Вариация

АЛЛИ

— Аннелли Майерс и Алессандра Руссо, к Софи Руссо, — сказала Энн охраннику у входа в Брукфилдский институт.

Он заглянул в планшет. Напряженное лицо скрылось под черной бейсболкой, а затем показалось снова.

— Проезжайте.

— Спасибо, — ответила Энн и подняла стекло «мерседеса». Ворота перед нами открылись. На газоне в центре круглой подъездной дорожки зеленела густая трава. Живая изгородь вдоль пути была аккуратно подстрижена. Мы проехали метров пятьсот по правой стороне к обширному поместью, которое, как решила наша мать, было создано, чтобы стать ее домом. Это был особняк Позолоченного века. Какой-то нефтяной магнат построил его сто с лишним лет назад, а за последние несколько десятилетий его отреставрировали.

Энн припарковалась на небольшой стоянке рядом с северным крылом. Мы вышли, чтобы немного размяться. Доехали вроде бы неплохо, всего часа полтора от Хэйвен-Коув по побережью. И все же я подозревала, что всю дорогу Энн жутко нервничала, как и я.

— Готова? — спросила сестра, сжимая ремешок сумочки.

— Более-менее. Идем.

Я перекинула ремешок сумочки так, чтобы она висела через плечо, и мы зашагали по извилистой дорожке. Поднявшись по широкой каменной лестнице, мы прошли между колоннами на крыльцо.

Пока мы стояли на пороге, мой телефон завибрировал. Я торопливо просмотрела сообщение.

Точно, уже завтра… При одной мысли об этом я тут же устала.

— Все в порядке? — спросила Энн, сдвинув солнечные очки на макушку.

— Хадсон спрашивает, не передумала ли я провести завтрашний день на пляже с его семьей.

Пальцы в нерешительности зависли над экраном.

— И что ответишь? — озабоченно нахмурила брови Энн.

Нелегко объяснить, почему меня так пугает перспектива два дня подряд приводить себя в порядок и изображать веселье — ведь именно этого все и ждали. Во многом поэтому я и сбежала из Нью-Йорка в летний дом.

— Не передумала. Буду рада повидаться с Джунипер.

И с Хадсоном.

Дважды прозвучал звонок, и Энн открыла дверь. Мы вошли в фойе, отделанное мрамором и украшенное римскими скульптурами, и предъявили удостоверения личности, чтобы нас пустили дальше. Мама готова была уделять внимание лишь четверым.

Мы приготовились ждать.

Вероятно, это означало, что она ограничится сверлящим взглядом.

Можно решить, что у нас свидание. Но ведь и предполагалось, что мы встречаемся.

Я сунула телефон в задний карман.

— Как тихо, — отметила Энн, окинув взглядом пустой коридор с правой стороны, а затем с левой. — Видимо, занятия еще идут.

— Когда ты была здесь в последний раз?

Я расправила складки на черной блузке, а вот с измявшимися в дороге шортами ничего было не поделать.

— В прошлые выходные, — сказала с улыбкой Энн.

Мимо нас торопливо прошла женщина с идеально гладким пучком на голове и с блокнотом в руках.

— А ты?

— Чуть больше месяца назад.

Я осмотрела пальцы, чтобы проверить, не осталось ли у меня под ногтями грязи.

— Она позволила мне пробыть у нее ровно столько, сколько ей потребовалось, чтобы выразить свое разочарование, а затем выставила за дверь. Сказала, что опаздывает на урок.

— Похоже на маму, — пробормотала Энн.

По широкой лестнице, покрытой ковром, к нам спустилась Рейчел — новоиспеченная мамина любимица.

— Она наверняка рассердится, что мы явились в будний день.

— Девочки, как я рада вас видеть! — воскликнула Рейчел. От улыбки в уголках ее глаз и губ появились морщинки. На ней был светло-голубой свитер под цвет глаз, рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. — У нее есть немного времени до следующего занятия. Почему бы вам не подняться к ней?

Рейчел повела нас на второй этаж по покрытой ковром изгибающейся лестнице.

— К ней заходил кто-нибудь еще? — спросила Энн.

