Она - моё табу

Глава 36

Оказывается, бесстрашие и безрассудство совсем разные вещи

Я полностью голая. Телом, сердцем, душой обнажена перед своим мужчиной. Лежу на склоне холма, среди травы и цветов, под стальным телом, в чём мать родила, и не испытываю даже неловкости. Чего уж о стыде говорить? Правильно это. Нормально. Естественно. Наша кожа блестит не только от пота, но и от оседающей росой утренней дымки, поднявшейся с вод залива Босфор Восточный, что раскинулся внизу.

Мы тяжело дышим. Мы сладостно целуемся. Мы трёмся друг об друга лоснящейся кожей в какой-то извращённой одержимости. Мы шепчем всякие глупости, откладывающиеся в мозгу, чтобы потом обмозговать и понять их важность. Мы трогаем, щупаем, сжимаем, гладим, изучаем, запоминаем. И мы всё больше проникаем друг в друга. Буквально ощущаю, как пьянящая сила заползает в меня, просачивается сквозь поры, заполняет пустоты.

Холод… Что это такое? Утренняя прохлада незаметна, когда есть его агрессивное тепло. И мурашки от него. И дрожь тоже. Она приятная такая, щекочущая, ласковая.

Мотыльки в животе не затихают. Порхают там, ураганом кружатся. Смерчем к горлу подступают, вынуждая смеяться.

— Чего хохочешь? — с улыбкой бомбит Андрюша.

— Счастлива. — отбиваю коротко.

— Я рад.

— А ты?

— Как никогда.

— Со мной?

— Как ни с кем никогда бы не смог. Да, Манюнь, только с тобой.

— Ненавижу.

— Люблю.

— Сильно?

— Так, как быть не должно.

— Я рада.

— Ненормальная. — качнув головой, улыбается во весь рот.

Скатывается с меня и укладывается рядом, подложив под затылок согнутые в локтях руки. Смотрит в небо, совсем не смущаясь наготы. Я за двоих это делаю. Краснею, как рак в кипятке. Но и глаз оторвать не могу. Ползу ими от расслабленного лица с жёсткими чертами, смягчённого тихой улыбкой. Рассматриваю мощную шею, выпуклые грудные мышцы, чётко очерченные квадратики пресса на плоском животе, на узкие бёдра. Угадайте, на чём задерживается мой взгляд. Именно! На слегка обмякшем жезле. Почему слегка? Да потому, что он, походу, не бывает в состоянии полного покоя! Потерял немного твёрдости, и на этом всё. Покоится как раз по V-образной линии, что так манит заглянуть, где она заканчивается, когда Дикий в одних штанах. Короткие, чёрные, колючие волоски в паху, совсем недавно раздражающие мою нежную кожу, являются дичайшим искушением. Хочется снова ощутить тот контраст.

Неосознанно мечтательно вздыхаю, спрятав глаза за ресницами. Вот только визуализация мужского тела проступает чёткими контурами в темноте временной слепоты. Ярче всего светится пунцовый кончик на матовом продлении с неоново-синими кривыми полосами. Мамочки…

Официально заявляю: я свихнулась! Ещё не испытала в полной мере, а уже боготворю орган, способный доставить неземное наслаждение. И не только его. Пальцы, руки, губы… язык.

Стоит только воспроизвести за закрытыми веками ощущения, что он вызывал во мне своими ласками, снова вскипаю, как свистящий, забытый нерадивыми хозяевами на плите чайник. Бурлю и выстреливаю. Течёт по кровеносным сосудам и артериям опаляющая изнутри магма.

— Нравлюсь? — слышу вкрадчивый мужской голос, но безбожно туплю, потерявшись в воображении.

— Очень.

— Фурия… Ты хоть глаза открой и посмотри на меня. — толкает глуховатым интимным сипом, разрывая полёт фантазии.

Резко распахиваю глаза и сразу напарываюсь на самодовольную ухмылку. Злость вскипает в чёртовом оставленном на газу чайнике. На Дикого за внимательность. На себя за глупую мечтательность.

— Фуф, ты невозможный! — выкрикиваю, автоматом прикрывая грудь, удостоенную его пристального внимания.

— Не вопи, Фурия. — спокойно отбивает он, щурясь от восходящего солнца. — Я устал. Меня ждёт тяжелый день. Лучше иди ко мне. — вытягивает вдоль земли руку, приглашая присоединиться. — Полежи со мной немного. Давай остынем и поедем. Мне надо ещё успеть принять душ, побриться и вернуться в часть до подъёма. Я в неофициальном увале, так что, если спалят, пизда мне.

