Вариация

АЛЛИ

Два дня спустя я сидела в огромном кресле, поджав под себя ноги, и смотрела на Хадсона, который расположился в другом конце гостиной. Тиканье напольных часов, отсчитывающих последние утренние минуты, заполняло разделявшую нас тишину.

После того как Гэвин прервал наш разговор в баре примерно на тридцатой секунде, мы договорились встретиться там, где нас никто не потревожит. Мне казалось, что если мы отложим этот разговор, то успеем собраться с духом или, по крайней мере, выйдет не так неловко. Я ошибалась.

— Пять минут, — прервал молчание Хадсон.

— Что, прости?

— Может, станет немного проще, если ты хотя бы на пять минут притворишься, что не ненавидишь меня.

Он наклонился вперед, сидя на диване в сине-кремовую полоску, и уперся локтями в колени, не обращая внимания на чашку горячего кофе на журнальном столике между нами. Ну, хоть что-то не изменилось за эти десять лет: он по-прежнему носил бейсболку с эмблемой хоккейного клуба «Брюинз».

— Пять минут ничего не исправят. Да и сомневаюсь, что от этого ситуация станет менее неловкой.

— Давай попробуем, — сказал он, достал телефон и показал мне таймер. — Делай подходы по пять минут.

— Пять минут без ненависти. Отлично. А я думала, после суточной смены ты придешь в форме.

Я спрятала ладони в рукава свитера. Скоро для моих любимых вещей станет слишком жарко. Вот-вот наступит июнь.

— Хочешь увидеть меня в форме — только скажи, — ответил он с игривой улыбкой.

У меня вспыхнули щеки, и я тут же отвела взгляд. Пусть с другими девушками флиртует.

— А Кэролайн будет?

— Я ей не сказал.

Его улыбка померкла. Я напряглась.

— Во-первых, — начал Хадсон, подняв палец, — я ее не видел, а такие новости сообщают лично. Во-вторых, она была категорически против того, чтобы Джунипер искала своих биологических родственников до совершеннолетия. Но в то же время, по-моему, Джунипер имеет право знать, что написано в ее медкарте. Так что и тут я между двух огней. Но если Кэролайн хотя бы заподозрит, что Джунипер за тобой охотилась, и тем более узнает, что она тебя нашла, девочку ждет такой домашний арест, по сравнению с которым тюрьма строгого режима покажется пятизвездочным отелем.

— И все потому, что наша семья — воплощение зла?

Я повернулась к Хадсону и постаралась не выходить из себя.

— Потому что с того самого момента, как Кэролайн позвонили из агентства по усыновлению и предложили ей удочерить Джунипер, она боялась, что кто-нибудь придет и ее отберет.

Я вскипела:

— Мы бы никогда…

— Знаю. И ты знаешь. Но тревога сильнее логики. — Он приподнял козырек бейсболки и бросил взгляд на дизайнерский ковер, за который мама явно переплатила. — Я решил, что мы соберем как можно больше фактов, затем составим план, а уж потом отправимся к Кэролайн.

На подлокотнике кресла зажужжал мой телефон. На экране высветилось имя Кенны. Подавив чувство вины, я отклонила вызов. Она звонила уже второй раз за день. Как бы сильно мне ни хотелось побыть в одиночестве, я знала, что, если она оставит меня в покое, будет еще хуже.

— А потом пусть Кэролайн сама решает, рассказывать Джунипер или нет.

А девочка все это время будет ломать голову? Черт знает что! Я потянулась к бутылке минералки справа на столике; в голове бубнеж Кенны про поддержание водного баланса. После утренней тренировки болела лодыжка: я переусердствовала на велотренажере и после снова много раз пыталась встать на полупальцы. У меня даже почти получилось.

— Ты сказала Энн? — спросил Хадсон, приподняв брови.

— Ей сейчас… нельзя нервничать. — Я провела пальцем по этикетке бутылки, в голове крутились мысли — что именно ему сказать, как близко подпустить? Насколько человек меняется за десять лет? Судьба шутила с нами, заставляя начать сначала. Из лучших друзей мы стали незнакомцами, а теперь вот опять… даже не знаю кем.

— Она разводится, и к детям и материнству у нее особое отношение… — Я обернулась к фотографии, на которой Энн держала на руках маленькую Еву. — В общем, ей сейчас сложно.

Я знала, что ее не будет дома, и поэтому назначила встречу здесь.