Костяшки пальцев на ремешке ее сумочки побелели так, что позавидовал бы и Каспер.

— Пару недель назад заходила мисс Элоиза, но, если вы спрашиваете, была ли здесь ваша сестра… — Рейчел покачала головой.

— Конечно нет, — пробормотала Энн.

Мы повернули налево, в северное крыло, и миновали несколько запертых комнат. Из-за каждой двери доносилась классическая музыка.

— В каком она сегодня настроении? — спросила я, и у меня свело живот.

Когда мама была не в духе, но снисходила до разговоров со мной, я ограничивалась в основном односложными ответами. Особенно после январского падения, когда я поставила ее в неловкое положение. Зато к Энн мама обычно была благосклонна.

— Пока что в неплохом, — сказала Рейчел и задумчиво кивнула. — Хоть и накричала на одного из новых сотрудников за опоздание.

— Ее можно понять.

Рейчел открыла двойные шестипанельные двери маминых апартаментов, и Энн побледнела.

Интерьер был оформлен в пастельных тонах. Мама сама подбирала все детали, от изысканной зоны отдыха с велюровым диванчиком и стульями в тон до такой же обивки на изголовье кровати со множеством подушек. Стены были увешаны черно-белыми фотографиями. На них были запечатлены мы с мамой на разных этапах нашей карьеры. На прикроватной тумбочке стояла единственная фотография отца. На стекле различались отпечатки пальцев.

Мама стояла в дальнем конце апартаментов у огромного окна, повернувшись к нам в профиль. Она рисовала очередной портрет очередной балерины. Ее волосы были аккуратно уложены, и, насколько я разглядела, на розовой блузке и черных брюках, сшитых на заказ, не было ни пятнышка краски.

— Софи, — тихо позвала Рейчел. — Пришли ваши дочери. До следующего занятия у вас есть примерно двадцать минут.

Она похлопала нас обеих по спине и выскользнула за дверь, оставив наедине с мамой.

Мы с Энн посмотрели друг на друга. Я подняла руки, и она сделала то же самое.

— Раз, два, три, — беззвучно сосчитала я и вытянула руку ладонью вниз.

Энн показала два пальца.

Ножницы побеждают бумагу. Вот черт!

— Мама?

Я прошла вперед по блестящему паркетному полу мимо зоны для бесед справа от меня и двери слева, ведущей в ванную, и остановилась метрах в трех от нее.

— Нам с Энн надо с тобой поговорить.

Мама повернула голову и испепелила меня взглядом, задержав его на кедах «Вэнс». Она открыла, а затем закрыла рот, будто поверить не могла, что я это на себя надела.

— Пятая.

Тьфу ты! Я вздохнула и бросила взгляд на Энн.

— Пятая! — крикнула мама.

Я приставила ноги друг к другу, правую перед левой, носки в разные стороны.

— Раскоряка.

Сказав это, она снова принялась наносить тонкие мазки на юбку балерины.

По крайней мере, ее критика была быстрой и лаконичной.

— Мы хотели спросить тебя о Лине.

Кисть на мгновение замерла, а затем она продолжила с таким видом, словно я ничего не сказала.

Я опрометчиво решила продолжать. Может, мама вообще не захочет говорить о Лине, но нам нужны ответы.

— Мы с Энн приехали в летний дом, как ты и хотела, — сказала я в надежде, что выполненная просьба расположит ее ко мне. — В Хэйвен-Коув.

Мама продолжала рисовать.

— Полы в студии необходимо натереть воском. Она унылая и безжизненная.

— Так и сделаем, — пообещала я.

— Совсем как твои танцы. Уныло и безжизненно.

Она взяла стакан с водой и ополоснула кисточку.

— Этого не исправишь.

Ах, так мы уже перешли к той части визита, где она издевается надо мной. Прекрасно. Я оглянулась через плечо на Энн, в открытую умоляя о помощи.

— А еще Алли встречалась с Хадсоном Эллисом, — сказала Энн, направляясь ко мне и на ходу открывая сумочку.

