Вариация

АЛЛИ

Час спустя мы стояли спиной к обрыву и бросали теннисные мячи во двор, чтобы Сэди их приносила.

— Как-то… слишком, — отметила Кенна.

— Я ужасный человек, да? — спросила я, натягивая рукава толстовки на ладони.

— Как считаешь, есть хоть один шанс, что я удостою тебя ответом?

Она искоса взглянула на меня. К нам подбежала Сэди.

— Чувствую себя ужасно.

Я взяла у Сэди еще не совсем заслюнявленный мячик и бросила его еще раз, стараясь не попасть в бассейн. Оказывается, ретриверы обожают воду, но сушить их феном приходится целую вечность.

— Потому что ты поцеловала мужчину, из-за которого почти полжизни была сама не своя? Или потому что ты тайком от мамы этой девочки, без ее ведома, пытаешься ею манипулировать? А может, потому что сбежала из системы поддержки во время реабилитации после серьезной травмы, не отвечала на звонки, вынудила меня арендовать машину и сесть за руль — чего я не делала с тех пор, как вернулась на Манхэттен, — чтобы доехать из самого маленького аэропорта в мире, потому что здесь, в прибрежном городке из книг Николаса Спаркса, невозможно вызвать такси?

Поднялся ветер, и она перекинула длинные черные локоны через плечо.

Я представила все, что она описала, и во рту появился кислый привкус. Когда вещи называют своими именами, это очень бодрит.

— Да, — наконец ответила я. — Все так.

Сэди нашла ярко-желтый мяч и побежала обратно по траве вокруг бассейна.

— И что мне теперь со всем этим делать?

— А я почему должна знать?

Кенна наклонилась и забрала у Сэди мяч.

— Потому что ты самая умная женщина на свете. Черт, ты в двадцать окончила колледж, в двадцать три — мединститут.

Сама я даже в колледже не училась. Всю свою жизнь с семнадцати лет я посвятила труппе — сразу же после того, как получила аттестат на домашнем обучении.

— Алли, я спортивный врач, а не мозгоправ. — Кенна бросила мяч, и он приземлился где-то рядом с кустами. — О чем, черт возьми, ты думала, заводя собаку? Ты же знаешь, что Василий не пустит ее в студию. Этот мужик ненавидит все, что приносит радость. А там ты проводишь по двенадцать часов в день. Ты просто катастрофа, Алли.

— Знаю.

Я посмотрела, как Сэди цапает мяч. Вот бы счастья можно было достичь так же легко.

— Как там Маттиас?

Кенна расплылась в улыбке:

— Все тот же идеальный парень. По-прежнему слишком много времени проводит в больнице, но этого и следует ожидать от хирурга в ординатуре. Не уходи от темы, это не моя жизнь пошла под откос. Как дела у мамы?

Сэди примчалась обратно, перепрыгнув через шезлонг во внутреннем дворике.

— Зверствует. Рейчел сказала, что твоя мама была у нее пару недель назад.

Элоиза была единственной, кроме нас, кого мать разрешала пускать в кампус. Они танцевали вместе больше десяти лет.

— Как она?

— Говорит, что нормально, — вздохнула Кенна. — Она с головой ушла в эту возню с советом директоров труппы. Мне кажется, она компенсирует отсутствие твоей мамы и отвлекается от мысли, что ее лучшая подруга не вернется в Нью-Йорк.

— А говоришь, что ты не мозгоправ.

Сэди уронила мяч к моим ногам, тяжело дыша и вывалив язык.

— Мне правда стыдно, что я не перезвонила.

— Знаю. Это тебя не оправдывает, но я ведь и сама несколько раз пропадала.

— Ты училась в ординатуре. Это совсем другое дело.

Друзья без труда поймут, когда у тебя выдался дурацкий день. Мы же с Кенной чувствовали, когда у одной из нас дурацким оказывался целый год.

— В последний раз, — сказала я Сэди и изо всех сил швырнула мячик. — Ты спросишь меня о лодыжке?

— Нет, если только ты сама не хочешь о ней поговорить, — сказала Кенна, посмотрев на меня. — Я приехала не как врач труппы, а как твоя подруга. По документам я в трехдневном отпуске. Никто, кроме Маттиаса, не знает, что я тут.

Обхватив себя руками за талию, я перевела взгляд с Сэди на бескрайние просторы океана за утесом. Океану не важно, буду я танцевать или уйду со сцены, поцелую Хадсона или сбегу. Волны накатывали вне зависимости от моих отношений с Джунипер и будут накатывать еще долго после того, как от нас останутся одни воспоминания. Мысль о собственной незначительности была утешительной, и я наконец сказала все как есть.

