Глава 52
Леннон
Когда мы вернулись в отель, солнце уже взошло.
Мы обшарили каждый сантиметр города – даже пригород – в течение последних семи часов.
Учитывая всех нас – и несколько членов команды, которые предложили свою помощь, – ожидалось, что мы обязательно ее найдем.
Но этого не произошло… А значит, у Феникса не оставалось иного выбора, кроме как позвонить в полицию и подать заявление о пропаже человека.
Или, скорее, попытаться. Потому что они не очень-то помогают, несмотря на то, что Феникс говорит офицеру, что Куинн его давно потерянная сестра.
Полицейский в миллионный раз щелкает своей ручкой. Той самой, которой даже не удосужился воспользоваться… кроме как для того, чтобы записать ее имя.
– То, что девочка не с вами, еще не значит, что она пропала. Она могла вернуться домой.
Нет. Не по своей воле.
– Она бы не…
– Леннон, – рычит Феникс, в его тоне ясно слышится предупреждение.
Я закрываю рот, несмотря на то, что мне очень неприятно.
Схватив блокнот с журнального столика, офицер встает.
– Послушайте, мы позвоним ее родителям, и если ее до сих пор нет дома, то поговорим с ними и начнем поиски.
Я вижу, что Фениксу ни капельки это не нравится, да и мне тоже, но в данной ситуации мы оба бессильны.
Уокер устало проводит рукой по лицу.
– Если найдете ее, можете позвонить мне и сразу же сообщить?
– Хорошо.
Полицейский направляется к двери, но останавливается на пороге.
Щелкнув ручкой, он протягивает блокнот Фениксу.
– Мне неудобно просить, но моя жена – ваша большая поклонница, и у нее день рождения на следующей неделе. Можно ваш автограф?
Клянусь, у некоторых людей нет такта.
Стиснув зубы, Феникс берет у него блокнот и ручку.
Не сомневаюсь, что он хотел бы воткнуть ее в глаз офицеру – честно говоря, удивлена, что он этого не сделал, – но Уокер, вероятно, надеется, что автограф заставит парня ускорить поиски его сестры.
Нацарапав подпись, он отдает блокнот, а полицейский достает телефон.
– Можно еще сделать селфи?
Я стою и смотрю на этого придурка, не веря своим глазам, потому что, вообще-то, какого черта?
На шее Феникса от напряжения вздувается вена, когда он встает рядом с полицейским, поднимает средний палец и слегка смягчает убийственное выражение лица, чтобы тот мог сделать снимок.
Мгновение спустя офицер говорит «спасибо» и уходит.
Кретин.
Однако мой гнев лишь на время затмевает беспокойство, затем мысли вновь возвращаются к Куинн.
Я не понимаю, почему она сбежала. То есть да, ее мать пыталась забрать девочку домой, но Феникс бы не позволил этому случиться. Черт, да и я тоже.
Куинн это знала.
И все же в одну секунду мы смотрели «Барклаев» – ужасное реалити-шоу, которым одержима Куинн, – а в следующую… она пропала.
Все это не имеет никакого смысла.
Если только она не поняла, что ее мать откажется от помощи Феникса, поскольку никогда не бросит своего мужа.
Куинн хотела защитить маму… Хотя та ее не защищает.
У меня ноет сердце. Не защищает их.
Проклятье. Ненавижу быть запертой в коробке, из которой нет выхода.
Единственный способ остановить этот порочный круг – рассказать всю правду.
Феникс тоже должен это понять.
– Почему ты не позволил мне объяснить полицейскому, что произошло?
Конечно, он вел себя как придурок и казался не очень ответственным сотрудником, но лишь потому, что не знал всей серьезности ситуации.
Стал бы он покрывать своего товарища? Возможно. Но мы не знаем этого наверняка. Не все полицейские плохие.
Феникс смотрит на меня как на идиотку.
– Так мы только усугубим ее положение. Тебе это известно.
Но чем дольше мы молчим, тем больше потворствуем жестокому обращению.
– Этот кусок дерьма уже и так выйдет из себя, когда полицейские позвонят и спросят о Куинн. На мой взгляд, мы ничего не теряем, если скажем им правду.
Но, опять же, Феникс и правда не очень совместимы.
Из его груди вырывается неприятный звук… И он подходит к бару.
– Как то, что ты напьешься, поможет Куинн? – огрызаюсь я, когда он хватает бутылку виски.
Феникс откручивает крышку и делает глоток.
– Это поможет мне.
Может, он и не алкоголик в привычном смысле и не пьет каждый день, но тот факт, что всякий раз при возникновении трудностей он пьет, чтобы справиться с ними, доказывает, что у него серьезная проблема.