Последние слова поднимают во мне приступ негодования. Упираясь кулаками в землю, нависаю грудью над его лицом, забыв о скромности, и ору:

— Ты опять в самоволку ушёл?! Ты же обещал мне, Андрей!

Он так быстро и резко поднимается, хватает меня за плечи и тащит вниз, что не успеваю даже возмутиться. Прижимает голову к своему плечу и гладит по ней и спине.

— Не в самоволку. Гафрионов отпустил, но без согласования с высшим командованием. Если опоздаю, подставлю его. Не хочу обманывать выказанного доверия.

Шумно перевожу дыхание и медленно расслабляюсь. Укладываюсь поудобнее, прижимаясь к его боку. Неосознанно рисую пальцами на груди странные узоры. Вдыхаю его запах. Прикрываю глаза и просто наслаждаюсь последними минутами близости, спокойствия и единения.

Через полчаса мы уже полностью одетые, натягиваем шлемы, садимся на мотоцикл и опускаем стёкла.

— Это называется визор. — поясняет Дикий, когда скидываю своё вниз. — И, Кристина, — повернувшись, сталкивает шлемы лоб в лоб, удерживая за заднюю часть шеи, — держись, пожалуйста, крепче. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Понимаю, что в кайф, но я постоянно на нервах из-за того, что может случиться, когда ты не держишься. Пожалуйста, Манюнь. — дожимает мягче.

— Хорошо, Андрюш. — улыбаюсь, пусть он и не видит. — Буду крепко-крепко держаться. Всем телом к тебе прижиматься.

— Твою ж мать, Царёва… Убиваешь меня.

— С тобой умираю.

Слово своё держу. Накрепко впечатываюсь в мужскую спину, до хруста стискивая рёбра. Но всё равно без конца смеюсь, наслаждаясь мнимой свободой, даруемой скоростью и яростным потоком встречного ветра.

Сдаём мотоцикл в прокат и пересаживаемся в Танк. Взявшись за ручку водительской двери, притормаживаю. Обхожу капот и протягиваю на раскрытой ладони единственный ключ с полутора десятками брелоков.

— Хочешь за руль? — спрашиваю сдавленно, с трудом удерживая на серьёзном лице взгляд.

— Устала? — тихо выбивает мужчина.

— Немного. — признаюсь приглушённо. — Но не в этом дело. — пускаю на губы несмелую улыбку и добавляю шёпотом: — В этом тоже доверяю.

— Спасибо, Кристина. — целует в лоб и забирает ключи.

Невинно, но так, damn, значимо.

В машине почти всё время молчим. Усталость и недосып последних дней даёт о себе знать, и даже язык отказывается слушаться. Молча наблюдаю за тем, как уверенно Андрей ведёт машину. Все движения плавные, налегке, спокойные. Одна рука на руле, вторая на коробке передач. А когда оказывается свободна, перекочёвывает мне на коленку. Кладу сверху свою ладонь и устало улыбаюсь. И на его профиле замечаю улыбку.

Разве можно так кайфовать от одного его вида? — думаю сонно.

Веки, сопротивляясь, падают вниз. Сквозь сон чувствую, как Андрюша поглаживает мою ногу.

— Манюня. Манюнь. Просыпайся, девочка моя маленькая. Давай, солнышко моё ясное, вставай. — отчётливо слышу разбудивший меня настойчивый полушёпот, но притворяюсь спящей. Мне так нравится, что он называет меня всеми этими сопливыми нежностями. Едва губы сдерживаю от улыбки. — Тигрёнок, подъём. Малышка, ну же, я вижу, что ты не спишь. Губы и ресницы дрожат.

— Сплю. — отсекаю, тихо посмеиваясь.

— Крепко спишь? — спрашивает игриво.

— Очень, Андрюш. Продолжай будить меня. — толкаю, обнимая за шею.

— Ты бессовестно пользуешься моей любовью.

— А ты воспользуйся моей. — шуршу, потеряв сверхспособность сопротивляться ему.

— Проснись, Царевна. Тебя ждут подданные. А я самый преданный из них.

— А Царевне не хватает волшебного поцелуя сказочного принца.

