Она - моё табу

Глава 43

Там, где не летают птицы

Второй наш раз… Назовём его полноценным. Долгий и томный. Кажется, что не Андрей качается на мне, а весь мир раскачивается вокруг. А может, у меня просто кружится голова от доставляемого им удовольствия. Мы плотно прижаты друг к другу. Наши тела скользят. Со всей оставшейся в разомлевшем теле силой обнимаю и притискиваю его вплотную. Во время процесса хочется стать с ним одним целым. Разделить наши ощущения на двоих. Знаю, что расцарапала ему всю спину и плечи, но контролировать тело в самых высоких точках не могу. Меня будто выносит из него. Но пока он ненадолго замирает внутри, перевожу руки на мощную шею и требую:

— Поцелуй, Андрюша.

Он с обречённым рычанием сдаётся. Твердокаменный жезл слабо подрагивает во влагалище. Стенки, словно отзываясь, плотнее обволакивают его, не желая выпускать. Дикий рычит. Он уже не такой сдержанный, как в первый заход. Но всё равно очень осторожен и не срывается, хотя иногда его прямо-таки сносит. Он делает несколько грубых, быстрых толчков, останавливается, матерится и опять начинает неспешно двигаться.

Я хочу узнать, что он чувствует! Ему нравится? Ему хорошо? Я всё делаю правильно?

Спрашивать не стану — скажет, что да.

Он плавно выскальзывает из меня. А я хочу его обратно.

Крис Царёва поехала окончательно.

— Не останавливайся. — шепчу ему в скулу. Целую. Веду языком по щеке. — Андрюша. Ещё хочу.

— Потерпи чуть-чуть, Манюня. — настойчиво трогает пальцами между ног. — Порядок?

— Порядок.

На самом деле не совсем. Я чу-у-точку приуменьшила уровень боли. Но это мелочь. По сравнению с прошлой. С Сашей…

Но мысли разлетаются осколками, когда эрегированный член медленно заполняет меня. Выгнув спину, обнимаю ногами поясницу и стону от наслаждения.

— Моя горячая Фурия. — хрипит Андрюша в ушную раковину. — Блядь, какая ты горячая, охуенная моя.

Моя… Моя. Моя!

Мамочки, я дурею!

Я его. Теперь уже полностью.

Обняв крепче, повисаю на шее и шепчу сбивчиво, задыхаясь от постоянного движения:

— Я люблю тебя, мой Андрюша.

Бёдра сами устанавливают синхрон с его толчками. Сначала казалось, что разрывает. Теперь — заполняет. До краёв. Мой ян. Я его инь. Идеально совпадаем. Я чувствую каждое его движение. Ненапористые толчки. Опаляющие поцелуи на лице. Ловлю его губы. Сплетаемся языками. Ласкающими движениями вывожу круги на его затылке и вдоль позвоночника. Неприятная саднящая боль между ног медленно нарастает, но я стараюсь не обращать на неё внимания, сосредоточившись на жезле, мягко скользящем внутри меня.

Ощущения непередаваемые!

Всё, что он делал раньше, меркнет на фоне полного соединения наших голодных друг до друга тел.

Приподнимаясь на вытянутых руках, заглядывает мне в лицо. Приложив усилия, открываю глаза, но его силуэт расплывается, будто под водой.

— Больно, Манюнь? — выдыхает обеспокоенно, коснувшись губами кончика носа.

— Нет. — отрицательно кручу головой по подушке. — Мне хорошо, Андрюша. Очень-очень хорошо. Не останавливайся. — кричу надрывным шёпотом.

— Блядь, Фурия, я и так остановиться не могу. — подтягивает вверх уголки жестковатых губ. — Моя любимая девочка-женщина.

От тех нежно-горячих интонаций, что витают в хрипловатом голосе, хочется плакать. Эмоции не просто переполняют, они топят, накрыв с головой штормовой волной. Но не сносят, как стихийное бедствие, а укутывают и обволакивают. Стараясь скрыть непрошенную соль, тянусь к Андрею и прошу:

— Поцелуй. Целуй меня снова и снова. Никогда не переставай это делать.

— Никогда… — выталкивает он, склоняясь ниже, чтобы выполнить моё безумное требование.