– Не выбирай легких путей, как твоя мать. Не принимай поражение. У тебя есть шанс помочь сестре.
Мои слова только больше злят Феникса, и его лицо мрачнеет.
– Помочь ей? – Я подпрыгиваю и вскрикиваю, когда бутылка со свистом проносится мимо моей головы и разбивается о стену. – Я, мать твою, даже найти ее не могу.
Мое сердце колотится с бешеной скоростью. Все, чего я хочу, это успокоить его.
– Мы найдем ее.
Куинн – умная девочка. Быть может, она поймет, что защищать маму – не самое верное решение, и вернется.
– Даже двенадцати часов не прошло. Дай ей немного времени…
Феникс резко обрывает меня.
– И что потом? Что дальше? Она вернется в дом отца, где он продолжит избивать ее до полусмерти. – Он широко раскрывает руки. – Но, эй, по крайней мере, наша мама ее не бросила.
Сделав резкий выдох, причиняющий боль, я прижимаю руку к ноющей груди.
Я стараюсь не осуждать людей, хотя я тоже человек и временами не могу удержаться.
Но сколько бы ни пыталась убедить себя, что эта женщина заслуживает моего сочувствия, я никак не могу осознать то, что она оставила своего сына в трейлере с человеком, который его избивал… и разыскивает дочь, чтобы вернуть ее в руки тирана.
Родители не безгрешны, но предполагается, что они должны желать лучшего для своих детей.
К сожалению, Куинн и Фениксу никто не протянул руку помощи.
Сокращая расстояние между нами, я глажу его по щеке. Знаю, что ему больно, страшно и он в отчаянии, но он все еще может спасти свою сестру.
– Даже если Куинн вернется, ты все равно сможешь вытащить ее оттуда. У тебя куча денег и возможность нанять лучших адвокатов.
Но даже не будь у него этого, я знаю, что Феникс нашел бы способ защитить ее.
Как я уже говорила Куинн, он самый упрямый и решительный человек, которого я когда-либо встречала. И он всегда получает желаемое.
Поднявшись на цыпочки, я притягиваю его лицо так, чтобы соприкоснуться лбами.
– Ты справишься. И Куинн повезло, что теперь у нее есть ты.
Жар проникает в меня и оседает между ног, когда его рот захватывает мои губы.
Из Феникса вырывается стон, и он углубляет поцелуй. Одной рукой крепко обхватывает мою шею, а другой сжимает задницу, пока ведет меня назад, где мы падаем на кровать. Нависая надо мной, он двигает бедрами, прижимаясь к теплому и ноющему месту.
Его поцелуй отчаянный и неистовый, а на вкус он как жвачка с корицей… и виски.
Я напрягаюсь, потому что до сегодняшнего вечера Феникс никогда не заставлял меня чувствовать одну эмоцию.
Страх.
И не тот, что является результатом надуманных образов… А тот, который возникает, когда думаешь, что тебе угрожает физическая опасность.
Он был так близок. Так чертовски близок.
Феникс поднимает голову. В его голубых глазах плескается замешательство, когда он смотрит на меня.
– Что не так?
Мое сердце хаотично стучит в горле.
– Промахнись ты хотя бы на сантиметр, бутылка виски попала бы в меня.
Он открывает рот, но не произносит ни звука. Его лицо искажает потрясение… а затем стыд.
– Я не думал… – Он проводит большим пальцем по моей щеке. Его прикосновение невероятно нежное, словно я сделана из стекла. – Я бы никогда не причинил тебе боль, Леннон.
Это ложь, потому что он уже сделал мне больно. Однако сердцем я понимаю, что Феникс никогда бы не поднял на меня руку в порыве гнева.
Но знаки на то и знаки. Они предупреждают: если будешь продолжать делать то, что делаешь… Случится нечто ужасное.
Может, это знак для него.
Надеюсь, на этот раз Феникс обратит внимание.
– Я не желаю находиться рядом с тобой, если ты собираешься пить или бросаться бутылками.
Конечно, это моя работа, так что у меня не будет выбора… Но сексуальная часть наших отношений закончится быстрее, чем мы того хотим.
Выражение его лица с виноватого сменяется на решительное.
– Больше никакого алкоголя и швыряния бутылок. – Его губы касаются моего лба. – Обещаю.
Я собираюсь поцеловать его, но Феникс скатывается с меня и ложится на спину. Его взгляд устремляется в потолок. Я бы все отдала, дабы узнать, что творится у него в голове.
Свернувшись клубочком рядом с ним, я кладу голову ему на грудь.
– Прости, что испортила настрой.