И она тут же его получает. Настолько переполненный нежностью и трепетом, что бесконечная влага проступает из-под закрытых век. Ближе прижимаю его голову к себе и углубляю поцелуй. Когда дыхание заканчивается, сама отталкиваю и смеюсь.

— Проснулась уже, принц. Хватить будить. Маньячело. — добавляю со смешком. — Краёв не видишь?

— Кроме тебя вообще ничего и никого не вижу, Фурия.

От интима, сквозящего в интонациях, неконтролируемо краснею. Господи, да когда это кончится? Скромняха Крис Царёва — как вам? Я хочу быть с ним развязной, откровенной, роковой женщиной, а получаюсь краснеющей девственницей. Остановите планету, я сойду и пойду искать мир, где смогу контролировать свои реакции на Андрея.

В лифте стоим в обнимку. Мои руки на его талии, а его на моей. Роняю голову на плечо и просто наслаждаюсь последними короткими минутками перед расставанием на неопределённое время. Уже начинаю скучать. Слушаю гул его сердца и окунаюсь в ароматную теплоту его близости. Нереально хорошо и спокойно сейчас.

— В душ со мной пойдёшь? — игриво предлагает Андрей, поигрывая густыми бровями и ухмыляясь.

Знает же, гад, что не соглашусь.

— Не пойду. — бубню с недовольством. — Кофе сделаю пока. Ты же без сахара пьёшь?

— Ага. И крепкий.

— Перекусишь что-то?

— Не-а. — качает головой отрицательно. — А хотя… Как насчёт борща?

Я по цвету такой же становлюсь. Для меня по остроте в самый раз, но не для Дикого.

— Обойдёшься. — рычу обиженно.

— Крис, — притягивает за руки к себе, — не дуйся. Он правда вкусный, но острый.

— Не врёшь? — спрашиваю с опаской.

— Не вру, Манюнь. Для первого раза он охуенный. Когда будешь готовить в следующий раз, просто добавь перца в два раза меньше, а всё остальное сохрани в тех же пропорциях.

— Хорошо. — чувствую, как лицо начинает сиять от удовольствия, ведь я так старалась. Все две недели каждый день по несколько часов проводила на кухне. Но сегодня, точнее уже вчера, так руки дрожали от страха и злости, что случайно сыпанула добрую часть перечницы. — Спасибо, Андрюш.

Подчиняясь порыву, поднимаюсь на носочках и быстро целую его в губы. На кухню уже вплываю довольная и счастливая. Перемалываю зёрна кофе и засыпаю в кофемашину. Накладываю борщ в тарелку и ставлю в микроволновку, но включать не спешу. Понятия не имею, сколько времени Андрей проведёт в душе. Напеваю какую-то мелодию себе под нос, пока нарезаю свежий хлеб и раскладываю продукты, которые вчера привёз Андрюша. В коридоре замечаю и букет пионов, разносящий приятный сладкий аромат на всю квартиру. Беру его в руки и звонко смеюсь. Там же нахожу белую розу.

Он купил мне цветы.

Такая мелочь, но так приятно и кайфово от этого.

Я обожаю пионы, хотя никогда не говорила этого. Вот как он узнал? У Пашки спросил?

Временно ставлю его в вазу, планируя забрать потом домой. В спальне, в которой обычно ночую, скидываю одежду, вытягиваю с полки чистое бельё, но не надеваю. Липкая влага между ног немного напрягает и вызывает ощутимый дискомфорт.

Сомневаюсь я недолго. Откидываю трусики на кровать и голая иду в ванную. Только возле двери медлю пару секунд. Страшно всё-таки вот так заваливаться к Андрею в душ. Всё же мытьё — это интимный процесс. И вообще… О чём я думаю? Одно дело, когда он меня раздевает с определённой целью, а не ломиться без трусов к нему. А с другой стороны… он сам предложил! Я девушка и имею право передумать.

Закрываю глаза и, глубоко вдохнув, открываю дверь. Надежда, что она заперта, рушится сразу. Замираю, глядя на матовое стекло душевой кабины, за которым чётко, но без подробностей виднеется мужской силуэт. Тяжело сглатываю, решительно подхожу и отодвигаю в сторону створку. Андрей перестаёт намыливать волосы и застывает, впившись чёрным взглядом в моё тело. Жар схлынывает до самых стоп. Слюна скапливается во рту. Нервно проталкиваю её в желудок, но новая порция появляется почти сразу. И не только в ротовой полости влага собирается. Между ног тоже. Невозможно смотреть на голого, мокрого Андрюшу и не заводиться.

