Слова

Глава 60

Леннон

Я его убью.

С гулко колотящимся сердцем я спешу вверх по лестнице, пока Феникс вытягивает последние ноты, и песня подходит к концу. Не могу поверить, что у этого подонка хватило наглости войти в комнату отца, положить свои грязные пальцы на его пианино и сыграть песню, которую сам же и украл.

Я уже готовлюсь вбежать туда и вышвырнуть его, но то, что я слышу дальше, приковывает меня к месту.

– Это было невероятно, – говорит папа. – Ты сам ее написал?

Мое сердце все еще отбивает бешеный ритм.

– Нет, – тихо произносит Феникс. – Ее написала ваша дочь.

В моей груди разрастаются сожаление и печаль, пока не становятся сокрушительной тяжестью, сдавливающей легкие.

Я никогда не признавалась отцу, что пишу песни. И даже не думала, что мой талант может приблизиться к его дару, будучи уверенной, что он втайне с этим согласится.

А после того, как Феникс украл мою песню, я вообще перестала писать.

Теперь папа никогда не узнает.

Я набираюсь сил, чтобы войти, но их разговор продолжается:

– Это Леннон написала?

– Да. – Феникс тяжело выдыхает. – Она.

Меня охватывает волнение, и я бросаюсь в комнату.

– Папа?

Улыбаясь, он поворачивается ко мне.

– Привет, Мартышка. – Сбитый с толку, он оглядывается по сторонам. – Разве ты не должна быть в Дартмуте?

– У нас каникулы на несколько дней, поэтому я приехала домой.

На пару мгновений он задумывается, а потом говорит:

– Песня, которую ты написала, потрясающая. – Он слегка морщится. – В конце получилось немного вульгарно, но мне понравилось.

Не знаю, смеяться мне или плакать, потому что он снова здесь.

– Спасибо.

– Я горжусь тобой. – Улыбка касается его глаз, когда он встречает мой взгляд. – То есть я всегда тобой горжусь, но это…В тебе есть нечто особенное.

Румянец от смущения расползается по моим щекам.

– Ничего такого.

Феникс встает и отходит от пианино.

– Мне пора ехать на саундчек.

Эмоции бушуют во мне, точно ураган.

Кража моей песни непростительна… Но он только что сделал мне величайший подарок.

– Спасибо, – шепчу я, пока Феникс проходит мимо.

Мое сердцебиение учащается, когда он наклоняется и целует меня в лоб.

– Он мне все еще не нравится, – говорит папа после того, как Уокер уходит.

Я наполовину фыркаю, наполовину ворчу.

– Мне он тоже до сих пор не нравится.

Папа раздраженно вздыхает.

– Похоже, он снова пробрался в твою жизнь.

– Только потому, что мы временно работаем вместе. – И тут я понимаю. – Ты знаешь, кто он?

Нахмурившись, он встает с кровати.

– Отец никогда не забудет человека, который разбил сердце его дочери. – Он делает такое лицо, будто чувствует запах чего-то прокисшего. – Но ты была права. У этого сукина сына чертовски хороший голос.

Это точно.

Еще одна улыбка расплывается на его губах, когда отец садится перед пианино.

– Хватит о нем. Я хочу услышать, как ты поешь ту замечательную песню, которую написала.

У меня першит в горле, но я занимаю место рядом с ним на скамейке.

– Феникс поет ее гораздо лучше меня.

И миллионы людей с этим согласятся.

– Позволь мне самому об этом судить.

У меня на языке вертится мысль отказаться, но сей момент подобен падающей звезде. Нет никакой гарантии, что я увижу еще одну, и об этом стоит помнить.

Закрой глаза.

Голос Феникса ведет меня, я опускаю веки, нажимаю на клавиши цвета слоновой кости и начинаю исполнять свою песню.

И не открываю глаза до тех пор, пока не звучит последняя нота.

– Красиво, – шепчет отец. – Настолько, что в этот раз я даже не обратил внимания на ругань.

Я закатываю глаза, и мы обмениваемся улыбками.

Его рука накрывает мою, и он крепко ее сжимает.

– Прости меня, Леннон.

– За что?

Его глаза таят в себе столько печали, что я практически ощущая удар под дых.

– Я знаю, что со мной что-то не так. – Он указывает на свою голову. – Вот здесь.

У меня разрывается сердце. Единственным плюсом во всем этом было то, что он пребывал в блаженном неведении о своей болезни.