Стыд вновь искажает его черты.
– Мне не нравится, что я тебя напугал.
Я переплетаю наши пальцы.
– Знаю, что намеренно ты никогда не причинишь мне вреда, даже когда злишься.
Просто хочу, чтобы Феникс понял: хотя он никогда не сделает этого специально, подобное все равно может случиться, если не будет осторожен.
Поднеся мою руку ко рту, он целует внутреннюю сторону запястья.
– Ни за что. – Он наклоняет голову, чтобы заглянуть мне в глаза. – Прости меня.
Даже не думала, что когда-нибудь услышу эти слова от Феникса Уокера.
– Все в порядке. – Не желая тянуть с этим всю ночь, я кокетливо улыбаюсь. – Если хочешь быть грубым со мной, делай это во время секса.
Потому что тогда я точно не стану возражать.
Я жду, что он отпустит едкое замечание и продолжит с того места, на котором мы остановились… Однако Феникс ничего не делает.
Он снова обращает взгляд к потолку.
Я кладу свободную руку ему на грудь в область сердца. Оно бьется быстро и сильно.
– О чем ты думаешь?
В гнетущей тишине его взгляд находит мой. Как обычно, бесстрастное выражение ничего не выдает, но я бы все отдала, только бы узнать, что он таит в себе.
Именно в тот момент, когда я теряю надежду, Феникс произносит:
– Куинн этого не заслуживает.
Он прав.
Мысль о том, что кто-то причиняет боль девушке, которая столь энергична и полна жизни, вызывает у меня желание найти этого урода и наказать его по-своему.
И хотя я полностью согласна с тем, что Куинн этого не заслуживает, похоже, Феникс не понимает кое-чего не менее важного. Я провожу пальцем по изгибу его брови, ожидая, что он посмотрит на меня. Когда наши взгляды вновь встречаются, я шепчу:
– Ты тоже этого не заслужил.
На этот раз его поцелуй мягок и нежен, будто он благодарит меня одними только губами.
С другой стороны, Феникс всегда был загадочным, когда дело доходило до поцелуев.
Интересно, есть ли на то причина? Может, он пережил неудачный опыт.
– Могу я задать тебе странный вопрос? – выдыхаю я между поцелуями, которые стремительно нас распаляют.
– Можешь спрашивать о чем угодно. – Он облизывает мою нижнюю губу, прежде чем прикусить ее. – Но это не значит, что я отвечу.
Знаю.
– В чем твоя проблема, когда дело касается поцелуев?
Феникс замирает, его губы касаются моих.
– У меня хромает техника?
– Нет, – быстро уверяю я его. – Мне нравится, как ты целуешься.
Он вкладывает в это все свои чувства, так же как во время выступления на сцене.
Я отстраняюсь, потому что вести разговор, когда мы буквально прижаты друг к другу губами, не только смешно, но и сложно.
– Помню, как ты однажды сказал, что не целуешься с теми, с кем спишь. Мне просто интересно, почему это для тебя так важно.
Его взгляд опускается к моему рту.
– Как я и говорил тебе тогда. Поцелуи все усложняют. Заставляют думать, что между нами нечто большее, чем есть на самом деле.
Странный приступ боли пробирается в меня при этом воспоминании.
Дело не в том, что это важно для него… А в том, что это важно для них, и он не хочет, чтобы женщины все неверно истолковывали.
– Ага, я помню.
Его губы вновь находят мои, но я кладу руку ему на грудь, останавливая.
Возможно, Феникс в чем-то прав.
– Раз уж мы только друзья по сексу, может, нам стоит перестать целоваться.
Он сжимает челюсть.
– Мы друзья по сексу только из-за тебя.
Нет… Из-за него.
И это еще одна причина, по которой мне стоит начать проводить четкие границы, пока они не размылись.
– Просто… В этом есть смысл, понимаешь? Я считаю, нам стоит исключить поцелуи.
– Ага. – Феникс отстраняется. – Ты права.
Мне следует испытывать радость от того, что мы с ним пришли к согласию в данном вопросе, поэтому я заставляю себя игнорировать дурацкую боль в груди.
Наступившая тишина затягивается до такой степени, что становится почти невыносимо. Запутанно.
Я смотрю мимо Феникса в окно. Солнце уже полностью взошло, птицы щебечут, возвещая о начале нового дня.
– Я вымоталась, и ты, наверное, тоже. Пойду в свою комнату.
Во мне вспыхивает искра надежды: а вдруг Куинн уже будет там.
Я отодвигаюсь, но длинные пальцы обхватывают мое запястье.
