Слова

Глава 51

Феникс

Крики и вопли проникают в мои уши, когда я пою последнюю ноту Existentialism, и финальные такты затихают.

Точно демон, я впитываю энергию, не в силах насытиться. Ради этого я живу и дышу.

Вот почему я до сих пор жив.

Однако когда я смотрю за кулисы, мое хорошее настроение улетучивается.

Я надеялся, что Леннон, по крайней мере, будет здесь, чтобы застать конец, поскольку это моя любимая часть песни, и я знаю, что она полюбит ее так же сильно… Но ее нет.

Я пытаюсь убедить себя, что в этом нет ничего страшного, однако это ложь.

Потому как ее отсутствие служит лишним напоминанием о том, что когда тур завершится…

Наши отношения тоже.

Я поднимаю в воздух средний палец.

– Спокойной ночи, Чикаго. Безопасно доберитесь домой.

– Вышло чертовски круто, – говорит Сторм, когда мы уходим со сцены. – Ты видел, как они сходили с ума?

Да, черт возьми, видел. Как я и предсказывал.

– Запомните мои слова, ребята. – Мемфис обхватывает каждого из нас за плечи, притягивая в объятия. – Мы получим еще одну «Грэмми».

Джордж молча проходит мимо. Так даже лучше.

– Только если Вик согласится, чтобы мы включили ее в альбом, – напоминаю я.

– Поверь, этот ублюдок согласится, – ухмыляясь, заявляет Сторм. – Особенно после того, как ты сегодня всех поразил. – Он оглядывает необычайно тихое пространство. – Где Чендлер?

Его нигде нет… что странно. Думал, он будет ждать за кулисами, готовясь либо проклясть нас, либо похвалить.

Мемфис осматривается.

– Наверное, он в гримерке со Скай и Леннон. – Он насмешливо поглаживает меня по голове. – И мамочкой моего малыша.

За свои слова Мемфис получает удар кулаком в плечо.

– Если не хочешь лишиться руки, никогда больше не называй так мою младшую сестру.

Он поднимает руки вверх.

– Расслабься, чувак. Я же просто пошутил.

Не смешно.

К тому же я все еще чертовски зол, что он не рассказал мне о том, как Куинн пробралась в его гостиничный номер.

– Тебе, наверное, стоит сосредоточиться на настоящей мамочке твоего ребенка. – Я провожу рукой по подбородку. – Гвен, вероятно, уже на втором или третьем месяце?

Гвинет Барклай – самая претенциозная звезда реалити-шоу на всей этой чертовой планете, и именно таких я терпеть не могу.

Она из тех, кто заработал славу благодаря богатому дедушке и горячим сестрам. Сама же она талантами не блещет.

Даже в сексе… По словам Мемфиса. Их отношения не должны были выйти за рамки интрижки, но, видимо, у матери-природы другие планы. Более постоянные.

– Эта цыпочка чертовски хороша, – замечает Сторм. – Не могу винить его за то, что он несколько раз окунул в нее свой фитиль.

Я качаю головой.

– Окунул фитиль? Господи. Ты начинаешь говорить как бабуля.

Мемфис скрежещет зубами.

– Может, вы двое уже заткнетесь?

Ой, наш малыш расстроился, что мы обсуждаем его девушку. Он заслужил это после слов о моей сестре.

Сторм фыркает, когда мы сворачиваем за угол.

– Лучше пригласи меня на вечеринку по случаю рождения ребенка.

– Лучше пососи мои яйца, – отмахивается Мемфис.

Сторм ухмыляется.

– Только если с них будут капать соки Гве…

Стоит нам войти в гримерку, как Сторм замолкает, а я перестаю дышать.

Скайлар и Чендлер сидят на диване с серьезными лицами. Однако именно знакомая женщина между ними заставляет мою грудь сжаться.

Женщина, которая бросила меня пятнадцать с половиной лет назад.

– Мама?

Поднявшись с дивана, Скайлар смотрит на Сторма и Мемфиса.

– Эй, ребята. Нам нужна минутка.

Сторм сжимает мое плечо.

– Если что, я рядом.

Мемфис хлопает меня по спине.

– Я тоже.

Чендлер вступает в разговор, как только они уходят.

– Мы не можем держать Куинн здесь, пока не позвоним в полицию и не расскажем им, что происходит.