Закусываю нижнюю губу и слежу расширенными глазами за потёками пены, струйками воды, обтекающими крепкие, выпуклые грудные мышцы, оставляющие мокрые дорожки на плоском, накачанном, разбитом на чёткие кубики животе. Когда скатываю взгляд ниже, начинаю дышать чаще и тяжелее. Вода оседает на жёстких коротких волосках в паху, стекает по растущему и раздувающемуся прямо на моих глазах члену.

Отвернуться не могу. Глаза закрыть тоже. Откровенно грязно пялюсь на него и задыхаюсь от ослепляющей красоты. Он божественный в своей наготе. Когда-то я сравнивала его с древнегреческой статуей. Теперь же я уверена, что он тот, с кого скульпторы эти статуи лепили.

— Нельзя быть таким. — бормочу сказанные им же слова.

— Фурия… — высекает с вибрирующей хрипотцой. — Блядь…

Голос его слышу, а оторваться не могу. Таращусь на раскачивающийся член. Слежу, как стремительно кровь накачивает этот дьявольский жезл удовольствий. Вижу даже, как дёргается висящий внизу кожаный мешочек. Чем больше в размерах становится член, тем выше он поднимается. Облизываю пересохшие губы. Капелька воды повисает на самом кончике пурпурной головки. Срывается вниз и разбивается с оглушающим звоном. Утрирую, конечно. Но сейчас все звуки кажутся усиленными, более насыщенными и чёткими.

— Ты такой красивый. — шепчу бредово, шагая к нему в кабину под струи горячей воды. Прижимаю ладони к блестящей грудной клетке. — Нельзя быть таким красивым.

— Та же претензия и к тебе, Ненормальная. — сипит низко. — Ты хоть представляешь, какое соблазнительное зрелище сейчас собой являешь?

— А ты? — выпаливаю, наконец, оторвавшись от созерцания полового придатка и подняв малиновое от смущения лицо вверх.

Только колыхнувшаяся в обсидиановых провалах темнота возвращает моё заклубившееся сознание в реальный мир. Тело вмиг разогревается разогнавшейся до предела кровью. Притискиваюсь к мужчине, скрывая лицо на груди.

Молодец, Царёва! Выдала так выдала. Вот это финт. Даже для тебя это слишком!

— Порядок, Манюнь? — толкает низким, скрипучим голосом. Дёргано прочищает горло, возвращая ему относительно ровную тональность. Обнимает за лопатки, укрывая, как и обещал, от всего на свете. — Не выдержала? — только качаю головой, размазывая губами воду по его горячей коже. — Нормально всё. Дыши только.

— Д-д-дышу. — выстукиваю зубами.

— Стесняешься? — спрашивает как-то вкрадчиво, осторожно, что ли.

— А незаметно? — выбиваю зло в его грудь.

Вибрация гортанного смеха расходится по мощному телу. Тонкими паутинками проходит сквозь меня. Андрей опускает кисти ниже, остановив падение лишь на копчике, и то только для того, чтобы прижать впритык нижнюю часть моего тела к своей.

— Хорошо.

— Что в этом хорошего? — высекаю с гневным непониманием.

— Это — правда. Если бы ты сейчас сказала другое, солгала бы. И измениться в секунду нельзя. Ты не представляешь, как меня крепко вставляет от того, что ты преодолеваешь свою скромность.

— Боже, Андрей, замолчи! — вскрикиваю, царапнув его грудину ногтями. Мужчина шипит, ненадолго сдавив меня сильнее. — Хватит уже говорить об этом.

— Ладно, Колючка, не буду. — посмеивается психопат. — Давай бегом мыться, а то времени ни на что другое не останется.

Обнимая одной рукой, второй тянется за стоящим на верхней полке гелем для душа. Наливает на ладони и втирает в закостеневшую спину, напряженные плечи, натянутые руки. С давлением, но всё же нежно втирает в кожу мыло, взбивая в пышную пену.

— Кристинка, расслабься. — шепчет в ухо. — Порядок.

— Ты возбуждён. — рассекаю очевидным аргументом.

— Ещё бы. Ты меня одним своим видом возбуждаешь. А когда ты голая и мокрая… Ну прости уж, что так реагирую на твою красоту.

— Красоту… — тяну с обидой. — Ясно.

