Она - моё табу

Глава 29

Любовь — это риск

Мы целуемся много, часто и очень долго. Мой психопат постоянно повторяет: «поцелуй меня». А я не сопротивляюсь. С неземным удовольствием это делаю. Его поцелуи самые сладкие, самые вкусные и, конечно же, самые нежные. О чём я его и оповещаю.

— Ты офигенно целуешься. — сиплю, отрываясь от его рта. Сдавливаю руками голову и заглядываю в обсидиановые провалы, сейчас кажущиеся ещё более тёмными и глубокими, а за ними словно что-то шевелится, клубится, извивается. Так мощно по мне шарахает, что дрожью расхожусь. — Лучше всех. — добавляю на пике эмоций.

Дикий улыбается. С этой же улыбкой приближает лицо и шепчет:

— Я-то думал, что тебе не с кем сравнивать.

Коротко чмокаю его губы и спокойно соглашаюсь:

— Не с кем. Но даже если и было бы с кем, уверена, что ты всё равно был бы лучше остальных.

— Тогда поцелуй меня ещё.

Приникаю к его губам и позволяю сводить меня с ума.

Я больше не стыжусь того, что он в действительности для меня первый. И своего почти голого тела. И нашего ближнего контакта. Мы так и остались в одном нижнем белье. Моя задница припаркована у Андрея поперёк бёдер, а грудь плотно прижимается к его железобетонной грудной клетке. Я сгораю от того жара, что кипит за внешней оболочкой. Мне безумно нравится греть об него своё сердце. Ощущать, как тает многолетний лёд. Слышать его треск. Позволять талой воде заполнять меня новыми чувствами.

Никогда не понимала выражение: бабочки в животе. Но в данный момент именно так себя и чувствую. Словно по всему телу вместо крови порхают мотыльки. Щекочут изнутри. И хочется смеяться.

Губы горят и покалывают. Кажется, что стёрты в кровь. Но мы не останавливаемся. Снова и снова сталкиваемся, сплетаемся и будто растворяемся в этом действе. Андрюша лёгкими, почти неуловимыми ласками гладит. Я же более напористо, в прямом смысле, изучаю каждую его мышцу. Нащупываю выпуклый шрам на лопатке.

— Откуда он? — выталкиваю, разрывая поцелуй.

Нам обоим хоть чуть-чуть воздуха вдохнуть бы. Немного сдвигаюсь и кладу голову на плечо.

— С мотоцикла упал. Когда только купили. Даже шлем не надевал. Считал себя неуязвимым. — хмыкает, глядя на залив. — Ошибался. Двенадцать швов на спине и четыре на голове. — ловит мою руку и прикладывает чуть выше виска с другой стороны. — Вот здесь.

— Больно было? — выталкиваю тихонечко, ведя пальцами по широкому рубцу.

— В тот момент нет. Адреналин ебашил. Вот когда отпустило, уже не так весело было. Потом ещё и родители ни один месяц на мозги капали. С тех пор почти всегда только в экипировке.

— Почти всегда?! — взвизгиваю, отодвигаясь на достаточное для установки зрительного контакта расстояние. — Тебя ничему жизнь не учит?!

Псих негромко, но как-то басисто смеётся и прижимает меня обратно. Вообще ни сантиметра между нашими телами не оставляет.

— Научила. Я всегда в шлеме. То же и братьям в голову втолковываю. Если еду не кататься, а по делам, то натягиваю только куртку с защитой. Но вот ты урок точно не извлекла. — из его голоса исчезает всё веселье и появляется тяжёлое напряжение. — После того, что случилось с тобой…

— Андрей! — гаркаю, выбираясь из его рук. Подскакиваю на ноги, хватаю и натягиваю платье. Он подходит сзади и с силой стискивает мои бёдра. — Я уже говорила, что мы не станем это обсуждать. Хватит уже! Это случилось! Этого не изменишь! Прекрати меня мучить!

Дёргаюсь вперёд, но мужчина рывком всаживает спиной в грудную клетку и намертво припечатывает предплечьями. Одной рукой прижимает за живот, а второй на ключицах. Склоняется к уху и угрожающе тихо высекает:

— Почему ты так одеваешься? Неужели не понимаешь, что о тебе думают, когда видят твои кожаные шорты, открытые топы, выделяющиеся соски, красные губы? Это зелёный свет на то, что девушка ищет приключений. — тяжело сглатываю и прикрываю веки. Андрей не успокаивается, добивает до конца. — Ты одним своим видом и поведением провоцируешь мужиков на то, чтобы тебя опять взяли силой. Зачем ты это делаешь, Кристина?

