Она - моё табу

Глава 46

Прикоснуться к мечте

Радость от предстоящей на расстоянии недели оказывается мимолётной. Это, конечно, ненормально, но отпускать Кристину стало ещё труднее. Несмотря на распухшие и горящие, словно реально стёртые в кровь губы, мы снова целуемся. Только теперь на парковке возле военной части. Смотрю на часы на приборке, вздыхаю. Понимаю, что уже опаздываю, но снова целую Фурию, крепко прижав в себе. Она сидит у меня на коленях, обнимая за шею. Платье сбилось вверх. Я вырисовываю пальцами по внутренней части её бедра.

— Мне пора, Манюнь. — хриплю, оторвавшись от неё и прижав лоб к переносице.

Она ведёт рукой вдоль моей щеки, но задевает только теплом.

— Давай всё-таки замажу.

— Не надо. — отказываюсь, чуть мазнув подбородком. — Сегодня замажешь, а завтра они всё равно будут. Ничего страшного.

— И как ты будешь оправдываться за свой внешний вид перед ротным? — настойчиво держит позицию.

Перехватываю её пальчики, сгибаю и прижимаю к губам, заглядывая в тигриные глаза.

— Разберусь, малышка. Только пообещай мне не грустить и расстраиваться. Я наизнанку вывернусь, чтобы вырваться в выходные. Не забывай пользоваться мазью.

Смачный румянец подкрашивает её скулы, а взгляд стекает вниз. Она дёргает меня за волосы. Захожусь ржачем.

— Невозможный. — бормочет с нотками раздражения.

— Это забота о любимой девочке. Скажи ещё спасибо, что не требую делать этого на камеру.

В этот раз получаю крепкий подзатыльник и смущённую улыбку. Слизываю её с маковых губ и заставляю себя выпрыгнуть из монстра. Ускоренно марширую в сторону казармы. Хорошо, что форма успела высохнуть. Не успеваю закрыть двери кубрика, как мне в спину влетает взъерошенный, запыхавшийся Макей. Не только я опаздываю.

— Здоров.

Протягиваю ему лапу. Пожимает. Здороваюсь с остальными сослуживцами. Царапанную морду они вниманием, конечно же, не обходят.

— Война на любовном фронте? — стебётся Ванёк, кивая на три воспалившиеся царапины. А мне как-то похую, что они думают. Главное, что я был рядом с Крис в момент, когда ей это было надо. Пусть думают, что хотят. — О, да ты ещё общительнее стал, чем обычно.

— Ему Царёва язык откусила. Губы тоже сожрать пыталась? — подтрунивает Даня, зашнуровывая берцы.

— Пацаны, из вас зависть так и прёт. — ухмыляюсь довольно. — Отъебитесь от меня по-хорошему.

— Лыба у тебя дебильная. — толкает плечом Иридиев.

— Я тебе сейчас покажу дебильную лыбу.

Извернувшись, сгребаю его предплечьем за шею сзади и делаю удушающий. Товарищ всаживает кулак под рёбра. Сверху на нас запрыгивает Пахан, и мы всей компанией летим на пол под дружный гогот. Мне прилетает между лопаток. Припечатываю кому-то локтем в челюсть.

От такого дурачества начинаю снова чувствовать себя нормальным двадцатилетним пацаном, а не помешанным параноиком, кидающимся на людей за каждую мелочь. Если откровенно, то не уверен, что пробуду в адеквате достаточно долго. Уже на марше, горланя во всё горло армейские песни, мыслями уношусь к Кристинке.

Что она сейчас делает? Как себя чувствует? Думает обо мне? Прокручивает, как и я, каждый момент нашей близости, все поцелуи, слова, касания?

