Глава 24
Леннон
– Что будет сегодня на ужин, мама?
Сохраняя бесстрастное выражение лица, я отвечаю на вопрос отца:
– Я думала о курице с овощами, но, если не хочешь, можем заказать пиццу.
Он улыбается.
– Звучит неплохо.
– Тогда пицца.
Иногда мне трудно не поправлять его, но приходится постоянно напоминать себе, что это его реальность, и то, что она не совпадает с моей, не делает его повседневность менее значимой.
А это значит, что сегодня… я – моя покойная бабушка. На днях я была бывшей учительницей. А пару недель назад Джоан Джетт[24].
Хотя я и несильно возражала.
Самое главное, что папа в хорошем настроении.
Но втайне я надеюсь, что скоро он снова вспомнит, что я его дочь. Хотя бы ненадолго.
Но даже если нет… Я все равно найду его, где бы он ни был.
Потому что, какую бы роль я ни играла, он навсегда останется моим папой и человеком, которого я люблю больше всего на свете.
– Я устал, – говорит он. – Думаю, вздремну, пока Кейт не вернулась домой.
Кейт – имя моей мамы. Я помню, как однажды он рассказывал, что вскоре после свадьбы они ненадолго переехали к моей бабушке, дабы накопить денег на первый взнос за этот дом, так что, должно быть, именно туда и привели его сегодняшние воспоминания.
– Хорошо. Я разбужу тебя, когда привезут пиццу. – Наклонившись, я целую его в щеку, чувствуя благодарность за то, что сейчас он считает меня своей мамой, а значит, мои действия не вызовут проблем. – Я люблю тебя.
Очень сильно.
– Я тоже тебя люблю. – Я собираюсь уходить, но он берет меня за руку. – Надеюсь, что однажды, когда у меня появятся дети, я стану таким же замечательным родителем, как ты.
Мое сердце раскалывается, и волна печали прокатывается по зазубренным осколкам, словно дорожный каток.
– Ты станешь самым лучшим отцом.
Пару мгновений он обдумывает мои слова, а затем говорит:
– Ты так думаешь?
Я сжимаю его руку.
– Я это знаю.
Только покинув комнату, я даю волю эмоциям и пускаю первую слезу.
Подобно большинству детей, я воспринимала отца как должное. Временами мне казалось, он слишком опекает меня и не знает, что для меня лучше, хотя он и думал обратное.
Но, видит Бог, я бы все отдала, чтобы снова услышать, как он ворчит или дает мне советы. Как уверяет, что гордится мной, хотя я не идеальна и не всегда принимаю правильные решения. Что я и без его наставлений неплохо справляюсь с этой чертовой штукой, именуемой жизнью.
Что все наладится.
Что однажды это перестанет причинять такую боль.
Собравшись с духом, я спускаюсь вниз. И застаю миссис Палму на кухне за мытьем посуды.
– Вы не должны этого делать, – говорю я ей.
Правда, эта женщина и так делает слишком много.
Она отмахивается.
– Посуды совсем немного. К тому же мне стало скучно и захотелось чем-нибудь заняться. – Выключив кран, она смотрит на меня. – Как он?
– В порядке. А вот я, с другой стороны, не очень. – Нахмурившись, я сажусь за стол. – Сегодня я была своей бабушкой, и он выразил надежду, что станет таким же замечательным родителем, как она.
– О милая. – Она сжимает мое плечо, затем садится напротив. – Утешься тем, что это значит – он хотел тебя, и отцовство стало для него важным задолго до твоего появления на свет.
Отчего-то эта женщина всегда знает, что сказать, дабы мне стало легче.
– Да… – Меня прерывает стук в дверь.
– Ждешь гостей?
Вставая из-за стола, я качаю головой.
– Нет.
Я бормочу проклятие в тот момент, когда открываю дверь. Потому что по другую сторону стоит Чендлер Дикки. Снова.
– Двести тысяч.
Я собираюсь захлопнуть дверь перед его лицом, но он втискивает ногу между дверью и рамой.
– Наше первое шоу состоится завтра вечером в Калифорнии, – торопливо выдает он. – Мы сразу же отправимся в путь, так что тебе нужно принять решение в ближайшее время.
Да вашу ж мать. Он что, оглох?
– Мое решение – нет.
На этот раз, захлопнув дверь, я ее запираю.
– Менеджер снова вернулся? – восклицает миссис Палма, когда я возвращаюсь на кухню.
– Ага. Этот засранец не понимает значения слова «нет». – Я достаю из холодильника бутылки с водой для себя и для нее. – К счастью, тур начинается завтра, так что вскоре он исчезнет с моего горизонта.
Когда она забирает у меня бутылку, на ее лице застывает то же странное выражение, что и прошлой ночью.
– Ох.
Эта женщина практически заменила мне мать и лучшую подругу, поэтому я знаю, когда с ней что-то не так.
– Что случилось?
– Ничего. – Отводя взгляд, она делает маленький глоток воды. – Но просто из любопытства, сколько денег ты бы заработала, не укради Феникс твою песню и получи ты за нее гонорар?
Я долго размышляю над этим вопросом, поскольку нужно учесть немало переменных.
Хотя мой отец написал множество песен, представленных в официальных альбомах, он наиболее известен тем, что за свою карьеру создал два хита. Помню, он как-то сказал, что заработал около трехсот семидесяти пяти тысяч в первый год выхода его первого хита… После уплаты налогов.
