для вида не ем. Пью только воду, стараясь сохранить ясную голову. Глазами изучаю содержимое своей нетронутой тарелки. Беседу поддерживать не в состоянии. Максимум бубню какие-то невнятные короткие ответы на вопросы задаваемые лично мне.
С осторожностью, пытаясь не выдавать себя, пробегаю взглядом поперёк стола, чтобы увидеть натянутые сухожилия и выпирающие вены на руках Андрюши. Внешне он полностью спокоен, ест, улыбается, но то с какой силой сжимает вилку, выдаёт и его внутреннюю борьбу. Я должна что-то сделать. Пора заканчивать эту пытку.
Толкаю Пашку локтем под столом. Он смотрит на меня и без слов понимает, чего я от него жду.
— Дядя Вова, спасибо за вкуснейший обед, но нам с Андрюхой пора. — поднимается из-за стола и протягивает мне руку. — Извините, но Крестика я похищаю.
Подмигнув, делает ещё глоток вина. Я вскакиваю, как стянутая пружина. Дикий спокойно поднимается и вытирает губы салфеткой.
— Спасибо за гостеприимство, товарищ генерал. — благодарит ровно, но я всё равно замечаю полный презрения и ярости взгляд, которым задевает Савельского младшего.
— Ты так быстро нас покинешь? — высекает едко Саша, вцепившись своими глазами в мои.
Дикий всем корпусом подаётся вперёд. Макеев сдавливает мои пальцы. Только я расплываюсь в улыбке и со всей стервозной сладостью выливаю:
— Если бы не папа и дядя Гоша, то я бы и минуты с тобой в одной комнате не провела. Надеюсь, во Владивостоке ты не задержишься. Good lack, freak¹. — выплёвываю ему в лицо и, не оборачиваясь даже на папин злой оклик, выхожу из комнаты.
Медленно, словно в заторможенном восприятии времени, поднимаюсь по лестнице и вхожу в спальню. Сбрасываю одежду и натягиваю бежевые хлопковые шорты в стиле Лары Крофт и тёмно-зелёную майку на тонких бретельках. Забираю со стола телефон и ключи от Танка. Крепко зажмурившись, до рези в лёгких всасываю кислород.
Неужели мои мучения на сегодня окончены? Или они только начнутся, когда останемся с Андрюшей вдвоём?
А мне ещё предстоит уговорить папу больше никогда не впускать в наш дом Савельского. Или, как минимум, не вынуждать меня находиться с ним в одной физической плоскости. Поднимаю сопротивляющиеся ресницы и толкаю дверь, но предательски пячусь назад, оказавшись в нескольких сантиметрах от насильника. Собрав в кулак всю силу воли, останавливаюсь и вскидываю на него лицо. Сжав челюсти, выцеживаю:
— Какого хрена тебе от меня надо? Свали, Савельский, пока ноги целы.
— А ты, смотрю, осмелела. Дерзить стала направо и налево. Гордая шлюшка.
Шагнув ближе, сдавливает пальцами подбородок. Каким бы мерзким не было его касание, не отталкиваю. Я всё выдержу.
— Я тебя не боюсь, урод. — продавливаю на частице «не». — Лапы убрал.
Растянув рот в жестокой улыбке, склоняет своё лицо к моему почти впритык. От хмельного дыхания голова кружится, а тошнота становится удушающей массой поперёк горла. Стискиваю в ладони ключи, готовясь нанести удар, если придётся. Больше я никогда не дам ему себя сломить.
— А ты, красотка, прихуела. Забыла уже, что твой папаша, а вместе с ним и ты, у меня в кулаке? Одно моё слово, и ты будешь принадлежать мне. — почти касается к губам. Поджимаю их и сверлю его взглядом. — Напомнить тебе, что случится, если не будешь послушной?
— Лучше я напомню тебе о Лене Калининой. — шиплю, не разжимая зубов. Хватка на подбородке становится крепче, но сам урод на несколько мгновений теряет спокойствие и поддаётся страху. — Или о Илоне Диоевой. А может быть, мне встретиться с Линой Авельевой? Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Чем ты запугал этих девочек? Угрожал посадить их родителей? С одной, возможно, это и проканает, но не со всеми сразу.
— Ты хреново блефуешь. — рычит приглушённо, до боли вжавшись лоб в лоб.
— А ты рискни хоть пальцем меня тронуть и узнаешь, блеф это или нет. И поверь, Саша, я не только о них знаю. У меня год был, чтобы все твои трупы выкопать. И от них за версту несёт дерьмом. Как думаешь, поможет ли тебе папочка, когда узнает, что его драгоценный сыночек маньяк-насильник? И если с большинством из них ещё есть шанс выкрутиться, то что скажут правоохранители, когда всплывут связи с несовершеннолетними без их согласия? — прошипев это ему в лицо, с силой отпихиваю от себя, но не сбегаю, а дожимаю до последнего, чтобы у него не осталось ни малейшего желания приближаться ко мне больше, чем на сотню метров. — Если ты попытаешься навредить мне, моему папе или кому-то из этих девочек, то я всю твою подноготную солью в ФСБ и Следственный комитет по России.