Мамина кисточка замерла прямо в розовой краске, и я вздрогнула, хоть и помнила, каков был план. Если мама знала о Джунипер, может, она знала и тех, кто ее растил.

— Речной мальчик?

В ее голосе сквозило презрение.

— Да, тот самый.

У меня получилось не вздрогнуть. Когда мама в первый раз застукала меня на пляже с Хадсоном, она сказала: «Этот мальчик как река: радует глаз, но мы там не плаваем».

Когда она застала нас во второй раз, меня на две недели посадили под домашний арест и заставили дополнительно заниматься в студии.

— Рада тебя видеть, мама, — сказала Энн.

Оставалось лишь надеяться, что ей повезет больше меня.

Мама окинула ее таким же оценивающим взглядом, а затем улыбнулась:

— Энн.

Огонек надежды у меня в груди засиял зеленым светом.

— Привет, мам!

Энн встала между нами, наклонилась и поцеловала маму в щеку.

— Алли прекрасно выглядит, скажи? Она уже приступила к занятиям и скоро вернется на сцену.

— К осени, — сказала я, выйдя из пятой позиции. — Возможно, Василий добавит в афишу балет, который поставил для меня Айзек Бёрдан.

— Вторая! — рявкнула она.

Серьезно?

Энн бросила на меня умоляющий взгляд, и я поставила ноги во вторую позицию.

— Василий сам выбирает, что по вкусу ему, — сказала мама моей сестре, а затем обернулась на меня и нахмурилась. — Раскоряка.

Черт подери, я все сделала идеально!

— Ему нравится Алли, — осторожно сказала Энн. — И всегда нравилась.

— Ему нравилась Лина, — отрезала мама, сжав кисть. — Алли не прима.

Потрясающе! Да и Лина примой не была, раз он не продлил с ней контракт и ей пришлось приехать к нему в Нью-Йорк, чтобы умолять пересмотреть это решение. Я могла бы поспорить, что мой уровень выше, если бы для мамы это имело хоть какое-то значение. Но теперь я была просто-напросто дочерью, упавшей на глазах у всего Нью-Йорка.

Я вздохнула, и тем самым совершила ошибку.

— Третья! — рявкнула мама.

Стопы расположились под правильным углом, совсем как мои ожидания. Я могла бы стать самой молодой примой в истории труппы, исполнять танцевальные партии, созданные специально для меня, заслужить признание критиков, но пока я не получила этот редкий, экстраординарный титул, для мамы все это не имело никакого значения.

— Линии кривые. Ноги-раскоряки.

Мама сама встала в позицию.

— Третья.

Я изменила позу, хотя она и так была безупречной.

— Третья.

От ее взгляда волосы у меня на затылке встали дыбом. Она вернулась к картине.

— Мама, мы знаем, что у тебя скоро начнется занятие. — Энн достала из сумки фотографию в рамке и показала маме. — Просто мы хотели спросить тебя об этом.

Мама уставилась на снимок:

— Лина…

На ее лице появилась улыбка.

— Ты знала, что она была беременна? — спросила Энн.

Мама замерла. У меня участился пульс. Она моргнула, затем повернулась к картине и отошла в сторону. Было понятно, что она замкнулась и мы ничего от нее больше не добьемся, но Энн попробовала еще раз:

— На этом фото, где вы вдвоем, Лина на седьмом месяце беременности. Ты знала?

— Мама, поговори с нами, — тихо попросила я.

— Четвертая!

Я подчинилась.

Энн глубоко вздохнула:

— У Лины был ребенок?

Мама покачала головой. Кисточка соскользнула, оставив розовые разводы на красном занавесе над сценой.

— Ну вот, все испорчено.

Она бросила кисточку в стакан с водой.

— Уходите. У меня занятие.

Пульс бешено застучал в моих ушах. Черт, она все знала!

— У Лины родилась девочка, — сказала я, отступив в сторону. — Ее зовут Джунипер.

— Не смейте. Больше. Об этом. Спрашивать, — выдавила мама.

— Но как! — воскликнула Энн, подавшись вперед. — Ты помогла ей отдать ребенка? А нам почему не сказала?