На глаза наворачиваются слезы, но я не хочу лгать ему или тратить время, которое у нас есть, на разговоры о деменции, которая и так уже отняла у нас столько всего.

Мне хочется говорить о важных вещах.

– Я люблю тебя, папа.

Наклонившись, он целует меня в щеку.

– Я люблю тебя больше, Мартышка. Никогда не забывай об этом.

Не забуду.

Даже когда он перестанет помнить.

– Ты ведь знаешь, почему я назвал тебя Леннон?

– Потому что ты обожаешь The Beatles, а Джон Леннон – лучший автор песен, который когда-либо существовал.

В уголках глаз отца собираются морщинки.

– Да. Хотя сейчас он для меня на втором месте. – Его пальцы стучат по клавишам, наполняя комнату аккордами мелодии In Му Life.

Смысл песни приобретает ранее неведомое мне значение.

– Леннон был музыкальным гением, – говорит отец, продолжая играть. – Но, как и у всех нас, на него тоже, бывало, накатывала неуверенность в себе. Представь – без шуток, – если бы Джон позволил им одержать верх? Какой пародией это стало бы для всего мира, а? – Он окидывает меня взглядом. – Не позволяй своей неуверенности затмить то, что оживляет твою душу. Иначе будешь ходить по этой земле, никогда не чувствуя себя цельной… А так жить нельзя.

Легче сказать, чем сделать, папа.

Нахмурившись, он вздыхает.

– Что случилось?

– Проснувшись, я не знал, почему тот парень, Феникс, оказался в моей комнате… Но теперь, кажется, понял. – Погрузившись в глубокие размышления, он снова вздыхает. – Он мне все еще не нравится, но, возможно, в нем все же есть что-то хорошее.

Мое сердце болезненно бьется в груди.

– Сделай мне одолжение и немного развесели своего старика. – Пальцы отца порхают по клавишам. – Я буду играть, а ты петь.

И так мы проводим остаток дня и ранний вечер.

Создавая воспоминания, которые я сохраню навечно.

Подобно тому, как мы делали это раньше.

* * *

Я наслаждаюсь второй порцией фаршированной курицы от миссис Палмы, когда звонит телефон.

И сдерживаю стон, увидев на экране имя Чендлера.

Неудивительно, что мой босс не понимает значения слова «выходной».

– Простите. Мне нужно ответить.

Нажав на зеленую кнопку, я подношу телефон к уху.

– Алло?

– Ты знаешь, где Феникс? – резко спрашивает он. – Я не видел его с саундчека.

Я смотрю на часы на духовке. Учитывая, что уже почти восемь вечера, есть только одно место, где он должен быть сейчас.

Фениксу пора готовиться к выходу на сцену.

– Нет.

– Знал, что так и будет, – бормочет Чендлер, и я встаю из-за стола. – Вот почему я не даю людям выходных. Все разваливается…

– Успокойся.

Поднявшись со стула, я ищу на кухне ключи от машины. Я уже давно не садилась за руль, но миссис Палма говорит, что раз в неделю она выезжает в город на моем автомобиле, чтобы он не простаивал слишком долго.

– Не говори мне успокоиться. Ты несешь за него ответственность, а теперь Феникс пропал.

– Позвони в отель и попроси кого-нибудь проверить номер. Он мог проспать.

От волнения внутри все сжимается. Или еще хуже.

– Уже проверил.

Черт.

– Я найду его, – заверяю я Чендлера. Мой голос звучит уверенно, хотя уверенности я совсем не чувствую.

– Ладно. Я попрошу группу на разогреве задержаться подольше, но да поможет тебе Бог, Леннон. Ему лучше появиться в этом зале в течение следующих сорока пяти минут, иначе ты уволена.

Прежде чем я успеваю ответить, Чендлер вешает трубку.

– Мне жаль. – Я хватаю свою сумочку с кухонного стола. – Феникс пропал.

Миссис Палма и ее муж обмениваются обеспокоенными взглядами.

– Такое часто случается?

– Скажем так, уже не в первый раз.

Их беспокойство не ослабевает, но я не могу сосредоточиться на них, потому что мне нужно разыскать рок-звезду.

Я выбегаю через парадную дверь.

– Вернусь позже.

Надеюсь.

* * *

Хиллкрест – небольшой городок, поэтому здесь не так много мест, где можно затеряться… И практически ни одного, где мог бы спрятаться человек, достигший всемирной известности.