Моя мама отшатывается. Даже по прошествии стольких лет мысль о том, что она напугана, сводит меня с ума.

– Мы не станем звонить в полицию, – выпаливаю я.

Тогда она наконец-то смотрит на меня… Всего две секунды.

Будто не в силах вынести моего вида.

– Оставьте нас на пару минут наедине.

– Конечно, – говорит Скайлар, и они направляются к двери. – Найди меня после того, как закончишь, и дай знать, что хочешь сделать.

– Подожди, – окликаю ее я. – Где Леннон и Куинн?

– Твоя мама пыталась забрать Куинн против ее воли, поэтому Леннон увела ее в автобус.

Это объясняет, почему она не слушала песню. Она защищала Куинн, потому что я не мог.

Неудивительно. В этом вся Леннон.

Вчера вечером она сказала мне, что всякий раз, когда реальность ускользает от меня, нужно держаться за якорь.

Именно им она всегда и была для меня.

Я думал, что возвращение Леннон – моя карма, и, хотя это все еще правда, я также считаю, что это счастливая случайность. Словно Вселенная знала, что она мне понадобится, дабы встретиться с женщиной, которая сейчас стоит передо мной.

Скайлар закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине… с матерью.

Я всегда думал, что у меня найдется миллион вещей, которые захочу ей сказать, если наши пути вновь пересекутся.

Оказывается, есть только одна.

Считайте, две.

– Ты не заберешь Куинн.

Мама резко вскидывает голову, и я поражаюсь тому, как мало она изменилась.

Женевьева Уокер – или Мур – обладает красотой, способной остановить движение на дороге.

Красотой, способной заставить уверенного в себе мужчину ценить, что она принадлежит ему, а неуверенного – ценить еще сильнее.

Первая ссора, которую я подслушал, была связана с тем, что мой отец пробил кулаком стену, поскольку один из его товарищей по группе флиртовал с ней.

Видимо, яблоко от яблони недалеко падает.

Может, поэтому она меня бросила. Чувствовала, как внутри меня затаилось зло.

В нервном ожидании того, что его спровоцирует.

– Я не позволю тебе оставить Куинн. – Она выпрямляет спину. – Она даже не знает тебя.

– И кто в этом виноват?

Она отшатывается – отдаляется, – как она всегда делала, когда не хотела разговаривать.

И снова… Яблоко от яблони недалеко падает.

Тем хуже для нее, ведь мне уже не семь. Расстроить маму уже не так страшно, как раньше.

Мне хочется получить ответ на вопрос, который терзает мою чертову душу с того самого дня, как я проснулся и понял, что ее нет рядом.

Она не покинет эту комнату, пока я его не получу.

– Почему?

Мама опускает взгляд на туфли.

– Если я не верну Куинн домой, будут последствия.

Не для моей сестры. Потому что она никогда больше не переступит порог их дома.

– Первые пять лет твоего отсутствия я каждую ночь оставлял окно открытым… В надежде, что ты вернешься за мной.

Но она так и не пришла.

Мама закрывает глаза, будто мои слова ее огорчают.

Хорошо.

– Каждый год, пока мне не исполнилось одиннадцать, я делал тебе открытку на день рождения.

И каждый год мой отец хватал ее со стола, называя меня тупицей, потому что я не умел нормально писать.

Но я старался. Очень старался.

Потому что хотел, чтобы она знала, как сильно я ее люблю.

Я плакал, когда отец рвал открытку в клочья и напоминал, что мама никогда не вернется.

Но не проронил ни слезинки, когда он выбивал из меня дерьмо.

Я жаждал боли.

– В первую неделю все было настолько плохо, что я не мог ходить. И все время звал тебя, надеясь, что ты меня спасешь.

Но она этого не сделала.

Мама хватается за живот, будто ее сейчас стошнит.

– Не делай этого.

– Прости. Тебе больно, мам? – Я смеюсь, но в моем смехе нет ни капли юмора. – Знаешь, что еще причиняет боль? Когда тебя используют вместо пепельницы. Заталкивают под обжигающий душ. Или избивают бутылкой, битой…

– Перестань! – кричит она. – Остановись!

– Ответь на вопрос!

Зажав рот, она качает головой.

– Просто отдай мне мою дочь, и я уйду.

