Вот только уйти сил я в себе не нахожу. Не знаю, сколько времени уходит на то, чтобы взвесить все «за» и «против». Второе сильно перевешивает. Слишком много проблем и сложностей, начиная с её тяжёлого характера, отсутствия близости и совместного времени, отца, который явно не оценит мою кандидатуру, кучи тайн с её стороны и того, что с ней я теряю контроль. Вот только на второй чаше весов есть кое-что куда весомее всех отрицательных моментов. Любовь. Настоящая, горячая, взрывная.
Уже через неделю отношений знал, что хочу с ней на всю жизнь. Кристина сказала, что не вернётся в Америку. Обещала стараться лучше. Нам нужен этот шанс. Последний.
Переведя дыхание, нахожу Фурию в ванне. Она сидит у стены, спрятав лицо в ладонях, и плачет. Тихо подхожу и опускаюсь рядом. Она меня не слышит. Только когда обнимаю и подтаскиваю к себе, дёргается. В очередной раз стирает слёзы.
— Я думала, что ты уже ушёл. — шелестит печально.
— Не ушёл. Не уйду. Не могу. Да и не хочу. — говорю приглушённо. Придавливаю ближе, провожу носом по щеке. Собираю губами её горькие слёзы. — Не хочу, Крис. — толкаю отчаянно.
— Но ты сказал, что хочешь расстаться. — сечёт непонимающе.
— Я не так сказал. — судорожно тяну кислород и признаюсь в минутной слабости. — В тот момент опустил руки. Ты ничего не рассказываешь. Понимаю, что тебе сложно, но и мне не легче. Блядь, Кристина, говорил уже, что как в тюрьме. Дай мне дослужить спокойно, а потом выноси мозг на здоровье! — непреднамеренно высокие беру, но тут же на спад иду. — Мне же не всё равно. — хрипом в ухо толкаю, двумя руками сдавив плечи. — Не знаю, сколько можно повторять одно и то же. Меня волнует всё, что с тобой происходит. Если мне не нравится твоя одежда, то говорю прямо. Зачем тогда спрашиваешь совета, если не слушаешь моё мнение?
— Я буду. — тихонько выталкивает Кристинка, обнимая за бок.
— И не приезжать я тебя прошу не потому, что не хочу видеть, а из-за того, что хочу не только видеть, а куда больше. Любить на расстоянии сложно, но у нас пока нет выбора. Не только мне надо терпением запастись, но и тебе.
— Постараюсь. — шуршит, потираясь головой о плечо.
— Не постараешься, Крис, а сделаешь. Я больше не стану терпеть твои закидоны. Раз не отвечаешь на звонки — не буду звонить. Не читаешь сообщения — не стану писать. Не хочешь слышать — буду молчать.
— Я поняла. — бурчит, повернув голову и пробежав губами по шее. Подушечками пальцев собирает крупных мурашек, выступивших на коже. А следом как-то неуловимо быстро сменяет позицию. Подскакивает на колени и заваливается на меня верхом. От неожиданности падаю на спину, удерживая ненормальную за талию. Она глядит в глаза, но не улыбается. Со всей серьёзностью заявляет: — Я тебя услышала, Андрей.
Ощущаю жар и дрожь её изящного тела. Смотрю на маковые губы с мелкими ранками и запёкшейся на них кровью. В блестящие янтарные глаза. Бесконтрольно шарю лапами по её рукам, спине, ягодицам. Фурия морщится и, отведя взгляд, бухтит:
— Задница болит. Ещё раз попробуешь меня ударить…
— Ударю. Если не перестанешь вытворять эту дичь. Ответила бы хоть на один звонок…
— Я занята была.
— Чем? — поднимаю брови, пытаясь разгадать эту девочку-женщину, но хер там.
Царёва сползает и встаёт. Тянет мне руку, типа её сил хватит, чтобы меня поднять, но я всё же решаю подыграть. Только когда смеряю её сверху-вниз напряжённым взглядом, позволяет себе робкую короткую улыбку. Сильнее сдавливает мои пальцы и тащит на кухню.
— Садись. — командует, указав на стул.
Занимать место не спешу. Наблюдаю, как Царевишна открывает крышку небольшой кастрюли, стоящей на плите, и накладывает в тарелку густой, ароматный, насыщенного цвета борщ. Тут я уже конкретно зависаю. Стою и смотрю, как осторожно переставляет тарелку на обеденный стол, неровными ломтями нарезает хлеб, как замирает напротив меня, опустив голову вниз и нагоняя по цвету борщ.