— Я говорю себе, что все будет хорошо, но не знаю, удастся ли мне восстановиться, — призналась я шепотом, впервые позволив этим словам сорваться с губ. Наделила их голосом… наделила их силой. — Но я знаю, что не смогу восстановиться там, где каждый солист наблюдает за мной и осознанно или подсознательно надеется, что у меня ничего не выйдет.

— Я понимаю. — Она окинула взглядом задний двор. — Не уверена, что отшельничество тебе на пользу. И не важно, какое тут у вас оборудование, — меня оно не заменит.

— Это понятно.

Я взяла мяч у Сэди и погладила ее по голове.

— Тебе нужна моя помощь? — спросила Кенна.

Искра надежды вспыхнула в груди, но тут же угасла.

— Я не могу проходить реабилитацию в Нью-Йорке, а Василий ни за что не позволит тебе приехать сюда и работать только со мной. Ты слишком важна для труппы.

— Это не ответ. Ты бы удивилась, если бы узнала, на что Василий готов пойти ради тебя. Ваш балет «Равноденствие» не стали убирать из шорт-листа осеннего сезона, а ведь ты пока даже не вернулась на сцену.

Кенна присела на корточки погладить Сэди. Идеально сшитые брюки тут же покрылись собачьей шерстью.

— Буду признательна, если осмотришь меня, пока ты здесь.

Итак, я попросила о помощи.

— Тогда так мы и поступим.

Она выпрямилась, встала на цыпочки и выглянула на пляж внизу. Я шагнула ближе:

— Что ты ищешь?

— Хотела посмотреть, не бродит ли по пляжу белый мужчина средних лет в поисках искупления и бутылки со старыми любовными письмами.

Я фыркнула.

— Нечего надо мной смеяться, Алессандра! Я проехала весь этот город насквозь. Мы обе знаем, что, как только наступает День благодарения, здесь тут же появляется табун фермеров, которые выращивают рождественские елки. И они только и ждут какую-нибудь девушку с Манхэттена, чтобы рассказать ей об истинном значении праздников, а заодно и завладеть ее душой. — И она с отвращением вздрогнула.

Уже развернувшись к дому, мы увидели Энн. Она вышла из задней двери, держа в руках очередной образец настольного декора. Сестра вздрогнула, но тут же улыбнулась:

— Кенна! Я не знала, что ты приедешь!

Кенна изобразила улыбку, увидеть которую я не пожелала бы и злейшему врагу:

— Как дела, соучастница?

— Давай изменим нагрузку и посмотрим, как ты справишься, — сказала Кенна два дня спустя.

Я лежала на прыжковой доске в домашнем спортзале. До сих пор я тренировалась с весом меньше своего.

— Звучит как сущая пытка. Давай.

Я вытянула руки вдоль тела, сжала кулаки и уперлась ногами в платформу.

— Я за то, чтобы ты справилась, а не упала, — сказала Кенна, поднявшись из-за тренажера. — Судя по тому, что я видела, ты готова.

Она подошла к краю доски, слегка наклонилась и сосредоточенно посмотрела на мои ноги.

— Согни ноги в плие.

Я наклонилась, и подплечники тренажера скользнули в такт моим движениям.

— Теперь согнись в деми-пуант, — скомандовала Кенна.

Я перенесла вес тела на подушечки пальцев ног, а затем сконцентрировалась на артикуляции стопы и стабилизации лодыжек. Ниже талии все ныло, но я не обращала на это внимания. Это была вторая тренировка за день. После вчерашних полноценных занятий все тело напоминало мне, насколько я не в форме.

— Теперь в релеве, — велела Кенна.

Правая лодыжка едва не задрожала, но я выпрямила ноги. Прыжковая доска оказывала дополнительное сопротивление для имитации того, как я переношу вес.

На лбу выступили капельки пота.

— Сейчас я тебя прямо-таки ненавижу, — пискнула я.

— Бла-бла-бла… Таз вниз.

Я медленно поставила пятки на доску.

— Такое ощущение, что она вот-вот закачается.

У входа в студию послышались шаги, и по звуку я поняла, что это Энн.

— Когда-то же надо начать доверять собственному телу.

Кенна встала и скрестила руки на груди:

— Повтори.

— Ты уверена, что ей уже можно вставать в релеве? — нахмурилась Энн, подойдя к Кенне.

— Я уверена, что, кроме меня, здесь нет ни одного врача, — возразила Кенна.

— Прекратите спорить.

Я постаралась не обращать внимания на боль и через силу повторила движение.