Хадсон кивнул, рассматривая на книжных полках коллекцию черно-белых фотографий в серебряных рамках:

— Так ты скажешь вслух или доверишь мне?

Я проследила за его взглядом и увидела нашу детскую фотографию, где мы вчетвером стояли в балетных пачках. Последние два дня я перебирала в уме все возможные варианты и каждый раз приходила к одному и тому же выводу.

Ева не могла быть матерью Джунипер. За эти годы мы ни разу не расставались дольше чем на неделю. То же самое с Энн. Она уехала в колледж в том же месяце, когда я приступила к стажировке в труппе, за год до окончания средней школы.

— Видимо, мать Джунипер — Лина.

От правды было не скрыться, но я никак не могла ее осмыслить. В голове не укладывалось, что я знала собственную старшую сестру не так хорошо, как мне казалось. Я оторвала взгляд от фотографий и обнаружила, что Хадсон наблюдает за мной, ожидая, как я закончу мысль.

Я очень любила в нем эту черту. Взявшись за дело, он становился решительным, даже безбашенным, но перед этим выслушивал меня до конца — я даже и не догадывалась, как мне этого не хватало в доме с тремя сестрами и вечно занятыми родителями.

— Если Джунипер родилась в мае, значит, Лина забеременела в сентябре, — тихо сказала я и наконец произнесла вслух то, что крутилось в голове последние тридцать шесть часов. — Она тогда поступила в балетную труппу Сан-Франциско.

— Туда же, куда хотела ты? — тихо спросил Хадсон, встал с дивана и подошел к книжным полкам.

Мне хотелось возразить, но я сжала губы.

— Точно. — Он оглянулся и взял с полки серебряную рамку: нашу с Евой фотографию с фестиваля «Классика в Хэйвен-Коув». Мне тогда было шестнадцать. — Однажды ты сказала, что не хочешь танцевать в чужой тени. А поскольку ваша мать танцевала в Париже и Лондоне, ты выбрала Сан-Франциско.

— Я помню, это же я и сказала, — наконец выдавила я, поднялась, поставила стакан, обошла кофейный столик и встала рядом с Хадсоном.

— Что изменилось?

Я окинула взглядом профессиональные фотографии. На девяти снимках из десяти мы были в сценических костюмах. Кажется, родители считали, что снимать нас вне балетных образов смысла нет.

— Сам знаешь, что изменилось.

— Лина умерла, — сказал Хадсон, засунув руки в карманы. — И тогда ты отклонила предложения других театров и поступила в балетную труппу «Метрополитена», как того хотела твоя мать.

Мне послышалось, или в его голосе прозвучали нотки разочарования?

— А ты не поехал в Ситку, — выпалила я в ответ.

Это было нашей детской мечтой: мы представляли, что он будет жить далеко-далеко отсюда и работать пловцом-спасателем, а я стану блистать в Сан-Франциско и иногда его навещать.

— Шон тоже умер. От рака. Я решил вернуться, чтобы помогать Кэролайн с Джунипер. Но это был мой собственный выбор. А ты сама выбрала «Метрополитен» или так решила ваша мать, которая воплощает собственные мечты через наиболее подходящую из дочерей? — Он скрестил руки на груди.

— Мама потеряла старшую дочь. Я решила уважить ее волю, и вот это был мой выбор. — Вышло как-то слишком враждебно. А ведь пять минут еще не истекли. — В любом случае мы с Линой виделись на Рождество, но она ничего не говорила и выглядела как обычно. А в следующий раз мы встретились летом. Она отклонила предложение продлить контракт в Сан-Франциско и в июне вернулась домой, чтобы репетировать вместе с нами и готовиться к повторному прослушиванию в «Метрополитен». Она выглядела очень решительной и сосредоточенной, но вела себя как обычно и казалась счастливой, особенно после августовского прослушивания. Получила приглашение в труппу. Кажется, это было за две недели до «Классики». — Я помотала головой. — Понимаю, Джунипер и есть доказательство, но я никак не могу поверить, что Лина родила ребенка и никому из нас не сказала. Даже Энн. Они были близки, гораздо ближе, чем мы с Евой. Но факт остается фактом: если у меня нет еще одной сестры, о существовании которой я не подозреваю, вероятнее всего, Джунипер — дочь Лины.

— А могло ли случиться так, что Энн знала, а тебе не сказала? — Хадсон покачался на пятках, глянул в окно и тихонько чертыхнулся.