— Приехал бы раньше, ел бы горячий, а так довольствуйся тем, что есть. — рычит обижено, но глаз не поднимает.
Трясущимися пальцами перебирает низ футболки.
Мне бы лучше пропустить её выпад мимо ушей, но злость ещё бурлит, не отпускает.
— Если бы соизволила взять трубку или прочитать сообщение, я бы приехал вовремя.
— Уже сказала, что была занята! — гаркает, вскидывая голову к моему лицу. Во взгляде словно миллионы игл. Впиваются в кожу. Жалят. — Готовила для тебя! Не хочешь есть, не надо!
— Только борщ успел остыть и время на одно короткое смс у тебя было. — продавливаю интонациями, не спеша закрывать развёрнутую тему. — Крис, — добавляю уже относительно ровно, — почему ты так упорно игнорировала телефон?
Фурия глубоко, но слишком прерывисто вдыхает и поворачивает голову вбок. Потом и вовсе отходит к плите, достаёт из кастрюли половник и отправляет его в посудомоечную машину. Делает ещё несколько неоднозначных телодвижений и в конце концов, останавливается напротив меня, видимо, осознав, что отступать я не намерен.
— Знала, что если отвечу, то мы поссоримся. — выталкивает полушёпотом.
— Лучше сразу разойтись? — секу со злым сарказмом.
Блядь, реально же почти дошли до этого. Если бы психанул — больше не вернулся.
— Нет, Андрюш. — маленький шажок навстречу и прямой открытый взгляд в глаза. — Думала, что если приготовлю для тебя, то всё само собой замнётся. Что перестанешь злиться. Я не специально тебя доводила. Не могу я с самой собой справиться.
Снова уводит глаза в сторону, но вину в них выцепить успеваю. А ещё то, что как бы мастерски Царёва не врала, ей не удаётся скрыть что-то, что не даёт ей покоя. И это случилось не сегодня, а несколько дней назад. Она как-то в один момент переменилась, стала резкой, вспыльчивой, хотя до этого мы кое-как справлялись. Спрашивать бесполезно — не ответит. Уж точно не сейчас. Поэтому предпочитаю временно закрыть неприятную тему.
Подаюсь вперёд и оборачиваю руками крутые, загорелые плечи. Кристинка тут же обнимает за талию, сжигая сбитым дыханием обнажённую кожу чуть ниже шеи. Так кайфово ощущать её, что даже на дыхание ресурсов не остаётся. Только её неизменную дрожь и чувствую. Скольжу ладонями по открытым рукам и плечам, собирая крупные мурашки с её тела. Конечно, злюсь до сих пор. Она не может не бесить. Но от этого хрупкое равновесие становится ещё дороже. С ней сложно. Но, мать вашу, каждая испепелённая нервная клетка стоит того, чтобы быть с ней. Особенно теперь, когда призналась в чувствах, в любви, в том, что не уедет в Америку, что боится потерять.
Слабо отталкиваю Крис и сажусь за стол. Предпочитаю молчать, пока бурление гнева полностью не утихнет. Беру ложку и запускаю в тарелку, но так там и оставляю. Напряжённым взглядом всматриваюсь в сидящую напротив девушку. Крис непривычно тихая, замкнутая. Смотрит куда угодно, только не меня. И молчит. Судя по натянутой коже на плечах, сцепляет руки в замок под столом или сжимает кулаки.
— Ты не голодная? Или решила на мне эксперимент поставить? — улыбаюсь, силясь разрядить гнетущую атмосферу.
Удивительно, но Фурия ничего не отвечает. Поднимается, наливает ещё одну тарелку, садится обратно и ковыряется в ней ложкой. Больше не настаиваю. Отправляю в рот борщ и ненамеренно морщусь. Еле удерживаюсь, чтобы не подскочить и не залить в горло пару литров воды.
Говорят, что если блюдо пересолено, то человек влюблён. Либо у Царёвой эта примета работает на перце, либо она меня так сильно ненавидит, что решила спалить изнутри.
— Невкусно? — хмурит лоб, глядя на моё красное лицо.
Не умею я врать. Да и не особо хочу это делать. Коротко качнув головой, растягиваю губы.
— Остро. Очень. Если бы не килограмм перца, что ты туда добавила, было бы охуенно. — толкаю искренне.