Блядь, меня это с ума сводит. Влюбился, как малолетний мальчишка. Ни на чём сосредоточиться не могу. Слова песен сбиваются в неразборчивую кучу. В итоге бросаю попытки поддерживать армейский дух, только для вида открывая и закрывая рот. Руки чешутся от желания взять телефон и написать Фурии. Да так нестерпимо, что чешу ладони о грубую ткань на карманах штанов. А лыба и правда дебильная у меня. Очень упорно лезет на рожу, когда вспоминаю румяные щёки и блестящие губы. Но стоит подумать о том, как они обхватывали трубочку, и дебилизм скатывается ниже, поднимая член. Стремительно улетаю мыслями в другое русло, пока никто не спалил мой стояк. Иначе будет очень неловкая ситуация. В окружении сотни мужиков.

Вечерняя поверка — то ещё испытание. Майор Спиридонов — наш ротный, притормаживает напротив меня и прищуривается.

— Младший сержант Дикий, объяснения будут? — взглядом проходит по красным полосам.

— Он котёнка с дерева снимал. — хмыкает Макей.

— Или проститутку. — жрёт Иридиев.

— Тишина в строю! — гаркает майор. — Развеселились слишком? Макеев и Иридиев, наряд вне очереди.

Спасибо, парни, и меня не прикрыли, и сами подставились. Красавчики, бля. Мог бы, закатил глаза и прицокнул языком, как делает обычно Крис.

— Дикий. — напирает ротный.

Осторожно перевожу дыхание и вспоминаю, как Кристина целовала его в щёку. Да, я пиздец, как ревную её даже к друзьям отца. Дерьмово. Это уже шиза.

— Это случайность. — цежу сдержанно. — Вмешался в драку. Мне прилетело.

Он впивается в меня цепким взглядом. Упрямо не отвожу глаз. Выдыхает. Отворачивается. Только после этого выдыхаю я. Мог бы сказать, что был с девушкой, вот только Пахин отец выдернул нас под предлогом семейного торжества, куда я был приглашён. Якобы…

Мне тоже впаривают наряд, но на среду. Похуй. Переживу.

Умываюсь перед сном, чищу зубы. Ловлю на себе завистливые взгляды товарищей. Но стоит стянуть футболку, меня окатывает уже волной конкретной зависти.

— Нихуяшеньки, Царёва тебя подрала.

— Блядь. — выплёвываю беззвучно. Я почти забыл об изодранной спине. Тут реально драла, а не царапала. Там почти в мясо. И ноет нихерово. Прикрываю веки и с агрессией слушаю десяток вариантов проведённой с Крис ночи. Вбиваю кулак в стойку шконки и цежу: — Фантазию утихомирьте, блядь.

— Ты хоть расскажи, какая генеральская дочка в постели. — выписывает Гребенский.

С трудом сдерживаюсь, чтобы следом не припечатать ему.

— Герыч, ебало прикрой. Крис моя сестра, если ты забыл. — рычит Макеев раньше, чем я успеваю заглушить кипящую ревность.

Даже от того, что эти уроды представляют её голой, хочется убивать. Куда-то совсем не туда меня занесло. Я не дурею, а конкретно шизею уже.

— Короче так, — бомблю, обводя глазами сослуживцев, — никаких вопросов, подколов и предположений о моей невесте. Всем, блядь, ясно? — последнее предложение получается слишком громко и гневно.

— Невесте? — с интересом толкает стоящий чуть позади меня Паха.

Бешенство тухнет. Губы плывут в улыбке. Поворачиваюсь к другу.

— Так вышло, что я сделал Кристине предложение.

— Так вышло? Случайно, что ли? — приподнимает брови выше.

— Так тебя можно поздравить? — лыбится Дан.

Остальные притихают, косясь на меня. А мне срать на всё. Даже на то, как выглядит моё странное заявление. Падаю на кровать Макеева и рассеянно провожу пятернёй по волосам.

— Поздравлять пока рано. И не совсем предложение. Точнее, оно не прозвучало прямо. Сказал, что официально сделаю, когда она сядет со мной в поезд после дембеля.