После того, как отель трижды подтвердил, что Феникса нет в номере, я принялась кататься по городу в поисках его.

Я проверила нашу школу, старый дом бабули, несколько популярных мест для тусовок, круглосуточные магазины, любимую бургерную Феникса… Даже «Обсидиан».

Но его нигде нет.

Остановившись на обочине, я бьюсь головой о руль. Прошло уже сорок минут с момента звонка Чендлера, и шансы на то, что я найду Феникса в оставшиеся пять, ничтожно малы.

– Думай, Леннон. Думай.

Он казался в порядке, когда я видела его сегодня. Требовательный и напористый, как всегда, но в остальном ничего странного.

Закусывая ноготь большого пальца, я мысленно проигрываю в голове весь его день.

Феникс вышел из автобуса, пришел ко мне домой без приглашения, сыграл мою песню для отца, а потом ушел, чтобы мы могли поговорить…

О боже.

Переключив передачу, я съезжаю с обочины.

Я постепенно теряю своего отца, но мне повезло, что у меня был и остается замечательный папа.

Феникс понятия не имеет, каково это – иметь доброго и внимательного родителя.

Он не знает, каково чувствовать любовь и заботу.

То немногое, что он имел, у него отобрали, когда мать отказалась от сына в пользу другого ребенка.

Возможно, Феникс вспомнил старые обиды, когда услышал, как мой отец говорит, что гордится мной.

Когда я подъезжаю к трейлерному парку Бэйвью, на улице уже темно.

Грязь и гравий хрустят под шинами моего автомобиля, когда я резко сворачиваю направо и проезжаю мимо вереницы ветхих трейлеров.

Мое сердце разрывается на тысячи кусочков, и я останавливаюсь перед тем, что стоит в самом конце. Сейчас он выглядит еще более убого, чем четыре года назад.

Мышцы на спине Феникса напрягаются под темной тканью футболки, пока он упирается обеими руками в переднюю часть трейлера… Будто хочет использовать все свои силы, дабы навсегда вычеркнуть это место из своей жизни.

Нервы сворачиваются в клубок в животе, когда я замечаю бутылку водки на крыльце, но, подойдя ближе, вижу, что она не открыта.

Пока что.

Я поднимаюсь по ступенькам, и ветхая лестница скрипит под ногами.

– Уходи, – грубо произносит Феникс. В его голосе безошибочно читается предостережение.

Я не знаю, что ответить. Не уверена, что тут можно что-то сказать.

Просто не хочу, чтобы он сейчас оставался один.

Я тянусь к его руке, но Феникс отдергивает ее, словно обжегшись.

– Убирайся отсюда на хрен.

На этот раз в его голосе звучит смертельная угроза. Однако я предпочитаю ее игнорировать.

– Проклятье, – рычит он, когда я не двигаюсь с места. – Ты, черт возьми, оглохла? Садись в свою чертову машину и уезжай.

– Нет! – кричу я в ответ, обретая голос.

С его губ срывается зловещий смех, пробирая меня до костей.

– Тогда ты такая же глупая, как и моя мать.

Я вздрагиваю, когда он обрушивает кулак на стену трейлера.

– Феникс.

Его ухмылка прямо-таки убийственна.

– В чем дело, детка? Испугалась? Или мне стоит приложить больше сил, чтобы ты поняла гребаный намек и убежала?

Я твердо стою на месте.

– Делай все, что в твоих силах.

Может, я поступаю как идиотка, учитывая его состояние, но я доверяю своей интуиции.

Феникс не переступит эту черту.

С рычанием он бросается ко мне – стена ярости, готовая впечатать меня в землю, – но в последнюю секунду поворачивается и вместо этого пинает трейлер.

– Вали отсюда.

Он может попытаться оттолкнуть еще хоть сотню раз, но я не сдвинусь с места. Я отказываюсь подпитывать его внутреннего демона.

Неважно, как сильно он этого хочет.

– Зачем? Чтобы тебе было легче погрязнуть в этих дерьмовых мыслях, что ты ничего не стоишь, поскольку твой отец заставил тебя в это поверить? Что все, кого ты впускаешь в свою жизнь, бросят тебя, как это сделала мать? Что из-за того, что ты совершил неосторожную, ужасную ошибку той ночью, ты заслуживаешь страдать каждый божий день до конца своей жизни? К черту это все и к черту тебя. Я остаюсь.