— Хватит, Андрей! — ору, вгоняя ногти в его руки. — Замолчи! Я не хочу тебя слышать! Не хочу! — закрываю уши руками и шагаю назад. — Оставь меня!

Крепко зажмуриваюсь, когда перед глазами мелькают флешбеки моего позора. Меня не спасла скромная одежда. Милые платья с цветочками. Ничего не спасло.

Глубоко вдыхаю и смотрю замыленным, расплывчатым взглядом на замершего статуей Дикого. Он с силой жмёт кулаки. Зубы скрипят, а желваки гуляют на острых скулах. Даже то, что он в одних трусах, не сбавляет исходящей от него угрозы. Мышцы на грудине, плечах и животе словно окаменели. На предплечьях, как никогда раньше, чётко выделяются синие канаты натянутых вен.

С одной стороны, я могу его понять. Ведь именно так всё и выглядит, но с другой…

— Андрей. — зову хрипло, но достаточно громко. Он дёргается и закрывает глаза. Делаю пару шагов ему навстречу и повторяю: — Андрей.

— Не сейчас, Крис. — холодно обрубает он и отворачивается.

Вижу, как по перегруженной напряжением спине проходит судорога. Прикладываю ладошку к левой стороне. Чувствую, как грохочет его сердце. Какие сбои выдаёт. Оборачиваю руками торс и вжимаюсь лицом между лопаток. Теперь и его колотун ощущаю. Он ведь любит меня. Поэтому и ведёт себя так.

— Андрюша. — шелещу тихо-тихо. Забиваю лёгкие солёным ветром. — Андрюш, когда это случилось, я не была такой. Тот день меня изменил. После него я стала так одеваться. Доказывала всем, что ничего не боюсь. Что сильнее их. — с таким шумом дышу, что не уверена, что Дикий вообще мои слова слышит. Это же то, что я никому не говорила. И папа, и Пашка спрашивали, почему я вдруг так изменилась, а я не могла им сказать. — Андрюш, знаю, что ты не можешь этого понять, но хотя бы постарайся. Ты сказал, что принимаешь меня такой. Так прими.

Он с такой скоростью оборачивается, что я не держусь на ногах. Скольжу по гальке и начинаю заваливаться назад. Андрей ловит. Прижимает. Оглушает сердечным стуком. До боли сдавливает.

— Это ты пойми, Кристина. Я не хочу видеть свою девушку такой. Не хочу, чтобы на неё все пялились, как на доступную дешёвку. И я, блядь, не хочу, чтобы это повторилось. Я не могу всегда быть рядом. — с давлением толкается лбом в переносицу. Обжигает утяжелёнными урывками дыхания лицо. Меня начинает крупнее трясти. — И я каждую ебаную минуту думаю о том, где ты и с кем. И к чему это приведёт. Я ненавижу тебя, Крис. Просто, блядь, до безумия ненавижу. — не отрываясь, качает головой. — Ты хоть представить себе можешь, что я чувствую, сидя за забором, пока ты разгуливаешь ночами в костюме шлюхи? — на возмущение ресурсов нет. Все уходят на то, чтобы дышать и заставлять сердечную мышцу сокращаться. — Можешь, Крис?! — настаивает мужчина. Отрицательно веду головой. — То-то же. Хоть на минуту поставь себя на моё место. Я боюсь за тебя.

— Андрюша. — толкаю всхлипом и прибиваюсь к его губам. Оборачиваю шею и скрываю на ней лицо. Только после этого и он притягивает к себе за талию. — Прости меня. — шелещу со слезами на глазах. — Я правда не думала, что тебя это так цепляет. Давай сделаем так: я больше не буду так одеваться, а ты перестанешь расспрашивать о том, что случилось.

Он с яростью тянет через нос кислород. Грудную клетку распирает на вдохе с таким давлением, что создаётся впечатление, что и мои кости от этого напора сейчас хрустнут.

— Почему ты молчишь? — вот, что спрашивает вместо любого другого ответа.

— Потому что не могу говорить. Поверь, это не мой каприз. Я защищаю свою семью. И больше никаких вопросов! — вставляю резко, как только он открывает рот. — Пообещай мне, Андрей! — он зло смотрит, скрежеща челюстями. — Пообещай!

Дикий с шумом выдыхает и немного расслабляется, но продолжает прочно удерживать меня.