— Нихуя не понятно, но очень здорово. — бурчит Нимиров, свесив вниз голову со второго яруса.

Я, честно признаться, пока ещё и сам не до конца понимаю. А объяснять кому-то то, в чём сам не шпрехаешь, нереально. Знаю только одно: Фурия поедет со мной в Петрозаводск в качестве невесты. Я ей прямо на перроне кольцо надену, чтобы не сбежала.

Шумно вздыхаю и стараюсь как-то разрулить поднятую тему. Не всех это, конечно, касается, но раз уж начал, придётся доводить до конца.

— Ты серьёзно собираешься жениться на Крестике? — сбавив тональность, уточняет друг.

Спокойно киваю, включая телефон и набирая номер Фурии. Соскучился по её голосу.

— Серьёзно, Паш. Я люблю её. И хочу на всю жизнь.

— Поплыл ты, дружище. Только дорвался до постели и сразу жениться? — гогочет с подъёбом.

— Не хочу ничего знать. — бухтит в трубку сонный голос.

Губы дёргаются шире. Мозги тают в серую жижу.

Слегка хриплая тональность. Она всегда такая после сна.

— К тебе хочу. — шепчу в микрофон.

Сослуживцы деликатно отводят взгляды от моей поплывшей, довольной рожи. Даже Макей отваливает, плюхаясь спиной на подушку и зависая в телефоне.

— Не трави душу, Андрюша. — не громче меня просит Фурия.

— У тебя всё нормально? Как ты себя чувствуешь? — вбиваю, прижав корпус смартфона к губам, стараясь избежать, чтобы кто-то услышал наш разговор. Крис рвано вздыхает. — Манюнь?

— Всё нормально, Андрюш. Немного живот тянет. Но врач сказал, что это нормально.

Прикрываю глаза и перевожу начинающее сбиваться дыхание.

Умничка моя делится, не молчит.

— Отец не прессовал?

Она сказала, что он требовал от неё ночевать дома. Только утром, зараза, призналась. Ещё и телефон в «режим полёта» поставила.

Ещё один обречённый вздох.

— Нет. Я ему позвонила, он сразу начал требовать, чтобы приехала. А я не хочу домой. Там теперь не по себе.

— Так стоп, Крис. Ты не дома? — толкаю с беспокойством, присев на койке.

— Нет. У Пашкиных родителей. Сегодня у них останусь.

Облегчённо выпускаю переработанный кислород, который неосознанно задержал в лёгких. Падаю обратно. Мотор колотится от желания быть сейчас рядом с ней. Хотя бы просто обнять, прижать к себе и дать понять, что она ни одна. Но, сука, никак. Ещё один косяк и отправлюсь я на губу.

— А потом что, Манюнь? Вернуться же придётся.

— Вернусь. Но пусть дом сначала проветрится от…

За закрытыми веками вижу, как закусывает губу и отводит взгляд. Она всегда так делает, когда говорит то, что не собиралась. Мои челюсти скрежещут. Мать вашу, почему я не подумал об этом раньше? А если эта гнида ещё там? Если у генерала, даже не зная истинного положения вещей, хватило мозгов не просто пригласить к себе изменника, но и заставить дочь сидеть с ним за одним столом, то не удивлюсь, если он им погостить предложит ещё.

— Макей. — зову друга, махнув подсвеченным экраном в его сторону.

— Чё? — выдёргивает наушник.

— Крис пока у тебя на хате поживёт. Не против?

Он слегка сужает глаза, впиваясь в меня пытливым взглядом. Поднимается, кивнув башкой в сторону выхода. Спрыгиваю и натягиваю штаны.

— Кристина, завтра едешь на квартиру и остаёшься там столько, сколько придётся. — командую несколько резковато, но с эмоциями справляться пока не выходит.

— Андрей, что ты делаешь? — сечёт перепугано.