Рельефная грудная клетка, точёный чёткими кубиками живот, паховая зона с колючими короткими тёмными волосками раздражают мою перегретую чувствительную кожу. Пробившаяся щетина натирает подбородок. А я выгибаюсь навстречу его медленным эротичным рывкам, пытаясь заполучить его глубже. Раскалённая плоть и без того прожигает насквозь, а мне всё мало. Мало поцелуев, мало того периметра кожи, которым трёмся, мало его затяжных толчков, мало его сильного тела, мало его любви. Я хочу раствориться в нём без остатка.

Андрей опять сбивается с заданного им же неспешного темпа, начиная жёстче и ускореннее вколачиваться в меня. Вдавливаю ногти в его плечи. Откидываю голову назад, вжавшись затылком подушку, и отрывисто, громко стону. Глаза закатываются, погружая в томящую, убаюкивающую темноту. Силюсь двигаться ему навстречу, но мы постоянно сбиваемся, неловко сталкиваясь лобками и животами.

— Твою же… — сипит мужчина, сбавляя ритм до полной остановки. — Извини, Крис. Меня заносит.

Зацеловывает быстрыми короткими поцелуями лоб, веки, нос, щёки, губы, подбородок, шею.

Разлепляю отяжелевшие, припухшие веки и улыбаюсь, вложив в улыбку все скопившиеся тугим шаром в груди чувства.

— Так пусть занесёт. Только забери меня с собой. — поднимаю тяжёлую, будто налитую свинцом руку и разлаживаю пролёгшую на его лбу глубокую складку, столкнувшиеся на переносице кустистые брови. Выпиваю его густой, шумный выдох. — Хочу с тобой.

— Что ж творишь, Фурия? — выталкивает, вытащив из меня член.

Не успеваю начать хныкать и требовать его вернуться, как он яростным рывком вдалбливается обратно. У меня перед глазами взрываются звёзды. Он опять выскальзывает. Стремительно возвращается. На каждом ударе врезаемся бёдрами. Андрюша выпрямляется, заводит руки за спину и разводит мои ноги. Давя на бёдра вниз, прижимает к матрасу, буквально распиная меня.

— Постарайся не смыкать вместе. — просит тихо, сдавливая пальцами основание жезла, и со стоном без спешки проникает в меня.

Мучительно медленно ведёт бёдрами назад. Потирается головкой о распухшие и сколькие от возбуждения половые губы. Прижимая, всем стволом трётся между ними, задевая раздутой головкой вибрирующий мелким напряжением клитор. Как онемевшая, открываю и закрываю рот, хватая крошечные дозы кислорода. И задыхаюсь от остроты ощущений. Дикий кладёт ладонь мне на живот и с давлением водит вверх-вниз, не останавливая невинных, но пошлых ласк наружных половых органов.

— Нравится так?

Закусив нижнюю губу, прижимаю подбородок к груди, соглашаясь.

— А когда я в тебе?

Не успеваю обработать заторможенным мозгом вопрос, как он проталкивает раскачанную кровью головку и по сантиметру заполняет меня до краёв. Распахивая глаза, громко вскрикиваю. Сгребаю в пальцах покрывало, выгибаясь к нему всем телом.

— Хорошо тебе? — с глухим рычанием падает на меня и хрипит в рот: — И мне хорошо. Попробуем побыстрее? Выдержишь? А то я тебя уже совсем измучал.

Именно так я себя и чувствую — вымученной. Но это самая сладкая мука на свете. Оргазм — это супер. Секс — куда круче. Всё вместе — пушка. И я хочу это всё. Разом! Я как оголодавшая.

И я уверенно киваю. Наощупь нахожу его вкусные губы. Скольжу расслабленными ладонями по вспотевшей спине, избегая разодранных мной участков. Отрываю весящую тонну голову и прихватываю губами мочку его уха. С тем самым голодом, что копился во мне так долго, обрисовываю языком контур его уха, щекочу кончиком ушную раковину и шепчу возбуждённо:

— Помучай меня ещё. Только побыстрее, Маньячело. — добавляю с ехидной усмешкой.