— Обещаю. — хрипит обречённо и отпускает. — Пора возвращаться в часть, а то не успею на построение.

Молча одевается, собирает остатки еды и мусор. Я так и стою, наблюдая за ним. Ни сказать ничего, ни пошевелиться не могу. Кажется, что я что-то разрушила. Что-то очень хрупкое, уязвимое. Андрей закрывается, отстраняется, становится холодным. С полным безразличием занимается делами, даже не взглянув на меня. Зашнуровывает берцы, натягивает и застёгивает китель, набрасывает на голову кепку, берёт пакеты и только после этого, будто спохватившись, смотрит на меня из-подо лба. Мрачно так. Жутко. Ёжусь под его взглядом. Обхватываю плечи руками и растираю их, словно на землю вдруг обрушилась холодная ночь. И трясусь. Ничего с этим сделать не могу. Почему-то больно становится. Я его теряю? Теряю?

— Не плачь, Фурия. — просит, оставив пакеты и подходя ко мне. Только когда стирает пальцами капли слёз, понимаю, что плачу. — Извини, Манюнь. Я не стану больше спрашивать. — притискивает к себе, ласково водя ладонями по спине. — Просто я очень сильно тебя ненавижу. И мне больно за ту девочку, которую так жестоко лишили девственности. — вздрагиваю. Веду плечами назад. — Но больше тебе ничего не грозит. Я буду рядом. Защищу тебя ото всех. Но и ты должна…

— Хорошо. — соглашаюсь слишком быстро, и Андрей это понимает. С промедлением отпускает, но в глаза смотрит. Дробно вздыхаю и натягиваю на лицо улыбку. Как бы сложно ни было держать при нём маски — приходится. — Я сменю гардероб, раз уж ты так сильно ревнуешь. — выпаливаю весело.

Мужчина моего веселья не разделяет. Хмурится. Сводит лохматые брови вместе. Зубы всё так же в тугой сцепке.

— Ты прекрасно знаешь, что дело не в ревности.

— Я услышала тебя, Андрей. Пойдём, а то и правда опоздаешь.

— Кристина. — грубо цедит, схватив за запястье, когда уже перехожу на шаг.

Перевожу дыхание и оборачиваюсь. Со всей серьёзностью заявляю:

— Правда, Андрей, я понимаю. Я тебе обещала, что научусь слышать тебя, и я слышу. — отвожу взгляд, опустив голову вниз. — Я меньше всего на свете хочу пережить такое снова. Поверь… Просто… Просто так я защищаюсь. — развожу руками, мол, понимай, как хочешь. — Я не умею по-другому. И да, мне нравилось, как на меня смотрели, как мной восхищались, что меня хотели, но не могли получить. — тьма Андрея переходит на тактильный уровень. И вижу, и чувствую её. Она душит и пугает. — Но теперь мне это не надо. У меня есть ты, и во всём этом больше нет необходимости. — шагаю к нему, пока наша одежда не соприкасается. — Я хочу, чтобы только ты на меня смотрел, восхищался, хотел. Других мне не надо.

— Твою мать, Фурия. — выдыхает он, но больше ничего не сказав, выливает всю злость на мои губы.

По отвесной тропинке поднимаемся в мрачной тишине. Так же и до машины идём. Меня разбивает на части от желания любыми способами стереть последние полчаса нашей жизни и переиграть их по новой. Чтобы не было этого разговора. Мы вроде даже и не ссорились, но так ещё хуже. Слишком до черта осталось внутри. Кипит оно там, варится, множится, заполняет, травит и медленно-медленно убивает. Сейчас неощутимо, но в один момент просто грохнет сверху и размозжит. Уже возле машины хватаю мужскую кисть. Когда оборачивается, тыкаюсь лбом ему под подбородок и обнимаю.

— Не злись на меня, пожалуйста. — молю приглушённо.

— Я не злюсь, Крис. Просто не понимаю тебя.

Подрываю голову к его лицу и теперь взвешенно бомблю:

— Не надо меня понимать. Прими то, что я такая. И я… Андрюша, я влюблена в тебя. Сильно. Не хочу тебя потерять.

— Кристина… — сечёт он потеряно. Открывает рот, начинает говорить, сбивается, замолкает. Качает головой и, наконец, улыбается. Перебрасывает ладонь мне на щёку. Мамочки, как же я обожаю, когда он так делает. — Я в тебя тоже влюблён, Царёва. Никаких больше блядских шмоток.