— Конечно, такой шанс есть всегда, — признала я. — Но зачем было хранить тайну так долго после смерти Лины? Это бессмысленно.

— Да она издевается! — Хадсон резко сорвался в вестибюль.

— Что случилось? — Я поспешила за ним, скользя по полу в одних носках.

Он распахнул входную дверь, практически заслонив собой проем, но я поднырнула ему под локоть и увидела Джунипер, соскочившую с самоката у крыльца.

В груди вспыхнула искра и медленно разгорелась, как костер, разведенный на сырых дровах. Джунипер расстегнула фиолетовый шлем и швырнула его на землю к брошенному самокату.

— Ты должна быть в школе, — принялся отчитывать ее Хадсон. — Миссис Эшбери с ума сойдет, когда поймет, что ты улизнула.

Девочка вздернула подбородок, глядя на Хадсона, носик-пуговка тоже приподнялся. Утреннее солнце отразилось медью в прищуренных глазах, устремленных на дядю, пока она поднималась по ступенькам. Она была бесстрашна, решительна и выглядела очень недовольной. Пламя в моей груди разгоралось, по коже пробежали мурашки. Это не было дежавю. Я просто узнала в ней черты Лины, но не сразу поняла.

Как же я была слепа! Джунипер так на нее похожа…

— Вчера вечером я отправила учительнице электронное письмо с маминого аккаунта. Там я написала, что утром ты везешь меня на встречу. — Она поднялась на крыльцо и гневно посмотрела на Хадсона. — У нее хватает хлопот с близняшками Гиббонсами, так что мы обе знаем: она не расстроится, если в классе станет на одного ребенка меньше.

— У тебя есть мамин пароль? — Хадсон вскинул брови и посмотрел на племянницу.

На нашу племянницу. Я не сводила глаз с растрепанных ветром каштановых волос, плавной линии щек и подбородка, отмечая сходство с сестрой.

— «Джунипер ноль-пять четырнадцать» не так уж сложно подобрать, — ответила она.

Я попятилась, потеряла равновесие и наткнулась на Хадсона. Упершись в него, я не споткнулась, но справиться с бешеным сердцебиением оказалось нелегко. Джунипер была не просто уведомлением в приложении, темой для обсуждения или вопросом для размышлений. Она была дочерью Лины, самой что ни на есть настоящей.

— Нельзя вот так уходить из школы и делать что тебе захочется! — строго ответил Хадсон. — Это небезопасно!

— Точно, — ответила Джунипер, скрестив руки на груди. — Я подвергалась о-о-очень большой опасности, пока ехала на самокате все шесть кварталов оттуда, где меня высадила мама. Кстати, мистер Лобос передавал привет. Он возился в саду перед домом, когда я проезжала мимо. Страшно — жуть!

Джунипер даже глаза закатывала в точности как Лина. Как же я могла не замечать? Я пошатнулась, но Хадсон придержал меня за талию до того, как я успела выставить себя неуклюжей дурой и грохнуться.

Дыши. Тебе надо подышать.

— Я не об этом. Как ты узнала, что я здесь? Твой телефон до сих пор у меня. — Строгий голос Хадсона совершенно не вязался с ласковой твердостью его рук.

— А я и не знала, что ты здесь, пока не увидела твою машину. — Джунипер указала на темно-синий пикап последней модели на подъездной дорожке. — Я вообще-то пришла к ней. — Она взмахнула рукой и указала на меня. — Ты забрал мой телефон, но я зашла на сайт теста ДНК с маминого компьютера. Оба пользователя получают уведомления, когда устанавливается родственная связь. — Она посмотрела на меня. Бесстрашие на лице сменилось недоверием. Джунипер сглотнула и опустила руки. — Ты не соврала. Ты не моя мать. Но там все равно написано, что мы родственники. Как так?

Видимо, придется решать вопрос без Кэролайн.

Я глубоко вздохнула и приготовилась сбросить бомбу.

— Я твоя тетя.

— Значит, это правда, что у вас дома балетная студия? — спросила Джунипер через десять минут, стоя в прихожей и глядя на двустворчатые двери, за которыми была наша домашняя студия.

— Да, — сказала я, протягивая ей стакан лимонада.

Хадсон вышел вслед за мной из кухни, где мы обсуждали план действий по ликвидации последствий чрезвычайной ситуации. Мы оба не знали, как быть. Я отхлебнула из стакана, надеясь, что доза сахара спасет от ощущения полной беспомощности и сопутствующей дрожи в коленях.