— Кто ее отец? — добавила я, но тут же замолчала. Позади нас открылась дверь.

— Вы тут, девочки, — сказала с порога Рейчел. — Софи, Эль Гиббонс надеется, у вас найдется несколько минут, чтобы оценить ее вариацию Авроры перед занятием.

— Нет.

Мама взяла кисть и, обмакнув ее в красную краску, принялась закрашивать розовый промах.

— Пятая.

Я была сокрушена, но встала в указанную позицию. Энн убрала фотографию в сумочку. Мы доверяли Рейчел, но этот секрет касался не только нас.

— Отец Эль — важный спонсор, — напомнила маме Рейчел. — Это займет всего минуту.

— Мы это еще обсудим, — тихо сказала маме Энн.

— Нет, — возразила мама. — Тандю!

Я послушно исполнила движение, хоть и была в обуви.

— Мы должны знать, — прошептала я.

— Релеве! — приказала она, взяла стакан с водой в руку и обмакнула кисточку, чтобы сполоснуть.

— Не могу.

Я покачала головой. Подниматься на цыпочки у меня пока что не выходило.

— Может, оставишь нас на пару секунд? — спросила Энн, проходя к Рейчел мимо меня.

— Тогда все расписание будет нарушено, — извиняющимся тоном ответила Рейчел.

— Релеве!

Мама посмотрела на меня.

— Не могу, мам. Лодыжка еще не зажила.

Не успела я расслабиться, как мама запустила в меня стаканчик с водой и кисточкой. Пластик со стуком ударился о деревянную поверхность в паре метров от меня. Вода забрызгала ноги. Я ждала, что меня охватит стыд и я снова расстроюсь из-за того, что разочаровала маму. Однако ничего не произошло.

Теперь она была водой, а я — решетом. В притупившихся чувствах были свои преимущества.

— Мама! — закричала Энн.

— Ой, Алли…

Рейчел промчалась мимо меня в ванную и вышла оттуда, протягивая пушистое розовое полотенце.

— Спасибо.

Я вытерла ноги, жалея лишь об испорченных розовых кедах, забрызганных краской с водой.

— Мне очень жаль, — сказала Рейчел, оглянувшись через плечо на маму. — Софи, как вы могли?

Я выпрямилась и посмотрела прямо на маму:

— Легко. Хотя обычно не на людях.

Рейчел ахнула, а мама сжала кулаки.

Зря я это сказала.

— Это должна…

Лицо мамы покрылось красными пятнами, ее взгляд упал на фотографию Лины слева от меня, и она закрыла рот.

— Давай договаривай, — сказала я, вздернув подбородок. — Мне не впервой, а тебе, может быть, станет легче.

Ну хоть кому-то из нас.

— Мама… — предостерегла ее Энн.

Но она ткнула в меня пальцем, отчеканивая каждый слог:

— Должна. Была. Быть. Ты.

— Мама! — крикнула Энн. — Возьми свои слова обратно!

— Да…

Я медленно выдохнула. Слова острыми когтями сжали мое сердце. Они врезались туда, где, как я была уверена, раны заросли настолько плотной рубцовой тканью, что я уже ничего не чувствовала. Но даже онемению есть предел, и меня пронзила резкая, тупая, разрушительная боль.

— Я и сама почти каждый день жалею, что это была не я, — честно ответила я.

Меня охватил гнев. Она знала о Джунипер и не сказала нам. Она не хотела нам говорить.

— Алли, нет, — прошептала Энн, дотянувшись до моей руки и крепко ее сжав. — Не надо так.

— И все же мне интересно: как бы ты поступила с Линой, когда и она не вписалась бы в твои нечеловеческие стандарты? Кого бы ты винила тогда?

Одной рукой я вцепилась в полотенце, как в спасательный круг, а другой — в Энн.

— Убирайся сейчас же.

Не сказав больше ни слова, мама указала мне на дверь и вышла из апартаментов. Рейчел поспешила за ней.

— Даже сейчас она защищает Лину, — пробормотала Энн.

На мамину помощь рассчитывать бессмысленно. Придется самим.