– А как же твой сын? – рычу я так громко, что она подпрыгивает. – Как же сын, которого ты бросила? – У меня сдавливает грудь, а к горлу подкатывает желчь. – Ох, верно. О нем ты не говоришь. – Наклонившись, я приближаюсь к ее лицу, чтобы она не смогла меня игнорировать, как делала последние пятнадцать лет. – Ты спрятала меня в шкаф. Так же, как и фотографию, которую нашла Куинн.

– Феникс, – всхлипывает моя мать, но мне плевать на ее слезы.

Ей ведь не было дела до моих.

– Почему, мам? – Я несколько раз пинаю столик, раскидывая осколки дерева по комнате. – Почему?

– У меня не оставалось выбора, – кричит она. – Я хотела забрать тебя с собой, но он не позволил.

Я потрясенно отшатываюсь от нее.

– Мой отец?

Он не хотел меня оставлять. Факт, о котором он не позволял мне забыть.

– Нет. Мужчина, ради которого я ушла от твоего отца, – с трудом выдавливает она. – Он был офицером, который однажды ночью пришел к нам домой по вызову о домашнем насилии, когда соседка вызвала полицию. Он был милым и добрым… Предложил мне встретиться за чашкой кофе, чтобы мы могли поговорить.

– А потом ты сбежала в закат. Бросив своего ребенка на произвол судьбы.

Она заламывает руки.

– Я не хотела этого. Вот почему не ушла от твоего отца сразу, как того требовал Чад. Мне нужно было тебя защитить. – Она удерживает мой взгляд. – Ты мой малыш. Я не могла оставить тебя, Феникс.

Я игнорирую то, как сжимается омертвевшая часть у меня в груди.

– Тогда почему ты это сделала?

Она отводит взгляд.

– Потому что забеременела Куинн.

Я молчу, обдумывая ее слова.

Мама пользуется возможностью, чтобы продолжить.

– Я собиралась сделать аборт, но Чад умолял меня оставить ребенка. Он уезжал в Чикаго, потому что ему предложили работу, где больше платят, и он хотел, чтобы я поехала с ним. Чад сказал, что мы поженимся и мне больше никогда не придется жить в страхе, потому что он позаботится обо мне и нашем ребенке. Оставалась только одна проблема.

По ее щеке скатывается слеза.

– Он не хотел, чтобы ты ехал с нами. Ему не нравилось постоянное напоминание о том, что я была с другим мужчиной. – Она тяжело сглатывает. – Передо мной встал выбор. Я могла дать себе и ребенку в моей утробе возможность прожить хорошую жизнь или… – Она замолкает.

Ей не требуется говорить остальное. Выбор, который она сделала, – тот, с которым я живу по сей день.

– И как, сработало?

В ее глазах отражается печаль.

– Как и с твоим отцом. Все было прекрасно… пока кое-что не случилось. Куинн исполнилось два года, когда Чад впервые поднял на меня руку. – Ее лицо кривится. – Ей было пять, когда он начал ее бить.

И пятнадцать, когда это прекратилось. Потому что этот сукин сын больше никогда к ней не прикоснется.

– Ты не заберешь Куинн.

Наш разговор заканчивается тем же, с чего начался.

– Я должна. Если она не вернется домой сегодня вечером, он…

– Что он сделает? – спрашиваю я, когда она замолкает.

– Будет плохо, Феникс. Очень плохо.

Такое чувство, будто она живет в своем собственном маленьком иллюзорном мире.

– Все уже плохо.

Мама встает.

– Ты не понимаешь. Я должна ее защитить.

Это она не понимает.

Я подхожу прямо к ней, не давая уйти.

– Лучший способ защитить ее – позволить остаться со мной.

Я ни черта не смыслю в том, как заботиться о ком-то другом, и у меня точно не самый подходящий для этого образ жизни, но я знаю, что жизнь, которую я могу ей предложить, гораздо лучше той, что у нее есть сейчас, поскольку она не включает в себя насилие.

Подняв руку, мама касается моего лица.

– Ты столько всего добился. – Еще одна слеза стекает по ее щеке, и она целует меня в лоб… Как раньше, прежде чем уложить в постель. – Я всегда знала, что мой малыш – гага avis. Вот почему назвала тебя Фениксом.

Мою грудь пронзает резкая боль. Rara avis.