— А для тебя? — расчётливо облизываю губы, глядя на него из-под ресниц.

Он опускает голову ниже и интимно хрипит:

— А для меня не надо никаких шмоток.

Лицо и грудь обжигает жаром. С трудом взгляд не прячу. Краснею, конечно. И защищаюсь. Отталкиваю Дикого и запрыгиваю в Хаммер. Он со смехом садится рядом.

— Так что там по воду комплексов? — высекает, подняв брови.

Прыскаю со смеху, вспоминая вторую нашу встречу.

— Нет, ты really невозможный. — стукаю его ладонью по колену, но убирать не спешу. Андрей накрывает её рукой и слегка сжимает. — Нет у меня никаких комплексов. Я выросла среди больших машин. Очень больших, Андрюш. — смеюсь задорно. — В том числе Тигров, БТРов и танков. Я всегда ими восхищалась. Лет с пяти просила папу подарить мне на восемнадцатилетие танк. К сожалению, настоящий танк в ГАИ регистрировать отказались. — парень тоже смеётся. Я опять от его улыбки плыву. Разве можно быть таким красавчиком? Нет! Я запрещаю! Перевожу дыхание и добавляю, проведя ладонью по рулю: — Теперь это мой Танк. Правда, я просила у папы розовый.

— Стерва-Барби на розовом монстре? — ржёт он, приоткрывая окно и впуская свежий воздух в заполненный запахом духов салон. — Этого я бы точно не пережил.

Поглядываю на него украдкой. Наверное, именно поэтому с ним так легко и просто. Он умеет закрывать и отпускать тяжёлые темы. Возможно, потом он снова попытается выпытать у меня правду… Возможно, я ему и расскажу… Возможно, он сможет понять… Возможно, в будущем… Но сейчас ещё слишком свежа рана и близка опасность.

— А какая у тебя машина? — спрашиваю, кося на него взгляд.

— Вы, Царевна, о таких и не слышали. — лыбится он.

— А вот это уже интересно. Я разбираюсь в машинах. И знаю очень много старых и новых моделей. Даже могу рассказать, сколько лошадей под капотом, какой крутящий момент и разгон.

— Семёрка. — усмехается одними губами, но глазами внимательно считывает мою реакцию.

Хмурю лоб и фыркаю:

— Бэха семёрка?

— Нет. Просто семёрка. АвтоВАЗ, Фурия.

— Ведро с болтами. — брякаю пренебрежительно, но тут же жалею об этом. — Я не хотела тебя обидеть. Просто их так называют. Мне неважно, какая у тебя машина и сколько денег. — оправдываюсь бессвязно.

Андрюша гогочет, обнимаем рукой за плечи и быстро касается губами щеки.

— Выдохни, Царевна. Я не стыжусь. — пожимает плечами. — И не обижаюсь. Я сам на неё заработал и сам купил. Родители предлагали взять иномарку, но мне хотелось самому добиться поставленной цели. К тому же, мне в кайф копаться под капотом. С заграничными корытами так не оторвёшься. Мне это интересно. Когда надоест, заработаю и куплю что-то получше, а пока кайфую от запаха масла и бензина.

— Точно маньячело. — смеюсь негромко, откинувшись на его руку. — Кому вообще нравится запах бензина?

— Мужчинам, Фурия.

— Да-а, ты настоящий мужчина. — шепчу, как заколдованная, стоит столько взгляды скрестить. — Это мне в тебе и нравится. Ты не мальчик. Иногда мне кажется, что ты куда старше своего возраста.

— Старшим братом быть непросто. — легкомысленно отзывает Андрей.

— Не в этом дело. — подбиваю уверенно. — Точнее, мне кажется, что не в этом. Ты такой человек. С сильным характером. Тот, который всегда стоит горой за близких. На кого можно положиться в любой ситуации. За тобой любая девушка будет чувствовать себя как за каменной стеной и… любимой. — заканчиваю уже шёпотом.

Он снимает мою руку с руля и сплетает пальцы, когда на светофоре останавливаемся. Кончиками пальцев касается щеки и сползает к подбородку. Через силу приказываю себе посмотреть в обсидиановые глаза.

— Я буду таким. Для тебя, Кристина. Даю слово.

— Ненавижу тебя. — буркаю, вырываясь из его гипнотического взгляда.

— Я тебя сильнее, Фурия.

— А как ты заработал на машину? — спрашиваю немного позже.

— Гид-экскурсовод. Водил туристов в походы.