– Всякий раз, когда мама укладывала меня спать, то целовала меня в лоб. – Феникс отворачивается, замыкаясь в себе. – Каким бы отстойным ни был день, она всегда заканчивала его словами: «Я люблю тебя, мой гага avis», а затем целовала… И только потом уходила. – Он тяжело выдыхает. – Я цеплялся за эти воспоминания, потому что только тогда чувствовал себя любимым. Но эта любовь обернулась болью. И чем дольше мамы не было, тем больнее становилось.
Он переводит взгляд на меня.
– Я не хотел привязываться к другой женщине, потому что единственная женщина, которая никогда не должна была разбивать мне сердце, раскрошила его на тысячу чертовых кусочков.
Мое собственное сердце обливается кровью. Теперь во всем этом столько смысла.
Не только в поцелуях. Но и в том, что Феникс никогда не хотел заводить отношения.
Он не хочет подпускать к себе другую женщину.
Не желает испытывать боль.
Я глажу его по щеке.
– Мне так жаль.
Ненавижу то, что эта женщина так сломила собственного сына, что он с тех пор перестал открываться людям.
Она не просто лишила его своей любви, но и отняла способность принимать любовь от кого бы то ни было.
Феникс пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного.
– Просто подумал, что ты, как никто другой, заслуживаешь знать правду о моем правиле.
Я провожу большим пальцем по его слабой щетине.
– А я-то по глупости решила, что тебя оттолкнул первый неудачный поцелуй.
Его губы изгибаются в ухмылке.
– На самом деле мой первый поцелуй был великолепен… Пока я все не испортил.
С уверенностью могу сказать, что он возбудил мое любопытство.
– Что случилось?
Его голубые глаза удерживают меня в плену.
– Ну, она была моим репетитором, но между нами возникла сильная связь, которая привела к дружбе.
У меня сводит живот, потому что эта история звучит ужасно знакомо.
– Она помогла мне сдать экзамен по английскому, чтобы я смог окончить школу. Я встретился с ней в классе, дабы сообщить хорошие новости, но как только увидел ее за пианино… Возникло ощущение, что кто-то врезал мне по голове стальной трубой.
Я не могу говорить. Не могу дышать. Не могу пошевелиться.
Он делает вдох, на который у меня не хватает сил, и его пальцы зарываются в мои волосы, притягивая ближе.
– Я думал обо всех часах, на протяжении которых она мне помогала, о ручке для чтения, которую мне купила… О ее непоколебимой вере в меня.
Взгляд Феникса опускается на мои губы, и он тянется ко мне.
– Когда я сказал ей, что сдал экзамен, она подбежала и обняла меня, но этого оказалось недостаточно. Я хотел большего.
О боже.
Он касается моих губ своими.
– С ней… Я хотел большего.
Множество эмоций переплетаются в моей груди, когда его рот скользит по моему.
Первый поцелуй Феникса случился со мной.
Мне почти хочется рассмеяться, потому что я сама была настолько неопытна, что никогда бы не узнала, что у него плохо получается.
Пульс подскакивает, когда его пальцы обхватывают мой подбородок, удерживая на месте. Из меня вырывается задыхающийся стон, когда он углубляет поцелуй, и я чувствую, как мое сопротивление ломается с каждым движением его языка.
Он определенно в этом хорош. Если уж на то пошло, даже слишком хорош.
Это почти несправедливо.
Знание того, что я единственная в мире, кто может разделить с ним эти ощущения, заставляет меня чувствовать себя… особенной.
– Поцелуи снова в деле, – бормочу я ему в губы.
Феникс закидывает мою ногу себе на талию, и я чувствую, как он ухмыляется.
– Мы их никогда и не отменяли.
Черт возьми, Леннон. Возьми себя в руки.
Я слегка отстраняюсь.
– Мы все еще друзья по сексу. – Я пытаюсь перевести дыхание, но это невозможно, поскольку он смотрит мне в глаза, выкачивая весь воздух из легких. – Но я бы солгала, если бы заявила, что между нами нет сильного физического влечения, верно?
Уголки его губ приподнимаются.
– Верно.
– Исходя из этого, было бы несправедливо отказывать себе в полноте ощущений, да?
Полнота ощущений.
Мне становится не по себе. Но я должна была произнести эти слова, не так ли?
Теперь Феникс полноценно ухмыляется.
– Да.
Словно почувствовав, что я вот-вот зациклюсь на своих мыслях, он вновь соединяет наши губы.
Мы целуемся так долго… что я теряю всякое представление о времени.
Мы целуемся так долго… что я никогда не хочу расставаться.
Мы целуемся так долго… что я почти забываю, насколько это больно.