— Разве это спор, если я уже одержала верх? Давай еще раз.

Пока я повторяла опять, Кенна следила за моей лодыжкой.

— Выглядишь уверенно.

— Ей же больно, — запротестовала Энн.

— Ну и? Тебе хоть раз не было больно, когда ты танцевала?

Кенна обошла меня справа и присела посмотреть, как я выполню упражнение еще раз.

— Я осмотрела ее вчера утром, потом снова, после вечерней тренировки. До стопроцентного выздоровления ей еще далеко, но она готова набирать форму. После операции прошло почти пять месяцев. Она проделала огромную работу для восстановления икроножных мышц. Ей не хватает лишь уверенности в своих силах.

— Хватит говорить обо мне так, будто меня здесь нет.

Я сделала упражнение еще раз и выдохнула. На коврике прямо мне в правое ухо зажужжал телефон.

— Продолжай, а я посмотрю, что там.

Я еще раз приступила к релеве, а Кенна между тем подобрала мобильный.

— Надо же, с моего приезда уже четвертое сообщение от некоего Хадсона Эллиса.

Энн подалась вперед:

— И что пишет?

— Как же здорово наблюдать за собственной жизнью со стороны, — пробормотала я, медленно опускаясь.

— Так перестань наблюдать и действуй! — Кенна протянула мне телефон.

Все это пришло за последние полтора дня.

Тьфу! Было бы куда проще игнорировать его, если бы я не проживала заново этот чертов поцелуй всякий раз, как закрывала глаза. Я вздохнула и села, оседлав тренажер.

— Давайте пообедаем.

Ели мы за кухонным островом. Я оставила сообщения без ответа, потому что не знала, что сказать.

Кенна, сидевшая справа от меня, подцепила вилкой очередной кусочек лосося.

— Очень вкусно, Энн. Спасибо за угощение.

— Пожалуйста. Рада стараться! — ответила Энн слева от меня, ткнув вилкой в свое блюдо. — И знаешь что? Я не соучастница!

Я застонала и наклонилась поправить гетры. Предчувствие подсказывало, что после обеда Кенна поставит меня к станку.

— Ты так с тех пор об этом и думаешь? — спросила Кенна.

— В Нью-Йорке она погибала, — выпалила в ответ Энн, наклонившись вперед, чтобы посмотреть на нее из-за меня.

— Она погибала? — спросила Кенна. — Или ты?

Я звякнула вилкой о тарелку.

— Она только и делала, что тренировалась, прикладывала лед к лодыжке и спала. Ева не могла вытащить ее ни на одну встречу или хотя бы заставить сходить в студию повидаться с людьми. Так что да, я привезла ее в летний дом с полностью оснащенным тренажерным залом и таким же оборудованием для реабилитации, что и у нашей труппы. Тут есть полноценная балетная студия, а еще она сменила обстановку. Если ты считаешь это соучастием, прекрасно, — сказала Энн, разводя руками. — Значит, я соучастница.

— Энн, — сказала я ей с укором.

— Подумать только, ты всегда была такой уравновешенной, — пробормотала Кенна.

— И нам обеим известно, что ради Алли я готова на все, — продолжала Энн. — В том числе уехать с Манхэттена и уже отсюда жонглировать всеми задачами по организации гала-концерта. И да, я хочу, чтобы она поправилась и вернулась на сцену, если она сама этого хочет. И все же счастье Алли для меня гораздо важнее, чем ее статус примы.

Сестра откинулась на спинку стула.

— Ничего, что я присутствую при вашей дискуссии? — спросила я.

— Все это верно, — согласилась Кенна. — И все же ты соучастница. Ты замечательная сестра, Энн. Но не преподаватель балета.

— Вот этого я не отрицаю, — вздохнула Энн и уже спокойнее принялась за рыбу. — Но Алли переросла студию Мэдлин.

Она шутила, хотя вряд ли у Мэдлин была единственная студия в округе. Уж точно не с ее неизменным расписанием только в дневное время.

— А поблизости еще кто-нибудь преподает? — спросила я. — Не для себя спрашиваю, просто интересно, какие студии приглашены на «Классику».

До конкурса оставалось два месяца.

— Парочка студий есть, — кивнула Энн. — У Джерарда, Винни Уотерс, Куинн Хокинс…

— Куинн Хокинс открыла студию? — Мои брови поползли вверх.

— Да, около года назад, — сказала Энн, взмахнув вилкой. — Она перебралась под Седарвилл. А что? Когда ты видела ее в последний раз?

— Ни разу с того года, когда Ева последний раз выступала в «Классике». — Если я ничего не путаю, ей было восемнадцать. — Получается, семь лет назад? По-моему, она тогда заняла второе место.