— Этот дом перешел нашему отцу по наследству. Отец его обожал. Но мама согласилась привозить нас сюда на каникулы только при условии, что он превратит бывший бальный зал в студию, чтобы мы и летом не пропускали репетиции.

Я протянула руку, повернула ручку и толкнула дверь, за которой находилась студия — танцевальный зал в форме буквы Г.

Джунипер ахнула. Мои глаза никогда так не блестели при виде этого зала.

— Отсюда студия кажется меньше, чем на самом деле. Это угловое помещение, оно идет вдоль двух стен.

Мимо девочки я шагнула за порог и щелкнула выключателем на стене справа, включив свет, хотя в этом не было необходимости. Комната площадью больше пятидесяти квадратов была прекрасно освещена благодаря окнам в передней и юго-восточной стенах дома, да и зеркала от пола до потолка тоже добавляли света.

Пол сиял. На зеркалах не было ни единого отпечатка пальца. У окон не валялись бутылки с водой, а у стен — балетные сумки. Из потолочных динамиков не доносилось ни звука, и все же меня охватило непреодолимое желание поскорее подойти к станку, пока мама не застукала меня за бездельем.

— Как красиво, — благоговейно прошептала Джунипер, заходя внутрь.

— Никакой обуви, — покачала я головой.

— Ой, точно. — Она скинула кроссовки, чуть не расплескав лимонад, и поскорее прошла в зал, словно боясь, что я передумаю, если она замешкается.

— Тебя это тоже касается, — сказала я Хадсону, вошедшему вслед за ней.

— Я помню правила, — сказал он, указывая на свои босые ноги. — Даже спустя столько лет.

Дыхание перехватило. Когда мы вместе были в этом зале в последний раз, он наблюдал, как я готовлюсь к фестивалю; я тогда часами репетировала вариацию из балета «Жизель». Он поддерживал меня больше всех и, сам того не подозревая, сильнее всего отвлекал от занятий. Не так просто было сосредоточиться, когда Хадсон находился со мной в одной комнате.

Но теперь-то я могу собраться, мне ведь уже не семнадцать лет.

Джунипер прошла мимо меня и заглянула за угол, в основное крыло.

— У вас и тренажерный зал есть?

— В конце студии, — подтвердила я, наблюдая, как меняется выражение ее лица. Когда я ее нагнала, удивление сменилось любопытством. — Тренажерный зал готовит к балетному станку.

— Так вот как ты тренируешься без труппы, — отметила Джунипер, поставила лимонад на подоконник и перелезла через тренажер для пилатеса на краю коврика. — А Ева говорит, ты приехала сюда, потому что решила уйти из балета.

Я моргнула и чуть не споткнулась.

— Она же подписана на вас в «Секондз», — шепотом напомнил Хадсон, приблизившись ко мне.

А… Точно.

— Я имею в виду, что большинство балерин проходят реабилитацию в своих труппах. — Она многозначительно посмотрела на меня и подошла к гантелям, разложенным вдоль зеркала.

Это прозвучало и как вопрос, и как обвинение.

— Я не уходила из балета. — При одной мысли об этом я похолодела. — Я лучше восстанавливаюсь в одиночестве, вдали от посторонних глаз. — От глаз конкуренток, жаждущих, чтобы я оступилась. — Я отхлебнула еще немного терпкого лимонада и взяла себя в руки. — Кроме того, Ева знает, как работают алгоритмы. Все, что вызывает споры или негатив, привлекает внимание.

А Еве нужны только подписчики.

— Так ты вернешься к осеннему сезону? — спросила Джунипер, проведя пальцами по станку.

— План именно такой.

Как раз к дебюту в «Равноденствии» в осеннем сезоне при условии, что Василию понравится то, что он увидит в записи, и мы получим добро на продолжение.

— А тебе не кажется, что ты слишком торопишься? — Джунипер прошла мимо нас с Хадсоном и направилась к фотографиям, висевшим на стенах между окнами. — Микаэле де Принс потребовался год, чтобы прийти в себя. Думаешь, девяти месяцев достаточно?

— Мне сделали очень современную операцию. Раз уж ты взялась считать месяцы, я надеюсь восстановиться за восемь. — Я подошла к стене с фотографиями. — За месяц до дебюта мне придется репетировать в полную силу. И да, я знаю, каковы мои шансы. Но в нашей семье принято справляться с любыми сложностями.