Феникс приближается ко мне, и мы оказываемся почти нос к носу.

– Ты уволена.

Будто это должно меня напугать. Чендлер еженедельно угрожает мне увольнением.

– Мне все равно. – Я тыкаю его в грудь. – Я уйду, только если ты физически заставишь меня. – И заглядываю ему в глаза. – Давай, Феникс. Сделай это.

Я буквально дразню голодного тигра в зоопарке, но мне есть что доказать.

Сжав в кулак край моего сарафана, Феникс дергает меня к себе, словно я тряпичная кукла. Он так зол, что его трясет от напряжения.

– Я же сказал, что никогда не причиню тебе вреда.

Он отпускает меня так резко, что я спотыкаюсь.

Я еще никогда не видела Феникса в такой ярости. И все же он на это не пойдет.

– Знаю. Потому что ты – не он.

Уокер снова пинает трейлер.

– Да? Тогда почему она и меня тоже бросила? – Еще один резкий пинок, за которым следует удар. – Почему она выбрала не меня? – Из его горла вырывается мучительный стон. – Почему оставила меня здесь с ним? – Он снова обрушивает на трейлер кулак. С такой силой, что разбивает костяшки в кровь. – Почему он так меня ненавидит?

Я говорю ему правду.

– Она бросила тебя, потому что была эгоисткой. А он был так несчастен и полон ненависти к себе, что это просочилось наружу и заразило тебя. – Прижав руку к спине Феникса, я чувствую, как его пробирает дрожь. – Но ты ничего из этого не заслужил. Перестань позволять их демонам становиться твоими.

Ранее папа сказал не позволять моей неуверенности затмевать то, что заставляет душу оживать. Фениксу следует придерживаться того же, когда речь заходит о его собственном прошлом.

Он оборачивается, его грудь тяжело вздымается. Он выглядит таким разбитым, что у меня разрывается сердце. Я обхватываю Феникса руками, прижимая его к себе крепче, чем кого-либо за всю свою жизнь, и мы падаем на крыльцо.

Вцепившись в сарафан, он зарывается лицом в мою шею.

Я обнимаю его еще крепче.

– Это их потеря.

Потому что в одном его мать оказалась права. Феникс – rara avis.

Однако ни она, ни тот монстр, с которым она оставила сына здесь, не могут поставить это себе в заслугу.

Это все сам Феникс.

Мое сердце болит, когда я думаю обо всех издевательствах, которые происходили в этом трейлере.

Всех тех моментах, когда этот маленький мальчик плакал и мечтал, чтобы кто-нибудь любил и заботился о нем.

Всех тех мгновениях, когда отец заставлял его чувствовать, что он этого недостоин.

Но Феникс возродился из пепла.

– Этот кусок дерьма пытался уничтожить тебя, но не смог. Потому что ты намного сильнее, чем он когда-либо станет. Он думал, что ты застрянешь здесь и будешь играть роль его жертвы до конца жизни, но ты доказал, что он ошибался. – Обхватив затылок Феникса, я касаюсь губами его уха. – Не смей позволять ему победить сейчас.

Он закрывает глаза и дрожит, будто мои слова – это пули, пронзающие его.

– Леннон?

– Да?

– Возвращайся к машине. Мне нужна минутка.

Я стряхиваю грязь с коленей и встаю.

– Хорошо.

Мои глаза горят, а руки трясутся так сильно, что телефон выскальзывает из рук, когда я иду обратно. Я поднимаю его с земли, чтобы позвонить Чендлеру, но тут воздух прорезает гортанный крик.

Обернувшись, я вижу, что Феникс лежит на крыльце и дрожит, будто ему физически больно.

Мое сердце колотится в груди, словно пытаясь вырваться на свободу, чтобы влететь прямо в него.

Я всегда хотела узнать все, что Феникс хранил в себе… И сейчас у меня место в первом ряду.

Но это чистейшая пытка.

У меня звонит телефон, но я отклоняю вызов.

Меня одолевает желание вернуться к Фениксу, но я знаю, что ему нужно личное пространство.

Мне просто хочется, чтобы его боль не разрывала мое собственное сердце в клочья, потому что, наблюдая за тем, как он разваливается на части, я и сама истекаю кровью.

– Да пошел ты, – рычит Феникс, вставая.

Он подносит сигарету к губам, его грудь тяжело вздымается.

Затем он хватает бутылку водки.