— Ах ты тварь! — рявкает, готовясь к прыжку.
— Только, блядь, коснись её, и я тебя закопаю, пидор! — гремит Андрей с другого конца коридора. Сердце замирает на достаточное время, чтобы реанимация не помогла. Мужчина широкими быстрыми шагами подходит к нам и отшвыривает Савельского в стену. Поворачивает на меня голову через плечо и командует холодно: — Крис, жди в машине.
— Андрей, не надо. — цепляюсь пальцами в его предплечье и поднимаюсь на носочки. — Пойдём отсюда. Пожалуйста. — шепчу ему в затылок.
Он судорожно вдыхает, но отпускает Сашу. Хватает меня за руку и буквально волочёт к лестнице. Останавливается у крайней двери и заталкивает меня в комнату. Сдержано притягивает её за спиной и застывает, окутав тёмной аурой всё пространство. Даже шевельнуться боюсь, не говоря уже о том, чтобы хоть что-то сказать. Только сердце разбивается о рёбра, как волны о скалы — неумолимо и безвозвратно.
— Андрюша, пойдём на улицу, пожалуйста. — лепечу, протянув кисть к его сжатому до побеления кулаку, но коснуться так и не решаюсь.
— Это он, Кристина? — скрипит, не открывая глаз.
А голос такой пустой, безжизненный, убитый.
До крови вгрызаюсь в щёку и молчу. Наблюдаю за тяжёлыми подъёмами и стремительными спусками грудной клетки, обтянутой зелёной футболкой.
— Ответь, Кристина.
— Что?
— Это, блядь, он?
— Что он, Андрей?! — воплю в отчаянии.
— Твою мать, Кристина! — гаркает, впившись пальцами в плечи и с силой встряхнув меня. Голова болтается из стороны в сторону. Прикусываю язык. Кровь тонкой струйкой стекает в горло. Только когда перестаёт трясти меня, могу вдохнуть. — Это он тебя изнасиловал?
Не успевает отчаянный вопрос раствориться в воздухе, как встречаются наши не менее отчаянные взгляды.
Мне не хочется ему врать. Даже не так. Я не должна врать Андрею. Обязана рассказать правду, иначе эта тайна всю жизнь будет стоять между нами. Но сделать этого я не могу по той же причине, по которой хранила молчание целый год, и почему сейчас не несу всю накопанную информацию в полицию. Возможно, Савельский сядет надолго, но пока будут идти разбирательства, он успеет уничтожить мою семью. Но теперь я боюсь не только за папу, но и за мужчину, которому открыла своё сердце. Саша тот тип людей, который действует через твои слабости. Он будет методично и расчётливо рушить всё, пока я не останусь совсем одна. Пока у меня не будет ничего, кроме воспоминаний и боли.
Рвано вдыхаю и двумя руками беру кулак Дикого. Толкнувшись вперёд, утыкаюсь лицом в шею.
— Нет, Андрей. Не он. Савельский просто трусливая мразь, способная только запугивать и угрожать. У него духу на такое не хватит. Он не может мне простить, что я тогда разорвала помолвку, вот и бесится.
Не сказать, что ложь даётся мне легко. Нет! Но она во благо, и без неё нельзя обойтись. Она необходима, чтобы защитить любимых.
— Скажи правду, Крис. — сипит с нотками усталости в севшем голосе.
Поднимаю на него лицо. Устанавливаю зрительный контакт и качаю головой.
— Это правда. Он не делал этого.
— Тогда кто?
— Ты этого никогда не узнаешь.
— Ошибаешься, Фурия. Я узнаю. И я убью того, кто заставил тебя пройти через кошмар и жить в страхе.
— Ты не такой. Ты не способен убить, Андрюша. — шелещу, пытаясь в это поверить, но непоколебимая решимость в обсидиановых провалах кричит об обратном.
Он высвобождает руку и сгребает ладонями щёки. Ткнувшись лбом в переносицу, хрипит тихо, но уверенно:
— Ты понятия не имеешь, на что я способен, чтобы защитить и отомстить за любимую девочку. Как только буду уверен, что это уёбище, вопреки твоим заверениям — насильник, его труп выловят в Босфоре.
— Андрей…
— Тихо, Фурия. — притискивается губами ко моему рту, вынуждая заткнуться. — Молчи. Я больше не хочу слушать твою брехню. Не знаю, почему ты молчишь, но уверен, что причины у тебя на то весомые. Пусть так. Я больше не стану спрашивать. Но я не сдамся и узнаю правду.
— Не надо. — всхлипываю с ужасом.
— Только не плачь, Манюнь. Не могу твои слёзы видеть. Иди в машину и поехали отсюда. Не хочу оставлять тебя здесь. Переночуешь сегодня у Пашки на квартире, ладно?
— Д-да… — киваю, прибиваясь к его губам в безмолвном требовании.
Андрюша ласково целует, пока дрожу в его руках. Только выжженный до капли кислород заставляет оторваться друг от другу.