— В нашей семье, — прошептала Джунипер, глядя на самую старую фотографию в зале. На ней мы вчетвером стояли у станка в трико. Волосы собраны в пучки. Еве было не больше двух.

— Вас всех назвали в честь прима-балерин?

— Да. Мама предпочитает заранее обозначать свои ожидания.

— Моя мама — Алина? — Она посмотрела на Лину. У меня перехватило дыхание.

— С чего ты это взяла?

Я чувствовала, что Хадсон наблюдает за нами, но он молчал, даже когда Джунипер перевела взгляд на другую фотографию, где мы вчетвером одеты в одинаковые трико и юбки. Мне было семь, а Лине девять — на год меньше, чем Джунипер сейчас.

Я переводила взгляд с одного снимка на другой; в груди защемило. Сходство было поразительным. Я должна была заметить сразу же, как только ее увидела.

— На секунду я подумала, что, может, Ева, — сказала Джунипер, шагая вдоль окон и рассматривая фотографии. — У нас одинаковый разрез глаз, и она тоже не похожа на девушку, которая хочет нянчиться с маленьким ребенком.

Такой разрез глаз был у нашей бабушки.

— Вероятно, разрез глаз ты унаследовала от папиной мамы, твоей прабабушки, а если ты подписана на человека в соцсетях, это не значит, что ты его знаешь.

Хотя с ее замечанием трудно поспорить.

Джунипер посмотрела на меня и помолчала, словно обдумывая мой комментарий, после чего вернулась к фотографиям.

— Но ты бы знала о беременности Евы, правда? А ты, похоже, была в шоке, когда увидела меня.

— Ты права.

Мы перешли к следующему снимку. Я и сестры в сценических костюмах держали букеты после выступления. Энн стояла рядом и улыбалась в камеру. У нее в руках ничего не было. Она бросила балет в четырнадцать, когда мама сказала, что она никогда не достигнет уровня, достаточного для выступлений в труппе.

Я жалела Энн, но и завидовала ее свободе.

— Энн не танцует, а значит, не может быть моей матерью. — Джунипер вздохнула, глядя на фотографию, и перешла к следующей стене.

— Это не так работает, — возразила я, следуя за племянницей. — И она хорошо танцует. Она потрясающая балерина. — Скептицизм Джунипер вызвал у меня раздражение. — Нелегко расти в доме вроде этого. Трудно быть великой, когда… — Я не договорила, не желая принижать способности сестры.

— Когда все вокруг феноменальны, — продолжила за меня Джунипер и остановилась у следующего снимка.

Мы стояли вчетвером у здания, где впервые прошла «Классика». И снова лишь трое из нас были в сценических костюмах. Джунипер прошла мимо окна в углу и взглянула на последнюю фотографию.

Мы с Евой, обе в трико, вели летний интенсив. Рядом в черном платье и с обручальным кольцом на пальце стояла улыбающаяся Энн.

— Сколько тебе здесь лет? — спросила Джунипер, снова взяв стакан с подоконника.

— Двадцать. — Невозможно было не заметить, что, хоть я и улыбалась, мои глаза печальны. Но сейчас я не смогла бы выдавить из себя даже такую улыбку. — Здесь я только оправилась после первого разрыва ахиллова сухожилия.

Последние слова я произнесла шепотом. Джунипер поежилась. Держа стакан с лимонадом обеими руками, она посмотрела на меня.

— Моя мама — Алина, — уверенно и грустно произнесла она.

— Думаю, да, — ласково ответила я. — Мы звали ее Линой. Наша старшая сестра. Она ярче всех улыбалась, громче всех смеялась и крепче всех обнимала, заражая всех своей любовью и наполняя счастьем… — Горло перехватило.

Джунипер смотрела мимо меня, туда, где стоял Хадсон. Я всегда могла без особых усилий определить его местонахождение в комнате. Он как магнит притягивал к себе всё и вся, включая меня. Так было всегда. В этом они с Линой были похожи.

— Но она умерла, — сказала Джун.

Я кивнула, а в животе ухнуло. Кажется, я все сделала неправильно. Здесь должны были находиться психотерапевты, Кэролайн и другие люди, которые могли бы поддержать Джунипер и подобрать правильные слова, — например, Энн. Но вместо этого Джунипер застряла тут со мной.