Энн кивнула:

— Я вроде бы слышала, что она порвала крестообразную связку. Как бы там ни было, после этого ее карьере довольно быстро пришел конец.

— Печально, — пробормотала я.

— Это точно, — согласилась Кенна. — Но она не ты.

После еды Кенна велела мне идти к станку.

Я босиком прошла на свое привычное место к третьей зеркальной панели и приготовилась к боли.

Кенна занималась со мной с энтузиазмом преподавателя, совсем как ее мать, но следила за мной как врач. Энн нервно наблюдала и записывала упражнения, на которых Кенна рекомендовала мне сосредоточиться в ближайшие несколько недель.

— Не могу, — покачала я головой после очередной ее команды.

По затылку стекал пот, все мышцы ныли.

— Можешь, — поправила она меня. — Просто не хочешь, и в этом, как мне кажется, половина проблемы. — И она забарабанила пальцами по станку.

— Неправда, — резковато возразила я.

— Докажи.

Кенна указала на мои ноги. Внутри все сжалось от страха.

— Ну же! С тобой такое уже было. Ты знаешь, каково это. — Тут она наклонилась и понизила голос: — Никому в этой комнате нет дела до того, что все не идеально. Софи здесь нет. Если ты сама не хочешь, никто не будет тебя винить. Хочешь уйти со сцены пораньше? Сбежать от деспотичной труппы? Я напишу письмо, сообщу, что эта травма ставит крест на твоей карьере. Я тебя прикрою. Но если есть хоть один шанс, что ты все еще хочешь остаться ведущей танцовщицей, тогда вперед! Время отдыха закончилось — настала пора действовать. Чего ты хочешь, Алли?

Почему в последнее время все задают мне этот вопрос?

Я взглянула на фотографию, где мы были вчетвером, и на сияющую, заразительную улыбку Лины. Потом перевела взгляд на Энн, которая что-то записывала в блокнот. Окажись они моем месте, обе цеплялись бы за шанс изо всех сил.

Мама не согласится ни на что, кроме моего возвращения в ее труппу в качестве примы.

Я поставила ноги в первую позицию и опустилась в деми-плие, не обращая внимания на жжение над правой пяткой. Лопатки вместе. Плечи вниз. Я вытянулась в релеве, и жжение охватило меня до кончиков пальцев ног.

Заднюю часть икры пронзила тупая, но стойкая боль. Я уняла ее привычным способом — притворилась, что ничего не происходит, и напрягла бедра с корпусом. Однако квадрицепсы и ягодичные мышцы напомнили мне, что игра слишком затянулась.

Но лодыжка не дрогнула, не затряслась и не зашаталась. Она возмутилась, но вынесла все, чего я от нее потребовала.

Кенна улыбнулась:

— Повтори-ка.

Я выполнила каждое заданное упражнение. К тому времени, как мы закончили, лодыжка пульсировала с такой силой, что отмахнуться было невозможно.

— Приложи лед. Выглядишь намного лучше, чем думаешь, — сказала Кенна, пока я делала заминку с растяжкой. — После операции прошло двадцать недель? На гала-концерте ты всех поразишь. Это заткнет рот Шарлотте и прочим сплетницам.

— Через две недели? — спросила Энн.

— Гала-концерт через две недели?

Я села, закинув ногу на ногу, а затем наклонилась вперед, чтобы расслабить спину.

— Да, — ответила Энн, сузив глаза. — Я работала над ним несколько месяцев, так что даже не думай отлынивать. Ты пойдешь в музей, даже если мне придется тебя тащить.

— Вот это — не соучастие, — с усмешкой сказала Кенна.

— Не переходи на ее сторону. — Я покачала головой и села. — Конечно пойду. Утром написал Василий. Он хочет поговорить со мной и Айзеком. А значит, речь пойдет о «Равноденствии».

Кенна присела на зеленый фитнес-мяч.

— По-моему, раз специально для тебя создали роль, она стоит любых усилий.

— Я уже подтвердила приглашение для тебя и Хадсона, — сказала Энн, сунув под мышку блокнот.

Хадсона? В животе что-то затрепетало, но явно не бабочки. Больше походило на ос.

— Я не пойду с Хадсоном. Я практически уверена, что наши притворные отношения остаются только в пределах этого округа.

Взять Хадсона с собой в Нью-Йорк? Даже если бы он захотел поехать, в чем я сомневалась, это означало бы впустить его в мою настоящую жизнь… где он в любой момент мог снова причинить мне боль.

