Слова

Глава 74

Леннон

Ровный гул аппаратов заполняет маленькую больничную палату, и каждый раз, когда слышу звуковой сигнал, я поднимаю голову.

Я здесь всего три часа, но мне кажется, будто прошла целая вечность.

Во время перелета домой я преисполнилась глупой надежды и думала, что отец уже встанет и заговорит к тому времени, как я доберусь до больницы.

Мое сердце замирает, когда я вижу аппарат искусственной вентиляции легких, с маской, закрывающей лицо отца, и различные торчащие из нее трубки.

Папа ужинал на кухне, когда начал жаловаться на головную боль. Миссис Палма пошла за парацетамолом, но, когда вернулась, его речь стала невнятной и случился приступ рвоты.

Она уже набирала номер 911, когда отец потерял сознание.

У него случился тяжелый сердечный приступ, и врачи сообщили миссис Палме, что он в критическом состоянии и прогноз неблагоприятный.

Но они не знают моего отца.

Он справится с этим. Он должен.

Ну же, папа. Просыпайся.

Миссис Палма садится рядом со мной.

– Мне так жаль.

Она продолжает повторять эти слова, но в этом нет ее вины.

Только моя.

Я должна была находиться здесь. Но меня не было рядом.

Потому что я снова слишком приблизилась к солнцу.

Только на этот раз я, черт возьми, сама виновата, что обожглась.

Я пытаюсь сделать вдох, но чувство вины, сдавливающее грудь, душит меня.

Мне следовало отказаться лететь в Европу. Тогда бы мы больше времени провели вместе.

Мои глаза щиплет, и я сглатываю слезы. Мне не следовало ехать в тур.

Тогда, наверное, отец не лежал бы на больничной койке, борясь за свою жизнь.

Протянув ладонь, миссис Палма берет меня за руку.

– Тебе нужно попробовать поспать, милая. Ты, должно быть, очень устала.

Она права, учитывая разницу во времени и девятичасовой перелет домой.

Но я никак не могу расслабиться, пока не узнаю, что с ним все в порядке.

Я качаю головой.

– Я должна быть здесь, когда он проснется.

Потому что он должен проснуться.

И чем чаще я это повторяю, тем больше в это верю.

Поерзав на стуле, миссис Палма хмурится.

– Дорогая…

– Сэр, – кричит женский голос из коридора. – Это отделение интенсивной терапии. Вам сюда нельзя.

– В какой палате находится отец Леннон Майкл? – громко спрашивает Феникс, его безошибочно узнаваемый мелодичный голос заполняет все пространство.

Какого черта он здесь делает?

– Я не имею права сообщать вам эту информацию. Пожалуйста, уходите.

Однако ее отказ не устраивает Феникса, и он рявкает:

– Отвали.

Вот черт.

Мы с миссис Палмой обмениваемся потрясенными взглядами, и я встаю со стула.

– Я разберусь.

Когда я выхожу из комнаты, то вижу, как он бродит по коридору, приложив руки ко рту.

– Леннон!

– Не заставляйте меня вызывать охрану, – предупреждает медсестра, когда Феникс замечает меня.

Не успеваю я моргнуть, как он уже мчится ко мне.

Я планировала прогнать Феникса, но, стоит его рукам притянуть меня в объятия, что-то глубоко внутри меня разрывается, и я рассыпаюсь.

Он не пытается меня подбодрить, не призывает оставаться сильной, не дает ложных обещаний, что все будет хорошо.

Феникс просто крепко держит меня, пока я распадаюсь на части.

Его футболка намокает от моих приглушенных рыданий, пока он проводит кончиками пальцев по моей спине.

Спустя несколько мгновений подходит медсестра.

– Мне очень жаль, но вам нужно уйти.

Я поднимаю голову.

– Но…

– Знаю, что для вас это невероятно трудное время, – вставляет она. – И хотя я вам сочувствую, но уже и так на многое закрыла глаза. – Она указывает на миссис Палму, которая выходит из палаты. – Мало того, что часы посещения закончились, но сюда позволено допускать только одного посетителя за раз. – Она прищуривается, глядя на Феникса. – Трое уже перебор.

Ненавижу эти дурацкие больничные правила, но я понимаю, что медсестра ни в чем не виновата. К тому же она действительно проявила невероятную уступчивость.

– Если я уйду, вы позволите ему остаться с ней? – спрашивает миссис Палма, удивляя меня.

– Нет, – быстро возражаю я. – Я не хочу, чтобы вы уходили.

У меня щемит в груди, когда я перевожу взгляд на Феникса.

– Я… Эм…

И чтобы он уходил, я тоже не желаю.

Наклонившись, он целует меня в лоб.

– Я остаюсь, Группи. – Феникс поворачивается к медсестре. – Позвоните директору. Сейчас же.

Медсестра раздраженно приподнимает бровь.

– Прошу прощения? Кто, по-вашему, вы…

– Я Феникс, мать его, Уокер, – рычит он.

Похоже, она не фанатка рока, поскольку это ее ничуть не смущает.

Однако две женщины в халатах, направляющиеся в комнату персонала, чуть не спотыкаются и не падают, заметив его.