Но Кристинка даже не старается улыбнуться. Кажется, что ещё сильнее затухает и мрачнеет. И опять молчит. В том же безмолвии поднимается и буквально выдёргивает у меня из-под носа тарелку. Пока ошарашено моргаю, выливает в раковину. Подрываюсь и тяжёлым шагом сокращаю расстояние. Кристина так и замирает над раковиной. Дёргается, когда кладу ладони на талию и с силой сдавливаю.
— Я вообще-то не доел. — рычу мягко и тихо, склонившись к её шее и вдыхая запах своей девушки.
— Не хочу тебя травить. — бесцветно отзывается, даже не удостоив меня взглядом.
Кажется, что после нашего скандала ушёл весь запал, оставив за собой лишь сожаление, тоску и печаль. Я впервые вижу Фурию, не выказывающую вообще никаких эмоций. Будто ходячий труп или робот.
Сильнее стискиваю пальцы на рёбрах и провожу губами по шее. Только после этого Царёва выпускает отрывистый выдох и немного расслабляется.
— Раз уж мне не суждено сегодня насладиться домашней стряпнёй, придётся тебе компенсировать. — хриплю, не отрывая рта от её кожи.
— К-как? — запинаясь, выпаливает она.
Как бы не тянуло вжаться стояком ей между ягодиц и озвучить все варианты компенсации, перебрасываю руки выше, обнимаю поверх плеч и оставляю влажный поцелуй в уголке маковых губ.
— Есть во что переодеться? Шорты или джинсы?
Вот теперь она проявляет хоть какой-то интерес. Оборачивается стремительно и выдавливает:
— Зачем?
— Узнаешь.
Меньше чем через час выхожу из проката с ключами от «Ниндзя». Уверенно перебрасываю ногу через седло и завожу мотор. Только когда вибрации от двигателя проходят по всему телу, понимаю, что скучал не только по дому, но и по той свободе, которую получаешь, рассекая пространство под громкий рёв двигателя, когда встречный ветер норовит сорвать тебя с места, но ты словно срастаешься с мотоциклом, вы становитесь одним целым.
Провожу затянутыми в перчатки руками по рулю, выкручиваю газ, проверяя технические способности арендованного байка. Крис стоит немного в стороне и слегка испуганно косится на меня. Улыбаясь во весь рот, протягиваю к ней руку и зову громко, но достаточно ласково:
— Иди ко мне. Не бойся, Манюнь, гонять не буду. — подзываю движением кисти. Но только когда Фурия подходит, отчётливо вижу страх в янтаре её глаз. Ставлю подножку и спрыгиваю с байка. Дёргаю Кристину на себя. Не рассчитав силу, в прямом смысле впечатываю, вышибая из наших лёгких кислород. — Ты боишься? — спрашиваю вкрадчиво, проведя костяшками пальцев по побледневшей щеке.
Мой укол попадает в самое сердце. Фурия резко вскидывает голову и сверкает гневом в огромных глазищах.
— Ничего я не боюсь! — прошипев это, проходит мимо меня и замирает около Ниндзя.
Сдерживая смех, но не лыбу, запрыгиваю на байк и бросаю взгляд на замявшуюся Царевишну. Пусть лучше злится. Так хоть вижу, что она живая. Сдвигаюсь немного вперёд и сухо инструктирую:
— Держись крепко. Ноги прижми. — командую, когда занимает место сзади. Руками держись за грудь. — подтягиваю её кисти и прижимаю к верхней части грудины. Готова?
— Готова! — смело заявляет Царевна, но держится совсем слабо.
Но это я быстро исправлю.
— Шлем надевай.
Срываю мотоцикл с места под громкий, характерный рёв. В ту же секунду девичьи руки до хруста сдавливают рёбра, а мягкая грудь плотно прижимается к спине. Как только выезжаю на относительно свободную дорогу, выкручиваю газ. Фурия визжит в ухо, перекрывая завывание ветра, но уже вскоре расходится громким счастливым смехом. Она попеременно то хохочет, то кричит во всю силу лёгких. Отпускает руки, продолжая крепко сжимать бёдрами, и раскидывает их в стороны. Сердце ёкает, когда на скорости в сто тридцать километров в час она откидывается назад, удерживаясь лишь ногами.
— Держись, дура! — рыкаю громогласно.
Сбросив скорость и контролируя движения одной рукой, второй дёргаю Царёву на себя.
— Ты чего?! — перекрикивая ветер и мотор, орёт в ухо.
— Держись, блядь! Или жить надоело?!