Андрюша сипло смеётся и резко вколачивает в меня член. Движения становятся резче. Ритм набирает оборотов. Тело, будто зная его всю жизнь, подыгрывает. Бёдра двигаются в унисон. Ногти бесконтрольно царапают гладкую смуглую кожу. Мне столько хочется сказать, но Дикий вытрахивает из меня все слова, вгоняя в моё поплавленное его жаром тело железобетонную эрекцию. Стонем в разнобой. Влажные шлепки, пошлое хлюпанье, глухие рыки, короткие выкрики окутывают наше ложе каким-то вакуумом. Отлетают от него, отзываясь вибрацией в моём дрожащем теле. Все мышцы в нём натянуты до боли. Живот скручивает спазмом неудовлетворения. Я плаваю на грани оргазма, но никак не могу его достичь. Мужские стоны становятся громче, протяжнее и, кажется, яростнее. Он резко застывает во мне и, скрежеща зубами, гневно раздувает ноздри. Сжав веки, шумно переводит дыхание. Поднимается и находит клитор. Сдавливает пальцами до боли. Начинает раскачивать таз, постепенно ускоряясь. Большой палец шершавой подушечкой выводит напористые круги на чувствительном узелке. До хруста пальцев собираю в кулаках плед. Давление, давящее на все органы огненным шаром, вдруг взрывается осколками удовольствия. Меня выворачивает наизнанку. Осколки секут плоть изнутри. Простонав имя любимого, выгибаю спину и рассыпаюсь окончательно. За плотно сжатыми веками мелькают разноцветные огоньки и полосы. В ушах будто разрывы снарядов. Бабахает и бабахает. Это уже моё сердце. Кажется. Если оно вообще осталось на месте. Сквозь эту канонаду удовольствия слышу грозный густой голос:

— Вот так, девочка моя. Наконец-то.

Андрей, не давая мне расслабиться, быстро вдалбливается в меня членом. Такую очередь запускает, что автомат Калашникова кажется детской игрушкой. Всё моё нутро сжимается и пульсирует вокруг его горячей плоти. Возвращается ощущение, что он меня разрывает.

— Ой, бля, Крис… Я сейчас… Сейчас… — последний, уже болезненный рывок — с такой яростью он толкается в меня, и жезл покидает моё тело, заливая кипящей магмой низ живота и лобок. Андрюша падает сверху, тяжело дыша. Как слепой котёнок ищет мои губы. Но не целует, а, задыхаясь, шепчет: — Люблю тебя, Фурия. Ни с кем так не было. Так хорошо… Так люблю…

Прибиваю его лицо к себе и целую. Чувствую, как горячие слёзы катятся к вискам. Тело ноет и болит, словно после многокилометрового кросса. Хочется вытянуть мышцы, похрустеть костями, но сил нет даже пошевелиться.

— Почему ты плачешь, Манюнь? — ласково шуршит мужчина, собирая губами сползающие в волосы слёзы. — Извини, любимая. Прости. Я старался не делать больно. Надо было остановиться сразу. Прости, девочка моя нежная.

Судорожно виляю головой по подушке, захлёбываясь слезами. Андрей ещё сильнее напрягается. Рельефное тело каменеет.

— Нет, Андрюша… Нет… — шепчу отрывисто, невпопад. — Не больно… Нет… Просто… Просто… Мне так хорошо. Это от счастья. — собираю слова в относительно логические предложения. — Ты же обещал, что только от счастья. Я счастлива.

— Кристина. — выдыхает облегчённо и перекатывается на спину, таща меня за собой. Укладывает мою голову к себе на грудь, водя ладонями по спине, плечам, волосам, ягодицам. Притискивается губами к волосам и дрожаще дышит. Говорит всякие нежности и глупости, пока я выплакиваю остатки напряжения. Теперь всё хорошо. Всё хорошо. — Моя родная половинка… На всю жизнь… Моя теперь… Не отпущу… Я твой первый… Единственный… — улавливаю обрывки фраз.

— Первый. — толкаю шёпотом, слабо улыбнувшись, и отключаюсь в его надёжных, крепких, сильных, ласковых руках.

Даже сквозь сон слышу его глубокий, низкий голос и любовь в нём.

— Спи, девочка моя. Отдыхай. Ничего больше не бойся. Я рядом. Буду защищать тебя от всего на свете.

— Защищать? — раздаётся где-то за спиной ледяной тон Савельского. Я вздрагиваю. Меня корёбит. Бросаюсь вперёд, к Андрею, но вдруг понимаю, что его нет. — Никто тебя не защитит, красавица. Думала, что сбежишь от меня? Спрячешься? — щёку обжигает тяжёлой пощёчиной. Рассеянно прикладываю к горящему лицу ладонь и плачу. Знаю, что должна бороться, но будто в камень обращаюсь. Он хватает за запястья и встряхивает. Зубы стучат. Голова, как у болванчика на торпеде машины, безвольно болтыхается. — Никто тебя не спасёт. — просовывает руку мне между ног. — Я и его уничтожу. Сотру с лица земли. Хотела сбежать? А не сбежишь.