– Существует два варианта развития событий, – продолжает Феникс. – Первый: вы можете помочь мне связаться с директором, чтобы я сделал очень щедрое пожертвование больнице и рассказал ему, какой вы замечательный сотрудник. Или второй: я могу поведать всей стране, через какой ужас мне пришлось здесь пройти, и приложу все усилия, чтобы вас уволили.

Его угроза срабатывает, потому что медсестра разворачивается и бросает:

– Сейчас вернусь.

Мне не следует поощрять то, что Феникс использует свое влияние, но я слишком сосредоточена на отце, чтобы возражать.

Сейчас почти восемь утра, так что врачи должны скоро начать обход. Я надеюсь, что они дадут мне более полную информацию, чем ту, которую предоставили миссис Палме.

Когда мы заходим в палату, на лице Феникса появляется тревога, и я чувствую вину, что не подготовила его к тому, что ждет нас внутри.

Я уже собираюсь извиниться, но он притягивает меня к себе. Положив руку мне на затылок, Феникс нежно прижимает меня к груди.

– Я схожу в кафетерий и принесу нам всем кофе, – шепчет миссис Палма.

Эмоции вновь берут надо мной верх, и, прежде чем я успеваю остановить себя, с моих губ срывается всхлип.

Не оставляй меня сиротой, папа.

Я изо всех сил цепляюсь за футболку Феникса, слезы льются дождем, а рыдания неподдельной агонии вырываются наружу.

Я не могу его потерять. Не могу.

Однако такие жалкие мысли не идут отцу на пользу.

Мой папа должен быть окружен положительной энергией, а это значит, что мне следует держаться и не позволять себе идти по этой темной дорожке.

– Он справится. – Выпрямляясь, я прочищаю горло. – Он боец.

Мягко кивнув, Феникс большим пальцем утирает мои слезы.

Меня охватывает раздражение, когда я замечаю печаль на его лице. Я не хочу и не нуждаюсь в его жалости, потому что все будет хорошо.

Обязательно будет.

– С ним все будет в порядке, – произношу я и подхожу к отцу.

Он ни за что не оставит меня здесь одну.

Папа всегда шутил, что будет беспокоить и смущать меня, пока ему не исполнится хотя бы сто лет.

Я беру его за руку и сжимаю так сильно, как только могу. Так сильно, что его ногти впиваются в мою кожу, но мне все равно.

– Ты всегда говорил, что есть только мы с тобой, папа. Так что мне очень нужно, чтобы ты сдержал свое слово и поскорее проснулся, хорошо?

Не оставляй меня.

Потому как, несмотря на то, что по большей части его разум блуждает где-то в воспоминаниях, бывают моменты, когда он возвращается ко мне.

Мне дороги эти моменты.

Мне дорог он.

Стук в дверь выводит меня из задумчивости, и в комнату входит невысокий пожилой мужчина в белом медицинском халате.

– Здравствуйте, я доктор Гэннон. Лечащий врач. – Он мельком бросает взгляд на Феникса, но не выказывает огорчения из-за того, что мы нарушили правила. – Мы можем поговорить?

Можем поговорить. Я вздыхаю с облегчением, поскольку это хорошая новость. Если он хочет поговорить, значит, есть разработанный план лечения. Скорее всего, он будет включать физическую и трудовую терапию, и, возможно, мне придется нанять частную сиделку, чтобы она временно приходила домой. Это не станет проблемой, поскольку у меня теперь есть на это деньги.

– Конечно.

Я целую отца в щеку, прежде чем подойти к доктору.

Он смотрит на Феникса.

– Я вынужден попросить вас подождать снаружи.

– А я вынужден попросить вас отвалить, – огрызается Феникс, шокируя доктора, но не меня, поскольку это обычное для него поведение. – Я остаюсь.

Доктор Гэннон с раздражением оглядывает нас, прежде чем его взгляд останавливается на мне.

– Вы не против?

Я киваю.

– Тогда хорошо. – Он указывает на два стула возле стены.

– Почему бы вам не присесть?

Странный узел скручивает меня изнутри, но я пожимаю плечами.

– Я постою.

Выдохнув, доктор садится.

– Расскажите, что вам известно о произошедшем с вашим отцом.

Хотя его тон нельзя назвать снисходительным, мне не особо нравятся ни сама беседа, ни этот вопрос.

– У моего отца случился сердечный приступ.

– Верно. – Он изучает мое лицо, и то, что он видит, заставляет его нахмуриться. – Состояние вашего отца очень тяжелое.

Будто я не знаю. Он лежит на чертовой больничной койке.

Тем не менее он сильный.

– Я знаю, но при правильном лечении и реабилитации он поправится.

Этот странный узел скручивается сильнее, и я смотрю на Феникса.

Он мягко улыбается мне, но на его лице снова мелькает печаль.

– Боюсь, этого не произойдет, – говорит доктор, и я снова переключаю свое внимание на него. – Из-за приступа ваш отец слишком долго оставался без кислорода.

– Миссис Палма сразу же вызвала скорую помощь. И она сделала ему искусственное дыхание.