Я чувствую, как желчь поднимается к горлу, когда он откручивает крышку.

И открываю рот, чтобы остановить его, но слова застревают у меня, потому что он разбивает окно. И я с недоумением наблюдаю, как Феникс берет бутылку и выливает немного внутрь, а затем разбрызгивает остатки снаружи.

– Что ты…

Он зажигает спичку и бросает ее.

За считаные секунды трейлер становится объят ярко-оранжевым пламенем.

Вот дерьмо.

Феникс еще раз затягивается сигаретой, а затем бросает ее в окно.

Меня охватывает паника, и я бегу к нему.

– Давай же. Нам нужно идти!

Услышав меня, Феникс сбегает по лестнице.

Мы встречаемся на полпути, и я тянусь к его руке, но он обхватывает мое лицо… И тут его губы касаются моих.

Поцелуй столь глубокий – столь яростный, – что у меня подгибаются колени.

Схватив меня за бедра, он атакует мой рот, проталкивая язык в жестком, бесстыдном ритме, от которого закипает кровь и кружится голова.

Феникс целует меня так долго, что на губах остаются кровоподтеки, и я не осознаю, что мы отходим назад, пока он не прижимает меня к капоту машины.

Я вся дрожу, когда его рука сжимает мое горло, а зубы закусывают нижнюю губу.

Пламя позади Феникса разрастается.

– Там огонь…

Свободной рукой он сдвигает мои трусики в сторону и вводит в меня два пальца. Вторжение лишает меня воздуха, и я зажмуриваюсь. Моя потребность в нем преобладает над любыми другими эмоциями.

Закатив глаза, я хватаю ртом воздух, пока он отчаянно трахает меня.

От надвигающегося оргазма я поджимаю ноги и извиваюсь… А потом он вынимает пальцы.

– Пожалуйста, – хриплю я.

Феникс царапает мое ухо зубами.

– Нет. Если хочешь кончить, ты сделаешь это на моем гребаном члене.

Желание и потребность пронизывают меня, и я раздвигаю бедра так широко, как только могу. До меня доносится приглушенный звук расстегивающейся пряжки ремня, затем молнии на джинсах, а потом Феникс погружается в меня.

Раскрыв рот, я делаю глубокий вдох возле его губ, пока он берет меня грубо и быстро.

С его уст слетает хриплый стон, и Феникс усиливает хватку на шее, удерживая меня на капоте, и трахает так жестко, что это становится в равной степени удовольствием и болью.

Засунув руки к нему в джинсы, я хватаю его за задницу, пытаясь с каждым толчком протолкнуть его еще глубже.

Издав горловой стон, он снова набрасывается на мой рот. На этот раз его поцелуи требовательные, пошлые и неистовые.

Все это слишком. Каждое движение языком, прикосновение и толчок разрушают барьер, который я продолжаю возводить между нами.

Мое тело обмякает, когда он захватывает мой язык в плен и продолжает яростные толчки, высасывая из меня все, что ему нужно.

Феникс стонет у моей шеи, впиваясь пальцами в бедро, сжимая так сильно, что я знаю: у меня останутся синяки. Но я жажду их.

На его лице читается напряжение, когда он отстраняется и снова погружается в меня, попадая в точку, которая дарит столько приятных ощущений, что я достигаю кульминации.

Меня захлестывает обжигающая волна наслаждения, и я отчаянно качаю бедрами, встречая его толчок за толчком.

Все равно, что нас могут увидеть. Плевать, что подумают другие.

Меня не волнует ничего, кроме того, как хорошо ощущать Феникса внутри.

Это вызывает привыкание. Наркотик, за которым я не могу не гнаться. Кайф, с которого никогда не захочу слезать.

Все мое тело содрогается, и мой хриплый стон сливается с воем сирен вдалеке. Я кончаю так сильно, что влага вытекает из меня и попадает на его кожу.

Мышцы Феникса напрягаются.

– Черт. – Голубые глаза темнеют, и его пальцы сжимают мою челюсть, пока во мне пульсирует член. – Я получу свои десять дней.

– Десять дней, – выдыхаю я, когда меня заполняет теплая жидкость. – Но это все… – Резкий укус в горло заставляет меня вскрикнуть, но затем Феникс посасывает кожу, успокаивая боль и оставляя свой след.

Я закрываю глаза, когда вокруг нас мерцает пламя, и мы оба сгораем, обращаясь в пепел.