А я никогда не знала, что говорить и в какой момент заткнуться, потому-то и предпочитала молчать.

— Как это произошло? — спросила она.

Я сглотнула. Желудок скрутило в тугой узел.

— Джунипер, — предостерег ее Хадсон.

Я отчетливо услышала вибрацию телефона.

— Она имеет право знать, — бросила я через плечо.

Он полез в задний карман, вытащил телефон, нажал кнопку и убрал его. Пять минут без ненависти превратились в тридцать.

— Как это случилось? — повторила Джунипер.

— Автомобильная авария, — горло пересохло, и я с трудом выдавила ответ.

— Об этом писали в газетах, — сказала она, выводя круги на запотевшем стекле окна. — Но как это произошло? Ты была с ней, да? В новостях говорили…

— Не помню. — Я подняла стакан, но он был пуст, а я надеялась, что лимонад поможет смочить горло, которое пересыхало всякий раз, когда я пыталась вспомнить ту ночь. — Мы возвращались с торжественного закрытия фестиваля. Мне сказали, что Лина не справилась с управлением на повороте, мы врезались в дерево, и я… — Я много раз рассказывала об аварии на сеансах психотерапии, они должны были помочь мне пережить случившееся. И все же слова застряли в горле, а сердце бешено заколотилось. — Я выжила, а она нет.

Ты оставила ее там умирать, зазвучал в голове мамин крик.

Как наяву, взвизгнули шины. Звон разлетевшегося вдребезги стекла. Скрежет металла. Я многого не помнила о той ночи, но момент столкновения остался со мной. Однако обрывочные воспоминания не во всем совпадали с официальным отчетом, и я сомневалась в их достоверности.

— Алли. — Хадсон внезапно вырос передо мной, протянул свой стакан и забрал у меня пустой. — На, возьми.

Я сделала несколько больших глотков и сосредоточилась на том, чтобы дышать глубоко и ровно. Лимонад дома был лишь потому, что кислый вкус помогал мне отвлечься от приступов тревожности… по крайней мере, так говорил мой психотерапевт.

— Ты имеешь полное право обо всем узнать, — сказал Хадсон племяннице. — Но сейчас лучше сменить тему.

— Все в порядке, — с трудом выдавила я и вернула ему стакан. — Спасибо. — Я попыталась прогнать воспоминания, словно они относились к чужому прошлому, и повернулась к Джунипер. Та плотно сжала губы и встревоженно нахмурилась. — Тебе не о чем беспокоиться, — заверила я ее. — Если бы я помнила наверняка, я бы все тебе рассказала.

— Как такое можно забыть? — спросила Джунипер.

Хадсон напрягся. Телефон в его кармане снова завибрировал.

— Я сильно ударилась головой и почти не помню ни саму аварию, ни что было за несколько часов до нее. И после я еще пару дней не приходила в себя.

Да уж, просто супер, Алли. Я приподняла волосы и наклонила голову, показывая шрам вдоль линии роста волос.

— Ой… Прости. — Джунипер переводила взгляд с Хадсона на меня. Он отклонил очередной звонок. — Ты… знаешь, кто мой отец?

— Хотелось бы, но не знаю. — Наверное, Лина с кем-то встречалась в Сан-Франциско.

Переварив эту новость, Джунипер медленно кивнула:

— Расскажешь мне о ней? О моей биологической маме?

— Если хочешь. Наверное, нам стоит поговорить с твоей мамой…

— Нет! — выкрикнула Джунипер. — Не надо!

Хадсону каким-то чудом удалось подхватить стакан, выпавший из рук Джунипер, до того как лимонад пролился. Снова завибрировал его телефон. Я выхватила у него из рук все три стакана, зажав один между предплечьем и животом, и сказала:

— Да ответь ты уже!

Он взглядом извинился, провел пальцем по экрану и отошел на пару шагов.

— Что? Меня сегодня не будет. Что он сделал с собакой? — рявкнул Хадсон, развернув бейсболку козырьком назад.

Мы с Джунипер обернулись.

Только этого не хватало. Хадсон Эллис выглядел еще сексуальнее, чем обычно. Почему из-за какой-то бейсболки козырьком назад я себя чувствую семнадцатилетней девчонкой?

— Ни в коем случае, — вздохнул он. — Я сейчас занят, но приеду, как только смогу.

Хадсон повесил трубку, сунул телефон в карман и подошел к нам.