Он валит меня на скрытую чёрным туманом землю. Давит тяжестью ненавистного тела. Я отбиваюсь, но проигрываю.

— Тихо… Тихо… Тихо… Тсс, Манюня. Всё хорошо. Я рядом. — молочу ладонями куда попало, продолжая бороться с ночными кошмарами. Мне, наконец, удаётся задеть Сашу. — Блядь… — рычит рассерженно, но тут же смягчается. — Тихо, маленькая моя. Это я. Андрей. Давай, Манюнь, проснись. — слабо встряхивает. — Всё хорошо, любимая. Успокойся. — прижимает к груди. Сдавливает мои запястья одной рукой и зажимает между нами. Покачиваясь, убаюкивает тихим шёпотом. — Всё, Кристина. Успокойся. Всё хорошо. Тише, маленькая моя. Тише… Это я. Я с тобой.

С трудом расталкиваю веки и тут же закусываю губу, чтобы не скулить. На его правой щеке три глубокие царапины от ногтей. Проступившая каплями кровь стекает к губам и подбородку. Прикладываю пальцы к щеке.

— Андрюша. — лепечу, размазывая кровь. — Прости. Я не хотела. Я…

— Тсс… Тихо. — шепчет, запечатывая рот своими губами. — Кошмар приснился? — киваю. Тяжело сглатываю, стараясь протолкнуть ком в горле. — Ничего страшного. Это всего лишь сон. Успокаивайся. Дыши, малышка.

Сердце до сих пор колотится где-то в горле. Меня трясёт, как в припадке. Андрей обнимает, продолжая успокаивать ласковыми интонациями. Скользит губами по лицу. Ловлю их своими. Обвожу языком. Пробираюсь к нему в рот. Он с гортанным стоном отвечает, но вскоре отстраняется. Я двигаюсь за ним. Мне надо его тепло. Чтобы он стёр липкие прикосновения Савельского.

— Займись со мной любовью, Андрей. — прошу дёргающимися губами.

Он плотно зажмуривается и качает головой.

— Тебе отдохнуть надо, Кристина. Твоему телу. Я могу сделать хуже.

— Ты нужен мне. — требую сипло, едва слышно.

— Я здесь. Я буду рядом. Буду любить. Обнимать. Успокаивайся. Это был всего лишь сон.

Он размеренно качается, крепко обнимая. Губы замирают на моём виске. Горячее дыхание согревает. Спокойный голос нашёптывает что-то. И я снова проваливаюсь, только теперь мне тепло и уютно. В его руках. Я целую их. Трогаю губами шероховатые пальцы. И смеюсь от того, как они щекочут губы.

— Вот так, хорошая моя. Спи.

— Спи со мной. — бормочу сквозь дремоту.

Чувствую, как спина касается прохладной простыни. Переворачиваюсь на бок, обняв руками за торс, и пристраиваюсь на его плече. Его руки оборачивают меня после того, как тонкое покрывало накрывает голое тело. И никакого стыда или смущения я не испытываю.

Так и должно быть. Когда «твой».

Это последняя мысль до самого утра.

А когда просыпаюсь, вытягиваюсь на пустой кровати, ощущая приятную негу во всём теле, и смеюсь. Андрей курит возле открытого окна. Оборачивается на мой смех и улыбается. Тушит в хрустальной пепельнице сигарету и идёт ко мне. Подскочив на колени, чувствую ломоту в каждой кости, но забиваю на неё. Обнимаю за шею и прилипаю к его пахнущим никотином губам. Собираю с них горький сигаретный привкус и расхожусь новой порцией хохота.

— Ненормальная моя. — качает головой, тоже смеясь, Андрюша.

— От счастья! — кричу, падая на постель и утягивая своего мужчину за собой. — Хочу ещё полетать. — шелещу, заглядывая в чёрные глаза.

— Лети. — сияет ослепительно-белоснежной улыбкой Дикий.

Сползает по моему телу вниз, каждый сантиметр покрывая поцелуями. Раздвигает мои ноги, и я взлетаю туда, куда не долетают птицы.