В переводе с латыни это означает «редкая птица». Феномен. Вундеркинд.

Так она всегда меня называла.

Я осознаю ледяную, суровую правду, наносящую последний удар по остаткам органа, который сломала моя мать.

Не может быть, чтобы она действительно верила в это… Иначе бы не ушла.

Она пытается обойти меня, но я ловлю ее за руку.

Затем повторяю те же самые слова, которые Леннон когда-то сказала мне.

Потому что знаю, как сильно они жалят.

– Тебе больно слышать меня везде, куда бы ты ни пошла?

На ее лице читается поражение.

– Феникс.

– У тебя никогда не возникало желания связаться со мной? Ты же знала, где я.

Я был везде.

А ее нигде не было.

Мама вытирает слезы тыльной стороной ладони.

– Нет. Чаду бы это не понравилось.

Эта женщина причинила мне больше вреда, чем любой наркотик, но она все еще моя мать. Я не могу смириться с мыслью о том, что ее бьет муж. Снова.

Тот маленький мальчик не мог защитить ее, но я могу.

– Мам. – Я жду, пока она посмотрит на меня, прежде чем продолжить. – Я могу помочь тебе. Тебе и Куинн. Могу поселить вас в хорошем доме. Нанять охрану, чтобы она сопровождала вас все время, и я буду рядом, когда не буду работать. Я позабочусь о том, чтобы ты никогда его больше не увидела.

Она грустно улыбается мне.

– Я ценю твое предложение, но мне нужно остаться с Чадом.

Все надежды на то, что я смогу наладить наши отношения и снова обрету мать, исчезают.

Я ни хрена не понимаю. Я предлагаю ей защиту и шанс на хорошую безопасную жизнь, в которой будут оба ее ребенка… Но она этого не хочет.

Она хочет жить с Чадом.

Наверное, правду говорят: некоторым людям нравится быть жертвой.

Потому что иное существование им неведомо.

Но Куинн не жертва. Несмотря ни на что, она яркая, причудливая и сильная.

Она умеет выживать.

Как и ее старший брат.

Именно поэтому она искала меня. Куинн жаждет выбраться из той дыры, и я сделаю все, что в моих силах, дабы она никогда туда не вернулась.

Именно это и должна делать наша мать.

Но она всегда выбирала мужчин, себя и подчинение им, а не нас, своих детей.

– Забавно. Ты утверждаешь, что хочешь защитить нас, но никогда этого не делаешь. – Правда – ощутимый удар под дых, поскольку образ матери, который я все это время хранил в сознании, разбивается вдребезги. – Не хочешь оставлять своего драгоценного Чада? Отлично. Оставайся и позволяй ему выбивать из тебя все дерьмо. Но хоть раз в своей гребаной жизни будь матерью и сделай то, что правильно для твоего ребенка.

Она открывает рот – без сомнения, готовясь изречь какую-нибудь чушь о том, что она хорошая мать, – но в гримерку врывается Леннон. Мои внутренности скручиваются, когда я вижу ее остекленевшие глаза и панику на лице.

– Куинн пропала.

Волоски на моей шее встают дыбом.

– Что значит пропала?

– Мы были в автобусе, смотрели телевизор, а потом я отошла в туалет… Но когда вернулась, ее уже не было. – Леннон судорожно вдыхает. – Я не понимаю. Все было в порядке. – Ее взгляд скользит к моей матери. – Ну, насколько это возможно, учитывая обстоятельства.

Мама проходит мимо меня.

– Я должна найти ее раньше него.

Нет. Это я должен найти ее до того, как это сделает он.

Я выбегаю из комнаты, и Леннон спешит за мной.

– Мне так жаль.

Потянувшись назад, я хватаю ее за руку. Не могу позволить себе злиться или перекладывать вину. Мне нужно сохранить ясную голову и контролировать эмоции, чтобы отыскать Куинн.

Я собираю всех, кто еще находится за кулисами, чтобы организовать поисковую группу.

Пока отдаю команды и разбиваю всех на отряды, дабы мы могли разделиться по городу, я замечаю, что мамы нет.

Неудивительно.

Хотя тот семилетний мальчик отчаянно желал верить, что его мама не может совершить ошибку, и считал ее чудо-женщиной…

Человек, которым я являюсь сегодня, знает, что на самом деле она злодейка.