— Дурёха. — ржёт мне в волосы, не давая отстраниться. — Изначально так и было. Только из-за твоего внешнего вида. Сейчас уже нет. Кристин, я много красивых девушек видел, но нет той химии, что произошла с тобой, стоило только увидеть. Это сильнее и важнее. Пойми уже.

Громко вздыхаю и прижимаюсь губами к впадинке под шеей, ловя ими мурашек.

— Понимаю, Андрюш.

— Малышка ты моя.

— Мне нравится, когда так называешь. — хихикаю, откинув голову назад и заглядывая в его лицо.

— Малышка. Манюня. Лапочка. Неженка. Колючка.

— Это взаимоисключающие понятия. — смеюсь, расслаблено скользя ладонями по его спине.

— К тебе все применимы. Зависит от твоего настроения. — лыбится в ответ, скатывая руки к ягодицам, и массирующими движениями намыливает.

— А ты уже помылся?

— Не успел. Рискнёшь? — тащит вверх бровь.

Как и он до этого, наливаю на ладони гель и втираю в твёрдую грудь, живот. Перебегаю на спину руками. Со смущением раскатываю по накачанным ягодицам. Пряча глаза, жутко краснея и дробно дыша — в нижнюю часть живота и пах. Скользкими ладошками беру жезл, с трепетом размазывая по нему пену. Андрей постанывает. А я думаю о том, как хочу ощутить всю его силу, мощь, тяжесть, упругость. В себе…

Ой, мамочки.

Даже от мыслей хочется закрыться ладонями и покачать головой.

Застываем в немом окоченении. Только моя кисть продолжает зачарованные ласки по всей длине полового органа. Внимательный взгляд наблюдает за этими хаотичными, но размеренными движениями. Андрей с силой сдавливает запястье, останавливая меня.

— Хватит, Крис. Сейчас так быстро не получится, а времени мало.

Каким-то чудом улавливаю его слова и даже разбираю их смысл.

Поворачиваюсь спиной к нему, но так и не решаюсь помыться там, где собиралась изначально. Слишком стыдно. Подпрыгиваю, когда шершавая ладонь ложится мне на живот, спускается по лобку и пробирается между бёдер. Сладко нежничая, выполняет мою работу. Прибиваюсь к мужчине спиной и прикрываю глаза.

— Кажется, ты сказал, что пора заканчивать. — выдыхаю, неосознанно стискивая его руку ногами, стремясь усилить и без того острые ощущения.

— Заканчиваем. Просто ты тут пропустила. — вталкивает сексуально-хрипло, прихватывая губами мочку уха.

— Ненавижу тебя. — шуршу, не разлепляя век и кайфуя от каждого мгновения «мытья».

— Не больше, чем я тебя, сексапильная Фурия.

Из душа в прямом смысле убегаю, прикрывшись полотенцем. Быстро растираюсь и надеваю бельё и платье. Пропитываю волосы махрой. Немного подкрашиваю ресницы, но губы оставляю нетронутыми. Собираюсь ими ещё воспользоваться. Когда вхожу на кухню, Андрюша уже в военной форме доедает огненный борщ, каждые две ложки запивая несколькими глотками воды. Со своего ракурса вижу только мужской профиль, но могу разглядеть, что он то хмурый, то улыбающийся.

— Не мучай себя. — смеюсь наигранно, входя и включая кофемашину.

— Не мучаю, Фурия. Вкусно.

— Но остро.

— Я запиваю.

— Обоссышься.

Перебросившись этими фразами, встречаемся глазами и расходимся хохотом.

Кофе заканчивается слишком быстро. Дорога до части кажется очень короткой. Время летит на сверхзвуковой скорости. Проносится мимо нас. Подгоняет расстаться. И без того искусанные губы истекают кровью. Жаждущие руки не останавливаются. Сбитое дыхание рвётся ещё больше. Ненасытные глаза не могут насладиться. Впитываем вкус и запах друг друга, запасаясь на долгие часы в расставании. Отдаём собственные. Обмениваемся. Натираем мозоли на языках. Делимся частичками сущности, чтобы хватило до новой встречи. Расставаясь — задыхаемся. Прячем глаза и расходимся. Чтобы через несколько часов сгореть в визуальном контакте во время парада и забыть о существовании целого мира вокруг нашей крошечной реальности, где больше никого нет, кроме Психопата и Ненормальной.