– Да, но, к сожалению, последствия оказались слишком обширными. – Он хмурится сильнее. – Я связался с неврологом. Он скоро проведет последнее совещание, но уже сейчас считает, что улучшений ждать не стоит. Я с ним согласен.

Они ошибаются. Быть может, у них есть медицинские степени, но это не значит, что их оценка папиного самочувствия верна на сто процентов.

– Тогда вы не знаете моего отца, – парируя я, и Феникс подходит ближе.

Продолжая хмуриться, доктор поднимается со стула.

– Леннон, мне очень жаль, но ваш отец не выживет.

Это неправда.

– Нет, он справится.

– Нет. Не сможет. Сейчас его жизнь поддерживает аппарат искусственной вентиляции легких.

Тогда, думаю, ему просто придется остаться на аппарате.

Доктор Гэннон делает шаг вперед.

– Многие люди в вашей ситуации рассматривают донорство органов как способ превратить трагедию в нечто хорошее. Когда будете готовы, несколько человек из центра донорства хотели бы поговорить с вами.

Донорство органов? Что? Не забегает ли он вперед? Еще и суток не прошло.

– Я не откажусь от него.

Доктор смотрит на Феникса.

– Скоро я пришлю в палату психолога. – Он сочувственно улыбается мне, направляясь к двери. – Если я могу еще что-то сделать или вам что-то понадобится, пожалуйста, дайте знать мне или медсестрам.

Мне нужно, чтобы вы сделали свою работу и спасли моего отца.

Странный узел в моем животе превращается в мощную волну боли. Она настолько сильная, что у меня подгибаются колени и пол уходит из-под ног.

Отец умирает.

Вновь появляются слезы… Только на этот раз они сопровождаются воем, которые сотрясает все мое тело.

– Дыши, – шепчет Феникс, и мне требуется секунда, дабы осознать, что я нахожусь в его объятиях.

Я пытаюсь преодолеть агонию и сделать вдох, но не могу. Она вбивает меня в землю, отнимая каждую частичку силы, которой я обладаю.

Эта боль не идет в сравнение ни с одной из тех, что я когда-либо испытывала.

Чем сильнее я рыдаю, тем крепче Феникс держит меня.

Не знаю, как долго это продолжается, но, в конце концов, слезы иссякают, полностью меня опустошив.

Я не помню, как Феникс сел в кресло или усадил меня на колени, но он ласково проводит по моей спине, прижимаясь губами к моему лбу.

– Где миссис Палма? – спрашиваю я охрипшим голосом.

– Она отправилась домой, чтобы привезти тебе сменную одежду, но она скоро вернется. Хочешь, я позвоню ей?

– Нет, все нормально.

Когда она будет здесь, мне придется произнести эти слова вслух, а к подобному я не готова.

Я поднимаю взгляд на Феникса.

– Я очень ценю, что ты приехал, но тебе следует вернуться в Европу.

Сейчас у него в жизни разыгрывается собственная трагедия, и последнее место, где ему нужно быть, это здесь, со мной.

Эмоции искажают острые черты его лица, и он проводит ладонью по моей щеке.

– Я никуда не уйду.

Мне хочется возразить, но у меня нет на это сил.

Соскользнув с коленей Феникса, я сажусь на свободное место рядом с ним.

Все, что осталось от моего сердца, разбивается вдребезги, когда я смотрю на отца.

Казалось бы, должно стать легче, учитывая, что последние два года я понемногу его теряла, но это не так… Потому что не могу перестать думать обо всем, чего еще лишусь.

О том, чего мы никогда не испытаем.

– Он никогда не увидит, как я выхожу замуж, – выдавливаю я, когда очередная волна горя накрывает меня целиком.

Однажды папа сказал, что день моей свадьбы станет лучшим и худшим днем в его жизни. Когда я спросила почему, отец ответил, что все потому, что он отдаст меня человеку, который будет любить меня так же сильно, как он сам… Но это также означает, что папа меня потеряет.

Но в итоге это я теряю его.

Я чувствую, как со следующей мыслью еще один кусочек откалывается от моего и так разбитого сердца.

– Он никогда не увидит своих внуков.

Папа говорил, что я никогда не пойму, насколько глубокой может быть любовь, пока у меня однажды не появятся собственные дети.

Но мне не нужно иметь детей, дабы понять это, потому что моя любовь к нему глубже океана.

Возможно, именно поэтому я уже выплакала столько слез, что хватило бы на один из них.

Этого не должно было случиться.

Он не должен был бросать меня вот так.

– Теперь я совсем одна.

– Нет, не одна, – хрипло произносит Феникс.

Я одна.

Папа говорил, что я – весь его мир… Но и он тоже был моим миром.

Теперь мой мир холоден и погружен во тьму.

Феникс берет меня за подбородок, наклоняя лицо так, что у меня не остается выбора, кроме как смотреть на него.

Наклонившись, он сокращает расстояние между нами и целует меня с такой нежностью, что меня охватывает прилив тепла.

А затем шепчет мне в губы три слова… Три слова, которые заставляют Вселенную резко остановиться, прежде чем вспыхнуть пламенем.

– Выходи за меня.