— Еще как пойдешь, — возразила Энн, кивая на каждом слове. — Ты же сама мне сказала, что у Кэролайн и это вызвало вопросы.

— Было такое, — подтвердила Кенна, подпрыгивая на мяче.

— Там же будут фотографы и журналисты…

— Вот именно, — кивнула Энн, махнув на меня шариковой ручкой. — Кэролайн увидит фотографии, и мы на шаг приблизимся к тому, чтобы она приняла ваши отношения и, соответственно, нашу семью. Если ты не заметила, все идет не слишком хорошо. Сроки вроде как поджимают, поскольку в августе ты вернешься в Нью-Йорк.

— И ты тоже. И все увидят фотографии. Ты просишь меня выставлять на всеобщее обозрение отношения, которых нет. — Я развела ноги. — Может, поддержишь меня? — Я подняла брови, глядя на Кенну.

Она подпрыгнула на мяче и сказала:

— По-моему, вся эта ситуация — бомба замедленного действия. Но если у меня есть шанс увидеть мужчину, который буквально разрушил все твои отношения, даже не подозревая об этом, а теперь изо всех сил пытается на один вечер вписаться в твой мир, тут я на стороне Энн. Забавный выйдет вечерок.

— Спасибо. — Энн улыбнулась и расправила плечи, а затем склонила голову набок. — Погоди, ты сказала, эта ситуация…

— Бомба замедленного действия, которая взорвется у вас перед носом, — кивнула Кенна. — Я понимаю, девочка дочь Лины, и вы, вероятно, испытываете какие-то невероятно сложные чувства по поводу того, что она — последняя живая частичка сестры, и вам определенно следует обсудить это со своими психотерапевтами, но сейчас выслушайте меня. — Она перестала прыгать на мяче. — Если бы она была дочерью одной из вас, как бы вы сами к такому отнеслись? Это же самый настоящий обман! Как бы поступили вы, если бы все раскрылось?

Я вздрогнула. Не то чтобы меня не посещали те же мысли.

— Если бы она была моей…

Голос Энн дрогнул. У меня сжалось сердце, но она откашлялась и попыталась взять себя в руки.

— Хочется думать, что я была бы счастлива знать, что в мире существует больше людей, которые любят мою дочь. Со мной такие неоднозначные визиты не понадобились бы. Мы всего лишь хотим поближе познакомиться с племянницей.

Кенна посмотрела на меня.

— Меня волнует, чего хочет сама Джунипер, — сказала я, взяв бутылку с водой, и поднялась. — По-моему, несправедливо заставлять ее ждать еще восемь лет, чтобы посмотреть в медкарту и узнать, откуда она родом. И да, у меня смешанные чувства по поводу того, чем я обязана Лине и входит ли туда помощь ее дочери в танцах, которыми занималась и она.

— Не хотела бы оказаться на вашем месте, — призналась Кенна и встала. — Думаю, на сегодня хватит.

— Ты отлично справилась, Алли. Схожу за льдом для лодыжки.

— Спасибо.

— Для этого и нужны старшие сообщницы.

Энн вышла из студии, и Кенна подошла ко мне поближе.

— Тебе стоит начать прыгать на трамплине в полную силу и усиливать сопротивление.

Я кивнула:

— Спасибо, что приехала.

— Еще бы. Ты бы сделала то же самое ради меня, — сказала она и быстро взглянула на открытую дверь. — Скажу две вещи. По медицинским показаниям тебе уже можно на пуанты. Нянчиться с тобой я не буду и не скажу, что не стоит с этим торопиться. Ты знаешь свое тело. Делай с этой информацией что хочешь.

Я торопливо сглотнула внезапно возникший в горле комок.

— А вторая?

— Ты ничего не должна Лине, — тихо сказала она. — Чего бы это ни касалось, будь то Джунипер, мама, сестры или карьеры.

Но я так не считала.

— Я же выжила, — прошептала я.

— Ты не вернешь Лину, даже если посвятишь ей свою жизнь.

Кенна одарила меня грустной понимающей улыбкой и направилась к двери.

Я осталась наедине с путаницей в мыслях и закрыла глаза, а затем сосредоточилась. Мне хотелось, чтобы хаос стих и я смогла принять все необходимые решения, начиная с самых простых.

Во-первых, раз мне уже можно встать на пуанты, я начну завтра же, и точка.

Во-вторых, я взяла телефон и написала Хадсону сообщение.

В-третьих, я открыла браузер и запустила поиск.

Я зашла на сайт и выбрала вкладку с расписанием. Пролистала его, и у меня вырвался вздох злости и досады.

— Да чтоб тебя, Джунипер!