Съезжаю на обочину и выжимаю тормоз. Скидываю шлем и жду, пока она сделает тоже самое. Стоит только увидеть её взбудораженное лицо и горящие азартом глаза, и я забываю обо всём на свете. Мне так не хватало её. Так скучал по ядовитым губам, а за те несколько часов, что мы вместе, даже ни разу не вкусил её яда.
Вымещаю злость и испуг на её губах. Буквально бросаюсь на Кристину, грубо сминая губы. Врываюсь в рот, как допотопный неандерталец в чужую пещеру. И беру то, что должно принадлежать мне по праву сильнейшего. Стоит нащупать юркий горячий язычок, и мне сносит башню. Сжимаю его губами и всасываю в свою ротовую. Прикусываю. Пальцами мну податливое гибкое тело, наверняка оставляя отметины. Но мне просто необходимо выплеснуть все накопившиеся за последние две недели эмоции. Я не думаю, что делаю. Блядь, да я вообще не думаю! Как говорит Фурия — дурею! Бесконтрольно сминаю упругую грудь под хлопком топа. Тонкой ткани недостаточно, чтобы помешать нащупать твёрдый, скрутившийся в тугой узелок сосочек и сдавить его пальцами. Слегка оттягиваю. Крис стонет мне в рот и упирается ладонями в грудину, увеличивая расстояние.
Нехотя отступаю на пару шагов назад. На автомате сканирую пустынную загородную трассу, убеждаясь, что ни один случайный человек не видел, как я только что трахал языком рот Царёвой.
Кажется, мне действительно надо трахнуть её, чтобы оба перебесились. Это, мать вашу, просто невозможно! Как одно её присутствие разом выносит из головы все трезвые мысли, а с ними заодно мозг, выдержку, самоконтроль, умение всегда держать себя в руках и отстраняться в сложных ситуациях?
— Так не должно быть. — хриплю бездумно, растирая пальцами переносицу.
— Как? — слышу задыхающийся шёпот Ненормальной, но отреагировать не могу.
Без слов сажусь обратно на мотоцикл и набираю скорость, достаточную, чтобы выветрить одержимую похоть.
Пару часов, что рассекаем по безлюдным местам, Кристинка постоянно хохочет, что-то периодически выкрикивает. Когда сбрасываю скорость, раскидывает руки в стороны. Ещё пару раз одёргиваю её, но потом прекращаю. Мне отлично известно, что с ней сейчас творится — в крови бурлит адреналин. Это чувство мне знакомо. В такие минуты чувствуешь себя всемогущим, непобедимым, бессмертным. Что, конечно же, не так. Поэтому и скорость большую не набираю, постоянно контролируя, что бёдрами Царевна держится намертво.
Свернув с дороги, поднимаюсь по тонкой, едва заметной тропинке на пригорок. Глушу мотор и вкидываю «лапку». Снимаю шлем, выбиваю из кармана сигареты, вставляю в рот фильтр и чиркаю зажигалкой. Затягиваюсь до жжения в лёгких. Фурия тихонько сползает с байка, скидывает свой шлем и подходит к рулю. Сдвигаюсь по сидению назад, освобождая ей место. Стройная нога ловко и грациозно перелетает преграду, и вот уже мы лицом к лицу. Делаю новую тягу и зажимаю сигарету в уголке рта. Беру девушку за бёдра, приподнимаю и тащу на себя. Закидываю её ноги на свои и завожу за спину. Кристинка немного отползает назад, наткнувшись на стальную эрекцию, но совсем минимально. Настолько, что я яйцами чувствую жар, исходящий от промежности.
Прикрываю глаза и судорожно вдыхаю. Новая затяжка. Дым в пространство. Тушу недокуренную сигарету и обнимаю за талию, снова подтащив нежное тело впритык. Толкаюсь лоб в лоб и ласково целую Фурию. Никто из нас ничего не говорит. Да и не нужны слова. Все необходимые уже были произнесены, а те, что остались, сейчас лишние. Неловкие, но пытливые пальчики ныряют под воротник Пахиной куртки. Опиумные губы с необъяснимым трепетом двигаются в такт моим требовательным и голодным. Но никакой спешки между нами нет. Медленно, томно, спокойно, не щадя ускользающего времени, отдаёмся поцелуям, ненапористым касаниям рук, тяжёлым и частым урывками дыхания, манящей близости и пьянящему теплу.
Сегодняшняя ночь стала одной из самых тяжёлых, но самых лучших за всю недолгую жизнь. Свобода, желанная тишина, любимая девушка и такое приятное затишье перед неминуемой бурей.