— Иди, Крис. Я следом.
Он стирает пальцами следы от пары не удержавшихся в глазах слезинок. В эту секунду мне даже на несколько минут не хочется с ним расставаться, но если выйдем вместе, у многих появятся вопросы. Резкими движениями насухо вытираю лицо и высовываю голову за дверь. Убедившись, что там никого нет, выхожу. Уже у подножия лестницы вижу идущего по пятам Андрюшу. Как и обещал, из виду меня не упускает. Останавливаюсь, якобы ожидая его.
— Я попрощаюсь с папой и дядей Гошей. — шепчу тихо, зацепившись взглядом за нашивку на груди. Знаю, что ему не нравится эта идея. — Всё хорошо. Не переживай. Буду через минуту.
Ничего не ответив, Андрей выходит, а я направляюсь в гостиную. Бесстрашно встречаю злобный взгляд Саши. Своим посылаю его на х*й. Прохожу мимо и чмокаю отца в щёку.
— Я убежала, папочка. Не злись только. Сегодня у Пашки останусь, так что не жди.
— Нет, Кристина, ночевать ты будешь дома. — строго информирует папа, столкнув брови вместе.
Копирую выражение его лица и складываю руки на груди.
— Мне девятнадцать, пап. Я год прожила сама по себе. Не пытайся меня контролировать.
— Не строй из себя самостоятельную. — рычит он.
— Пока, папа. — бросаю и выбегаю из дома.
Нет сил с ним спорить и ругаться. Я всё равно уйду, и мы оба это знаем, только перед этим устроим скандал, а мне на сегодня хватило потрясений.
Пашка с Андреем курят сразу за выездными воротами. Запрыгиваю в Хаммер и останавливаюсь возле них. Андрюша заскакивает на соседнее пассажирское сидение, затушив половину сигареты. Макеев делает ещё пару затяжек и только после этого забирается назад. Оба хмурые и молчаливые.
— Всё хорошо? — негромко спрашивает Дикий, когда отъезжаем на несколько километров.
— Да, Андрюш. — скатываюсь на обочину и ставлю машину ручник. Сажусь лицом к нему и, будто в мольбе, протягиваю к нему руки. Он подставляет раскрытые ладони под них и оборачивает пальцами запястья. С нежностью поглаживает шершавыми пальцами. Тепло его кожи проникает в меня. Согревает изнутри. — Теперь всё хорошо. Ты же рядом.
— Я всегда рядом, Манюня. Помни, что если я тебе нужен, я приду. Даже если ты не просишь об этом.
— Как сегодня?
— И всегда так будет.
— А как же сказать мне спасибо? — весело бомбит Промокашка сзади.
— А как на счёт пришибить тебя монтировкой? — выбиваю ядовито, скосив на него взгляд.
— Вот, значит, как ты меня любишь? — дуется друг, обречённо вздыхая. — Я вас свёл. Лечу спасать тебя, а ты вот так?
— А я вот так. — толкаю с усмешкой. Андрюша только качает головой, но тоже улыбается. — Но я же любя. Спасибо, Паш, что приехал, но…
Закусываю язык, но уже поздно. Все понимают, что я не договорила: «ты притащил с собой Андрея и только всё усложнил».
Избегая прямого зрительного коннекта с Диким, возвращаюсь к ветровому стеклу и выезжаю обратно на дорогу.
— Куда поедем? — спрашиваю громко.
— Меня закинь к Вальке, а сами катитесь куда хотите. — ржёт друг.
— Окей. — кошу глаза на сидящего рядом мужчину. Он же своими меня просто пожирает. Жар воспламеняется в груди и бросается к щекам. Андрей весело хмыкает и улыбается. — А мы куда? Есть идеи?
— Есть одна. Паха, ты же на хату сегодня не вернёшься? — прокручивает к нему голову.
— Предлагаешь оставить вас наедине? — поднимает вверх бровь, типа изумляется он.
— Именно.
— Пф, да без проблем. Только кровать мне не сломайте.
— Придурок! — шиплю, когда лицо краснеет ещё ярче.
Дикий перегибается через консоль и шепчет мне в ухо:
— Порядок, Фурия. Не нервничай. Просто побудем вдвоём. Посмотрим какой-нибудь фильм. Закажем пиццу. Как тебе такая идея?
— Даже целоваться не будем? — подшучиваю так же интимно тихо.
— Если захочешь. — коротко прокашливается и уточняет ещё тише: — Будем делать всё, что ты захочешь.
Почему-то мне в голову лезут идеи совсем не о фильмах и еде. Мамочки, да что со мной не так?
Затормозив на светофоре, подставляю ему губы. Короткое терпкое касание обжигает всего на мгновение.
— Мне очень нравится с тобой целоваться, Андрюша. — выдыхаю ему в рот.
— Мне тоже, Царевна.
И, сжав ладонью затылок, стирает все тени тяжело давшегося дня пряностью жаркого поцелуя. А я вдруг понимаю, что если бы у нас в запасе была целая ночь, ими бы она не ограничилась.
¹ Удачи, урод.