Однако он также сказал, что большую часть прибыли зарабатываешь в первый год… Потому что чем старше песня, тем больше она теряет в цене со временем. Кроме того, если трек написан в соавторстве с кем-либо, даже просто строчка или две – как в случае с его вторым хитом, – то придется делить авторские отчисления пополам.
Однако моя песня написана исключительно мной, и Sharp Objects не только обрели популярность благодаря ей, но и были номинированы на чертову «Грэмми».
Мое сердце пронзает острая боль, потому что я знаю: отец гордился бы мной за то, что я добилась чего-то настолько престижного.
И в равной степени был бы опустошен, ведь я оказалась настолько глупа, что позволила Фениксу использовать меня.
Как и предупреждал меня папа.
– По моим подсчетам, только за первый год гонорар составил бы полмиллиона. Минимум.
Но нет способа узнать наверняка. Черт, наверное, я недооцениваю.
Миссис Палма выдыхает.
– Ничего себе.
– Знаю. – Я приподнимаю бровь. – Почему вы спрашиваете?
Она ставит свою бутылку на стол.
– Этот парень, похоже, готов пойти на любые твои условия.
– И?
– Я знаю, что сама мысль о том, чтобы снова связаться с Фениксом, не только пугает, но и кажется абсолютно бессмысленной.
Это она верно подметила.
– Именно.
– Для девушки, которая была до беспамятства влюблена в какого-то паренька из панк-группы и считала его рок-звездой, – продолжает она. – Но ты более не та девушка, Леннон. Ты независимая, сильная, смелая, уверенная в себе молодая женщина. И как бы безумно это ни звучало, я думаю, что для тебя это не только способ победить своих демонов в отношениях с парнем, который тебя обманул… Но и возможность получить часть денег, которые ты по справедливости заслуживаешь.
Как бы мне ни хотелось возразить, – потому что мысль о том, что я буду находиться рядом с Фениксом, пробуждает во мне желание убивать, – мой мозг, похоже, не может найти подходящий аргумент.
Кроме одного.
– Я понимаю, о чем вы, но, даже если бы захотела, я не могу. Ни за что не оставлю отца на восемь недель, чтобы отправиться в какое-то рок-турне.
Он нуждается во мне.
– Я могу о нем позаботиться, – предлагает миссис Палма. – В последнее время он пребывает в хорошем настроении, и никто не запрещает вам ежедневно поддерживать связь. Ты сможешь говорить с ним по телефону, включать видео…
– Нет. Мне не только неудобно просить вас о подобном, но и соглашаться с моей стороны будет неправильно. Я его дочь. И обязана о нем позаботиться.
Так же, как он всегда заботился обо мне.
Выражение лица миссис Палмы становится серьезным – верный признак того, что она еще не готова сдаться.
– Тебе всего двадцать два, Леннон. Это должны быть лучшие годы твоей жизни. Годы, когда тебе следует веселиться, совершать ошибки, временами сходить с ума, набираясь знаний и опыта по пути. – Она встречается со мной взглядом. – Твой отец не хотел бы, чтобы ты тратила их впустую, заботясь о нем здесь, где единственной передышкой для тебя служит работа за барной стойкой в стриптиз-клубе, только чтобы ты могла свести концы с концами.
Я открываю рот, чтобы возразить, но она еще не закончила.
– Знаю, то, что я собираюсь сказать, причинит боль, но большую часть дня он даже не знает, кто ты, так что он спокойно сможет пережить твое временное отсутствие.
Как ни ужасно слышать подобное… это грустная правда. Я буду скучать по нему гораздо больше, чем он по мне.
Однако я очень боюсь упустить те редкие моменты, когда он вспоминает, кто я такая.
Не хочу, чтобы отец думал, будто я его бросила.
– Но…
– Все, чего желает любящий родитель для своего ребенка, это чтобы тот отыскал источник своего счастья. Для тебя им является музыка, Леннон.
Готовясь бросить мне вызов, миссис Палма тычет пальцем в стол.
– Несмотря на присутствие Феникса, это все равно отличная возможность приблизиться к любимому делу. Не говоря уже о том, что это избавит тебя от финансовых трудностей. Возможность обеспечить себя – то, чего хотел бы и твой отец.
Моя грудь сжимается, потому что с каждым ее словом мне все труднее и труднее ответить «нет».
– Миссис Па…
– Ради всего святого, восемь недель, а не восемь лет, Леннон. Ты вернешься. А пока во время твоего отсутствия я обо всем позабочусь. Физически твой отец здоров, так что тебе не о чем беспокоиться. К тому же мы с Ричардом наслаждаемся его обществом, так что это действительно не проблема.
Дело не в том, что я не доверяю миссис Палме заботу об отце, я знаю, что она справится. Но мысль об отъезде вызывает у меня чувство вины. Наряду с неудобством для нее.
– Я ценю это, но не могу просить вас о таком.
– Ты и не просишь. Я сама предлагаю. – Выражение ее лица смягчается. – Нам с Ричардом не посчастливилось иметь детей, и мне известно, что я не твоя мать, но я забочусь о тебе, как о собственном ребенке. Поэтому, пожалуйста, позволь мне помочь.
У меня в горле встает комок. Она пустила в ход весомые аргументы.
– Я подумаю, – соглашаюсь я, потому что мне нужно время, чтобы оценить все за и против.
Однако… Есть еще один важный мотив, о котором не упомянула миссис Палма.
Тот, который побуждает меня превратить мое «может быть» в твердое «да».
Месть.