— Забочусь о своей девочке. Доверься мне, любимая. Всё будет хорошо.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего не собираюсь пока. Расслабься. Отдыхай, Фурия. Сладких снов.

Слышу, что разговор она заканчивать не собирается. Пару раз начинает, но запинается. В итоге сдаётся. Просит только:

— Ты обещал, Андрей. Сдержи своё слово.

— Сдержу. Люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю. Спокойной ночи.

Как-то сумбурно у нас получается. Но под внимательным изучением стоящего напротив Макеева нежности не особо всплывают. Бросаю телефон в карман и сворачиваю в сторону сортира. Убеждаемся с Пахой, что никто нас не засёк.

— Рассказывай. — спокойно требует он, присев возле раковины.

Опираюсь спиной на кафель и делаю большой глоток воздуха. Я обещал Кристине, что никто не узнает об изнасиловании, но это не значит, что я буду сидеть сложа руки. Больше спрашивать мне не у кого.

На нервах тянет закурить. Не закуриваю, конечно. Спалят после отбоя вне кубрика — пизда. Спалят, что курим в туалете — похоронят на месте. А мне нельзя. У меня там страстная Фурия скучает. И нежная девочка грустит. Я ей нужен.

— Макей, что я должен знать о Савельском? — секу, стараясь контролировать громкость и тональность голоса, но на фамилии он всё равно сбоит и трещит, словно под высоковольтным напряжением.

— Что он остался в прошлом. — ровно режет друг, щёлкая зажигалкой. — Ревность твоя ни к чему хорошему не приведёт.

— Дело не в ревности. — обрубаю, отвернувшись от него. Косыми шагами прохожу вдоль стены с писсуарами. Прочёсываю ладонью по волосам до затылка. Как ему объяснить так, чтобы помог, но не знал всего? Паха тоже отбитый. На эмоциях натворить дерьма может. — Она же для тебя как сестра, да?

— Да. Часть семьи.

Резко прокручиваюсь к нему, смяв пальцы в кулаки.

— На что ты пойдёшь ради семьи?

Друг спрыгивает на пол и выпрямляется. Припечатывает меня к месту тяжёлым взором.

— Андрюха, харе моросить. Это уебан обидел её, да, но всё в прошлом.

— А я убью ради семьи, Паш. — выпаливаю задушено. — И ради неё убью.

— Ты чего несёшь? — подскакивает, дёрнув меня на себя за футболку. — Совсем ебанулся, Дикий? Изменил он ей, да! Крестик это пережила. Даже к лучшему, что так! С тобой ей лучше! Он её не тронет!

— Тронет, Макей. Уже тронул. И дома у них к ней полез.

Он отпускает меня и отступает на полшага.

— И чё с того? Боишься, что Крис побежит к нему? Ты такого мнения о моей сестре? — выбивает резко и зло.

— Не в этом дело. Я боюсь, что он не оставит её в покое. Я должен знать о нём всё. Любые рычаги давления. Кто он, кто предки, какие связи.

— Так, всё. — выставляет перед собой ладони. — Гаси свою ревность, Андрей, пока хуйни не натворил. Я тебе рассказывать нихуя не стану. Полезет к Крис — набьём ебало напару, но…

— После отмены помолвки он её изнасиловал. — выталкиваю, крепко зажмурившись.

— Ты что сейчас несёшь? Совсем ебанулся? — срывается на меня.

Я не сдвигаюсь с места. Распахнув глаза, встречаю его спокойно и хладнокровно.

— Шантажировал. Она ни в ментовку, ни в больницу не могла пойти. Никому не могла рассказать. Он выгнал её из собственного дома и страны. А потом заявился к ней и угрожал.

Выражение его лица мгновенно меняется. В мимике проскакивает понимание, вина, мука и ярость. Хорошо. Это мне и надо.

— Так скажи мне, Паш, на что ты пойдёшь ради семьи?

Он молчит. Но ответ я вижу в его глазах.

Савельскому не жить.