В его глазах появляется блеск, когда рассказывает от родных краях. Лицо расслабляется и принимает мечтательное выражение. Ловлю себя на мысли, что так живо и ярко представляю себе те места, будто сама выросла там. Чувствую смешанные запахи леса, жухлой от солнца травы и горных рек, в которых плещется форель. Слышу шорох листьев и веток, пение птиц, тявканье лисы, звук закрывающейся в палатке молнии. Ощущаю тепло костра и порывы ветра. И вдруг понимаю, как сильно хочу прожить всё это наяву. С ним. С Андреем. Я не хочу возвращаться в Америку. И уж тем более не хочу, чтобы Андрюша отправился туда за мной и лишил себя всего, по чему так сильно скучает.

— А проведёшь для меня индивидуальную экскурсию? — выпаливаю тихо.

— Я готов всю жизнь показывать тебе свой мир. — серьёзно заявляет он.

— Всю жизнь… — повторяю шёпотом, а потом рывком поворачиваюсь на него и смеюсь. — Я хочу на всю жизнь!

Правда, приходится отложить «всю жизнь» на потом, потому что мы подъезжаем к военной части. Быстро целую Андрюшу и отворачиваюсь. Даже не говорю «пока». Не хочу прощаться. Он сказал, что следующие две недели мы, скорее всего, не сможем встретиться из-за парада на День города. Мужчина выпрыгивает из машины. Рвано дышу, стараясь удержать обиду и горечь, как моя дверь распахивается. Подскакиваю на месте и стягиваю взгляд на улыбающееся лицо Дикого. Он протягивается ко мне руки. Не сомневаясь ни секунды, буквально сваливаюсь в его объятия. Крепко-крепко обнимаю — так удержать стараюсь.

— Прогуляешься со мной? — сечёт, поставив меня на ноги и протягивая ладонь.

— Папы нет, но это не значит, что твои сослуживцы нас не увидят. — отрезаю с сомнением, но кисть всё же вкладываю. — Ты же не хотел, чтобы кто-то знал.

— Пусть знают. Мне похуй, Крис. Мы всё равно долго скрываться не сможем. Особенно если ты будешь в части появляться. Я от тебя взгляда оторвать не могу. Рано или поздно всё вскроется. Я сегодня же поговорю с Макеем, и решим с ним, как лучше преподнести ситуацию. — вот вроде и налегке говорит, но голос звенит напряжением. — Главное, ни о чём не переживай. Я порешаю.

— Но если папа узнает…

— Почему ты так его боишься?

— Не боюсь я его, Андрей! — вскрикиваю, взмахнув руками. — Как ты понять не можешь? Это всё из-за тебя! Даже если я его умолять буду, он тебе жизни не даст! Давай ещё хоть немного подождём!

С мольбой ему в лицо впиваюсь взглядом. Андрюша шумно вздыхает, без слов берёт меня за руку и молча ведёт в сторону КПП. Я трушусь. Вся. Как говорится, даже поджилки. Но если он так решил, то я буду следовать его решению. Пора научиться верить людям. Хотя бы одному человеку.

— Не дрожи, Манюнь. — останавливается метрах в десяти до забора и поворачивает меня к себе лицом. — Если узнает, то узнает. Я выдержу. Ради тебя. Всё. — слова тихие, но весомые и решительные. Как можно ему не верить? Сгребает шероховатыми ладонями лицо, но очень медленно и ласково целует. Тянусь к нему, как цветок к солнцу. Не просто отвечаю, а именно целую в ответ. Ласкаю кончиком языка его губы. — Мне пора, Фурия. Напишу, как только смогу. Не скучай. — подмигивает с улыбкой и выпрямляется.

Хватаюсь за китель и останавливаю.

— Поцелуй ещё.

— Кри-и-ис. — стонет Дикий, накрывая мой рот в этот раз страстным и голодным поцелуем.

Кислород в лёгких выгорает, и нам приходится отлипнуть друг от друга. Андрюша больше ничего не говорит. Быстрым шагом идёт к КПП.

— Ненавижу. — шепчу ему в спину.

Он на ходу оборачивается. Обжигает взглядом и говорит так, будто мог услышать мой шелест:

— Я тебя тоже ненавижу.

— Пошёл ты. — бурчу себе под нос, но губы так и расплываются в улыбке.

Поворачиваюсь к машине, но тут же зажимаю рот ладонью.

— Привет, Царёва. Интересная картина. — холодно сечёт стоящий в тени дерева Даня.