— Простите. Джунипер, мы должны рассказать маме. — Он забрал у меня два стакана. — Спасибо.

Я хотела спросить, все ли в порядке, но, учитывая обстоятельства, мне совсем не хотелось выпытывать лишние подробности.

— Твой дядя прав. Мы обязаны ей все рассказать, — сказала я.

— Нет. — Джун решительно покачала головой. — Если бы ты оказалась моей мамой, ей пришлось бы к тебе прислушаться. Но раз ты всего лишь моя тетя, она не разрешит нам видеться! — В ее глазах вспыхнула паника. — Мама ясно дала понять, что до восемнадцати лет не позволит мне искать родных.

Кажется, Хадсон не преувеличивал, когда говорил о Кэролайн. На душе потяжелело. Узнав о существовании Джунипер, а затем тут же лишившись возможности познакомиться с ней поближе, я будто снова потеряла Лину. А если бы той ночью все обернулось иначе, здесь стояла бы не я, а Лина.

— Но ты ведь уже нашла родных, — тихо сказала я. — И что же делать, если нам не позволено видеться? — Я повернулась к Хадсону. — Какой план?

У Хадсона дрогнул подбородок.

— Кэролайн имеет право знать.

— А я имею право хоть на что-то? — перебила его Джунипер со слезами на глазах. — Мама хотела меня удочерить. Алина хотела от меня отказаться. Обе получили что хотели. Но почему всем плевать, чего хочу я? Почему с моими желаниями будут считаться только после совершеннолетия?

— Нам не плевать, — прошептала я, крепче сжав стакан. Все это казалось чрезвычайно несправедливым.

— Твои желания тоже важны, — заверил Хадсон и погладил племянницу по голове.

— Хорошо, — всхлипнула она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Потому что я хочу познакомиться со своими биологическими родственниками.

— Не знаю, как это устроить без разговора с твоей мамой, — ласково сказала я.

— Мы ей скажем, — пообещала Джунипер, переводя взгляд с Хадсона на меня. — Только не сейчас. Сперва ты должна ей понравиться.

Этому никогда не бывать.

— То есть ты по-прежнему хочешь убедить маму, что не все балерины фифы? — спросил Хадсон, приподнимая бровь. Он разгадал ее замысел.

— Двух зайцев одним выстрелом, — призналась Джунипер, вздернув подбородок.

— Кажется, ты сильно недооцениваешь степень неприязни твоей матери к моей… — я запнулась и поморщилась, — нашей семье.

— Ты сможешь ее переубедить. — Она нахмурилась и задумчиво посмотрела в сторону, а потом лукаво улыбнулась. — Дядя Хадсон может пригласить тебя на мой день рождения.

Чего? Я опешила.

— Праздник только для родных и одноклассников, — напомнил ей Хадсон.

— И ведь твой день рождения уже прошел… — От одной мысли о том, что я окажусь рядом с Кэролайн, да еще скрывая такую тайну, у меня вспотели ладони.

— Мы всегда отмечаем мой день рождения накануне Дня поминовения, чтобы могла собраться вся семья. — Джун широко улыбнулась Хадсону, подпрыгивая на носочках. — Так что все складывается идеально! Скажи, что она твоя девушка. Помнишь, в прошлом году мама разрешила дяде Гэвину привести подружку…

Внутри все замерло. Девушка?

— Ни в коем случае, — приподнял брови Хадсон. — Нет.

— Просто притворись. — Джунипер наклонила голову, точь-в-точь как делала Лина. — Ты познакомишься с моей семьей, а я с тобой. Как только мама поймет, какая ты классная, мы всё ей расскажем.

Я растерянно моргала. Интриги, прогулы, нежелание слушаться старших — дух Лины жил в этой девочке, хотя дурное влияние дяди тоже ощущалось. Притворяться девушкой Хадсона, чтобы понравиться Кэролайн, было нелепо и… нет, так нельзя.

— Джунипер… — начал Хадсон.

В дверях раздался шорох.

— Кто тут у нас? — послышался радостный голос Энн, и я резко обернулась. Хадсон сделал то же самое. Энн держала в руках цветочную композицию — высокую вазу с розовыми и зелеными цветами. — Интересные же у тебя знакомые… — Она вдруг побледнела настолько, что почти слилась с цветом белых дверей. — Лина?

Ваза выскользнула у нее из рук и разбилась вдребезги.